Выбери любимый жанр

Чекисты Рассказывают... - Коллектив авторов - Страница 22


Изменить размер шрифта:

22

Кулиев стал расспрашивать о других деталях. Когда он закончил, Яков спросил:

— Как ты думаешь, Мехти, я хочу подать рапорт о возвращении в органы.

— Но ты же нездоров?

Я думаю, сейчас не время считаться с этим.

— Что ж, я поддержу твою просьбу.

Как только Кулиев ушел, Яков сел писать рапорт Румянцеву. И за скромными строками официальной бумаги встала вся жизнь.

… В 1925 году, когда он готовился в институте к научной деятельности, был убит его старший брат — Владимир. Он работал в ОГПУ и погиб в схватке со шпионом, засланным иностранной разведкой. Яков Васильевич тяжело перенес смерть единственного брата, который, по существу воспитал его после смерти родителей в 1915 году. Под впечатлением потери брата Яков Васильевич принял решение посвятить себя делу борьбы с врагами Родины. Верный своему решению, по окончании университета он пошел работать в органы государственной безопасности. Последнее время он занимал оперативную должность в Наркомате внутренних дел Таджикистана. Проработал там несколько лет, полюбил таджикский народ, изучил язык, который очень схож с персидским. Но вспыхнула война с Финляндией, и Сергеев подал заявление об отправке на фронт, где возглавил разведку одного подразделения. Он принимал участие в разведывательных вылазках, был тяжело ранен. После госпиталя Якова демобилизовали. Потеряв по состоянию здоровья возможность работать в органах НКВД, Сергеев поехал в Баку. Браться за научную работу, к которой он когда-то готовился, врачи не советовали, он устроился бухгалтером в Союз- пушнину. Все сложилось как будто удачно, работа была не особенно обременительной, он получил хорошую квартиру. Очень помог ему в этом Кулиев. К нему он привез письмо из Москвы. Мехти Кулиев встретил его как близкого знакомого, отнесся к нему с большой теплотой, глубоко сочувствуя его несчастью. Вскоре Якову предложили поехать на работу в Иран. Сергеев дал согласие…

Оторвавшись от воспоминаний, Яков набросал коротко и сухо просьбу о восстановлении в органах, поскольку его здоровье значительно улучшилось.

Только к вечеру Яков вспомнил о Лиде. Как она встретила известие о войне? Как ей и другим бывшим его сослуживцам тяжело сейчас вдали от Родины! Яков взял неоконченное письмо и еще раз написал, чтобы она скорей возвращалась. Он подумал о том, что за прожитые годы не пришлось встретить девушки, к которой бы появилось серьезное чувство, словно знал, что там на чужбине его ждет Лида. Он всегда тепло вспоминал о коллективе, в котором проработал более полугода. Много среди них хороших, симпатичных людей. Правда, смотрел на них как-то стороны. В глазах немцев он предстал человеком, ненавидящим все советское, но скрывающим это от окружающих за своей необщительностью, мрачным характером, порожденным тяжелой болезнью. Таким он должен был быть везде, где могли его увидеть немцы, а ему так хотелось по-свойски поговорить со своими сослуживцами. Он чувствовал, что его многие не любят.

Отложив письмо, Яков решил позвонить Кулиеву, чго рапорт готов. Был час, когда в наркомате собирались аа работу после дневного перерыва, но телефон упорно молчал.

«Закружился со всякими срочными делами», — с завистью подумал Яков. Как ему хотелось сейчас быть среди чекистов.

Сидеть одному стало невмоготу. Яков вышел из дома. Торговая улица с прямыми рядами красивых уютных домов, на первый взгляд жила обычной для этого позднего часа жизнью. Но стоило присмотреться внимательнее, как чувствовалось, что волнение, поднятое страшным известием, еще не улеглось. С улицы исчезла фланирующая молодежь. Редко где можно было увидеть неосвещенное окно. Во всех квартирах обсуждалась ошеломляющая весть. На лицах прохожих была видна озабоченность. У каждого в связи с войной появились новые, неотложные дела. Яков понимал, что резко изменится и его положение. Не успел он подумать об этом, как перед ним вырос Безруков.

— Яков Васильевич, поздравляю. Ну, теперь мы скоро тоже будем людьми, — прошептал он, сжимая локоть Якова.

Сергеев вздрогнул, будто к нему прикоснулась холодная жаба. Он еле удержался, чтобы не закатить этому выродку по физиономии.

— Да, большое событие в нашей жизни, — с трудом выдавил он. Сейчас было, конечно, самое неподходящее время для беседы с Безруковым.

— Только сменился. Никак не мог дождаться. Сразу поспешил к вам. Ну теперь, Яков Васильевич, посыплются задания — только успевай выполнять.

— Конечно. На нас ложится большая ответственность.

А не возьмут меня в армию?

Не станут же так сразу всех призывать. У меня есть знакомые в военкомате. Постараюсь что-нибудь сделать.

— Пожалуйста, Яков Васильевич, а то заберут, и все пропало.

— Не волнуйтесь. Готовьтесь к выполнению поручений наших шефов. Заходить ко мне теперь без особой нужды не следует. Давайте расстанемся. Когда понадобитесь, я вас разыщу.

Безруков ушел. Яков вернулся домой. Ночью он с особым волнением ожидал радиосеанса с Тегераном. Наконец принял шифровку. Она была необычно длинной. Было ясно, что для немцев наступило время активных дел и телеграмма содержит конкретные указания о диверсии или терроре.

Поздравляем с началом великого похода, предначертанного гением фюрера. Мы с вами должны внести свою лепту для быстрой победы. Основное — это деморализовать тылы противника. Конкретно вам надо найти возможность вывести из строя один из бакинских нефтеперерабатывающих заводов. Поручите операцию Потомку. Он имеет подходящего для этого человека. Результаты и какое впечатление произведет на население эта акция — сообщите. Арбаб.

Яков прочел телеграмму еще раз и бросил ее на стол. «Что придумали! Разве можно допустить, чтобы в такое время остановился хотя бы на день завод. Но как выйти из положения? Не провалять себя и не дать осуществиться задуманной немцами диверсии? Главное, поручили организацию варыва такому головорезу, как Потомок, который органически ненавидел все советское и готов был на любое преступление, лишь бы навредить».

Х

Война наложила на все свой тяжелый отпечаток. Даже в квартире Кулиевых Сергеев почувствовал это. Он часто бывал здесь до отъезда в Иран. Веселые комнаты выглядели мрачно. Окна со шторами из черной бумаги казались темными впадинами, лампочки не такие яркие, как прежде. В квартире стояла тишина, не было слышно звонкого голоса Сурьи, ее отвезли в Закаталы к бабушке.

Сергеев прошел в гостиную. Румянцев с Кулиевым рассматривали новую миниатюру, которую приобрел Мехти Джафарович.

— Это Яков Васильевич, — представил Якова Кулиев.

Румянцев, отложив миниатюру, встал.

— Много слышал о вас, Яков Васильевич. Садитесь, поговорим, познакомимся поближе. Рад сообщить, что Москва одобрила наше предложение восстановить вас на работе в органах. Но, разумеется, приступить к работе в аппарате вам придется только после окончания дела, которым вы занимаетесь сейчас. Согласны?

— Конечно, Сергей Владимирович. Благодарю вас. Передайте мою благодарность и народному комиссару.

Сергеев крепко пожал локоть Кулиеву. Он понимал, что Мехти сыграл в восстановлении не последнюю роль.

Раздался стук в дверь, и жена Кулиева, миловидная молодая женщина, внесла поднос с чаем. Она молча поклонилась гостам, поставила поднос на стол и поспешно удалилась, чтобы не мешать деловому разговору. Кулиев расставил стаканы с чаем и розетки с изюмом, виновато улыбнулся.

— Сахара нет.

— Сейчас транспорт занят военными перевозками, не до сахара, — заметил Румянцев и подвинул к себе одну из розеток.

— Давайте сначала решим, как быть с выполнением задания Шёнгаузена.

Больше часа они обсуждали этот вопрос. Много было всяких вариантов, но остановились все же на том, который предложил Яков.

— Добро, пожалуй, надо идти, — заключил Сергей Владимирович, — меня уже ждут в наркомате.

Мехти вышел проводить Румянцева. Когда он вернулся, Яков сидел задумавшись.

— Что такой грустный, Яков?

— Меня расстраивает, Мехти, что, несмотря на просьбы Лиды, ее не отправляют домой.

22
Перейти на страницу:
Мир литературы