Первая труба к бою против чудовищного строя женщин - Маккормак Эрик - Страница 51

• Предыдущая
• 51/51

Я передал и это письмо Марии, и она прочла его.

– Жаль, что я не была с ним знакома, – сказала она. – Значит, он догадался, как ты несчастлив, когда видел тебя в последний раз.

– Думаю, его было нелегко провести, – согласился я.

– Он уже староват был для матроса, верно?

– Ему было около семидесяти. Мне кажется, он и не думал о пенсии. Они с капитаном Стилларом – два сапога пара: обоим были необходимы моря, чтобы заниматься любимым делом.

– Что ж, давай выполним его поручение, – предложила Мария.

– Какое?

– Сверим координаты, – пояснила она. – Если он столько лет потратил на то, чтобы их вычислить, мы должны, по крайней мере, посмотреть но карте, что это за место. – Мария отошла к стеллажу и вернулась с атласом.

На какое-то время она погрузилась в изучение карты.

– Вот оно! – сказала она, указывая точку на карте. – Видишь? – На губах ее играла улыбка.

Я посмотрел: линии координат сходились точно в Камберлоо.

– Не очень-то подходящее место, – сказал я.

– Может, нет, а может, и да, – возразила Мария. – Помнишь надпись, которую Гарри повесил на двери каюты? Помнишь слова?

Я перечитывал эту надпись каждый день по пути на остров Святого Иуды. Я и сейчас словно видел ее перед собой: 

Я повторил эти слова вслух.

– По-моему, так оно и есть, – сказала Мария. – Что если Рай – всегда там, где ты находишься, только человеку почти непосильно это понять? И ты не обретешь его, пока не сумеешь полюбить другого человека и довериться ему; и тогда, где бы ни находился, там и будет Рай?

Я согласился, что это неплохая мысль.

– Моя мама порой жаловалась, когда отца посылали в какое-нибудь совсем уж гиблое место; – продолжала Мария, – а он уверял ее, что все не так уж плохо. Он говорил: «Роза цветет и на куче навоза». Не то чтобы Камберлоо был навозной кучей, но, конечно, и на Рай, каким его обычно"себе представляют люди, он не слишком похож.

Потом она снова заговорила о Гарри:

– Помнишь, он сказал тебе, что хорошая книга становится талисманом, – сказала она, – даже если ты не соберешься ее прочесть. Может, это применимо и к словам. Разве слово не может быть талисманом, даже если ты не понимаешь в точности его значения? Почему бы слову «любовь» не стать талисманом? И слову «доверие»?

– Наверное, ты права, – отозвался я. Мне хотелось угодить жене.

– Помнишь, что сказал нам Мозес Аткинсон тогда, на горе: змеи ничему не учатся на опыте.

– Да, – кивнул я.

– Может, насчет змей он и прав, – продолжала Мария, – но к нам это не относятся. Человек сумеет научиться любви.

Мы сидели на диване, и атлас все еще лежал рядом с нами. Внезапно Мария выпрямилась.

– Вот что я подумала, Эндрю: добавь это к своим записям, ты не против? Вернись к столу, прямо сейчас, и после всех кошмаров и ужасов запиши это.

Я сомневался. Мне это казалось глупым.

– Пожалуйста, – попросила Мария. – Если не ради себя самого, то ради меня.

И я решился.

– Почему бы и нет? – сказал я. – Конечно, я так и сделаю.

– Ты напишешь, что любовь и доверие – самое важное в мире?

– Напишу! – сказал я. Она была счастлива.

– Спасибо, Эндрю! И кстати, если та процессия когда-нибудь еще явится тебе во сне, – она с трудом удержалась от улыбки, – ты знаешь, о ком я – «Чудовищный строй женщин», – включи в него и меня, договорились? Я буду идти в этой процессии и нести знамя, на котором будут написаны всего два слова: ЛЮБОВЬ и ДОВЕРИЕ. Ты сделаешь это для меня?

Я тоже пытался сдержать улыбку, но не сумел.

– Конечно, договорились. Так и будет, – пообещал я.

– И чтобы ты навсегда запомнил, ты поставишь эти два слова в самом конце своих записей?

Да, Мария. Я пообещал, и я сделал это. Вот они, последние слова в моем блокноте: ЛЮБОВЬ и ДОВЕРИЕ.

• Предыдущая
• 51/51