Путешествие на «Тригле» - Сахарнов Святослав Владимирович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/36
• Следующая

Оно стреляло гарпуном. Две стальные пружины вились бок о бок вдоль металлического ложа.

— Этим ружьем можно убить кита, — сказал как-то Марлен.

Я не понял, шутит он или всерьез.

Разве можно такое страшное оружие оставлять на стене, без присмотра?

Однажды, когда Марлена не было, я снял ружье со стены и попробовал взвести курок. Тяжелые пружины едва шевельнулись.

Я понял, почему Марлен не боится за ружье.

Кроме него, с ружьем никому не справиться!

Мы ходили по шхуне растрепанные и волосатые.

Один Веня в аккуратной соломенной шляпе.

— Очень милая шляпка. Где ты ее достал? — спросила однажды Кая.

— Не твое дело, — обиделся Веня.

— Позор! — сказал Марлен. Он давно присматривался к Вениной шляпе. — На корабле — такая панама! Нас примут за диверсантов и арестуют.

— Это бриль, — гордо возразил Веня.

— Вот и хорошо. Выброси его за борт.

Марлен до сих пор не простил Вене случай со мной.

Потянулись скучные дни.

Каждое утро «Тригла» снималась с якоря и шла в «точку»— к заранее намеченному месту.

Таких «точек» Марлен наметил сорок.

В «точке» Марлен и Дима осматривали дно. Веня брал станцию. Я записывал рыб.

Каждый день одно и то же.

Вначале мы с нетерпением ждали возвращения водолазов. А вдруг сегодня нашли?

— Нет! — мрачно говорили они.

И мы привыкли.

Мы только вопросительно смотрели на них, а они в ответ только качали головами.

Потом мы перестали смотреть, а они перестали качать.

Тогда все стали пожимать плечами.

— Кто знает, где эти камни? — говорили мы. — Может, никаких отпечатков-то и не было?

Тогда Марлен вытаскивал из бумажника пожелтевшую фотографию.

— Отпечатки были вот здесь, — показывал он.

Я так много думал о древних следах, что как-то ночью мне даже приснился ихтиозавр.

Большой, серый. Сначала он шел по берегу, а потом поднялся на задние лапы и вошел в воду.

Он подошел к «Тригле» и, подняв над ней маленькую злую головку на тонкой шее, зловеще замер.

Я проснулся в холодном поту.

— Эх ты! — сказал Марлен, когда я рассказал ему сон. — По-твоему, ихтиозавры на четырех ногах? А ну нарисуй.

Я нарисовал.

— Это же бронтозавр, сухопутный ящер. А ихтиозавр — морской, вроде зубатого дельфина. Тоже мне художник! Правильного ящера увидеть во сне не можешь!

Больше неправильные ящеры мне не снились.

А дни шли.

Мы съели мясо, капусту. Хлеб зачерствел.

Мы перешли на консервы. За обедом капитан стал класть на стол, для желающих, сухари.

— Но где же камни?

Этот вопрос мучил нас.

— Кажется, я знаю, — сказал наконец Веня. — Камни выветриваются. За миллион лет камень теряет до половины своего веса.

Марлен посмотрел на него уничтожающе.

И тут меня осенило.

А что, если…

Нет, не может быть! Слишком просто! Скажешь — засмеют.

И я промолчал.

На носу шхуны стоял шпиль — здоровенная чугунная тумба.

Она соединялась с мотором.

Когда нужно было вытащить якорь, капитан набрасывал на тумбу якорную цепь. Запускали мотор. Тумба, поскрипывая, начинала крутиться.

Цепь наматывалась на нее, якорь неторопливо и важно показывался из воды.

— Отличная машина! — говорил капитан и шлепал ладонью по ржавой макушке шпиля. — Черта своротит!

Ночью Кая сушила на шпиле купальник.

Больше шпиль не интересовал никого.

Каждый раз, на ночь, мы проверяли, как лежит якорь. Хорошо ли он зарылся в песок?

Однажды Веня, который нырял к якорю, вернулся обескураженный.

— Ничего не пойму, — сказал он, стянув с лица маску и разводя руками. — Вчера все было в порядке, а сегодня якорь лежит поверх песка. Кто-то ВЫРЫЛ его.

— Это еще что такое? — возмутился Марлен. — Дом с привидениями? Кто будет рыться на дне около нашего якоря?

— Морские духи, — сказал Дима.

— И все-таки якорь вырыли, — настаивал Веня.

Дима сложил ладони лодочкой и пошевелил пальцами — это значило: ВОТ ДО ЧЕГО ДОВОДЯТ ДВАДЦАТИНОГИЕ!

Я сидел, привалясь к мачте, и смотрел, как опускается в море солнце. Оно было похоже на лимон. Желтое и приплющенное.

Рядом со мной сидел Веня.

Он шевелил губами.

— Знаешь что, — сказал он, — я, кажется, сочинил стихи. Хорошие стихи: тум-туру-рум-тум, тум-туру-рум-тум… Три строчки сочинил, а четвертую не могу придумать.

— А ну прочти свои стихи! — сказал Марлен.

И Веня прочел:

— Громко плакал и рыдал, — сказал Марлен. — Можешь не стараться, эти стихи я уже где-то читал… Ну и команда! Один ходит в панаме, вторая спит, есть свой Айвазовский. Не хватало Пушкина. А между прочим, время — двадцать ноль-ноль. Кто будет за тебя температуру воды измерять? Раки?..

Двадцать ноль-ноль — это восемь часов вечера. По-корабельному.

Я давно уже понял: на корабле все не так, как на суше.

Пол называется палуба. Комната — каюта. Наш капитан вместо «компас» говорит «компас», вместо «маяки» — «маяки».

Но путаннее всего — время.

Дома у меня на столе стоял будильник. На нем были числа от 1 до 12. Половина пятого была половина пятого. Стрелки я мог крутить, как хотел. Время подчинялось мне.

На «Тригле» все оказалось не так.

В первый же день ко мне подсел капитан и объяснил, что время бывает:

И каждое — разное. Половина пятого — это может быть:

На корабле есть такие часы — хронометр. К ним нельзя прикасаться. Когда с хронометром нужно что-нибудь сделать, его выносят на берег и специальные люди колдуют над ним.

Время — это наука.

Я понял: время подчиняется ученым и морякам.

Я часто думал: почему наша шхуна называется «Тригла»?

Три иглы?

Три угла?

В оркестре есть такой инструмент — триангль. Треугольник. Если по нему ударить палочкой, раздается звон: денн-н-нь…

Как-то утром мы решили половить рыбу. Я, Дима и капитан.

За борт на капроновых жилках были опущены крючки с наживкой.

Капитану повезло. Его жилку сразу потащило в сторону. Он дернул. Жилка задрожала. Неторопливо смотав ее, он вытащил на палубу рыбу.

Замечательную рыбу. Пеструю, как птица, большеголовую, золотисто-бурую, с голубыми плавниками.

— Морской петух, — сказал капитан, — тригла.

Так вот оно что! Наша неказистая шхуна называется именем этой красавицы!

Я долго разглядывал триглу, а когда вернулся к своей жилке, она была тоже туго натянута.

Я дернул — что-то сопротивлялось.

Все лица с любопытством повернулись ко мне.

Я торопливо начал выбирать удочку.

Наконец в воде показалось что-то желтое. Еще одна диковинная рыба!

Я потянул — из глубины всплыл Венин бриль, аккуратно насаженный на крючок.

Бессовестные!

Я дернул… и — о счастье! — бриль отцепился. Поблескивая полями, он снова погрузился в море.

Я оглядел шхуну.

Кая и Марлен смотрели в сторону.

• Предыдущая
• 5/36
• Следующая