Служба - Воронов Владимир - Страница 35

Сколько еще портретов могло бы пополнить эту галерею? Полагаю, много. Эра провокаторов в самом расцвете. Современная Россия успешно продолжает развивать свои традиции. Чем и уникальна. Ибо нельзя представить, чтобы конгрессменом или сенатором США стал полицейский агент-провокатор, а в британском парламенте заседал обыкновенный стукач. С чем всех и поздравляю!

Странная эта мысль — собрать вместе ряд нераскрытых дел и пытаться найти в них нечто общее, объединяющее. А почему бы и нет? Дела-то разные, а вот почерк… Да какой там почерк — в одном случае топор, в других — яд, пули и взрывчатка?! Да разве лишь в орудии дело — руку увидеть надо. И не столь держащую, сколь направляющую и руководящую…

Священника Александра Меня зарубили топором возле своего дома в сентябре 1990 года. И прибавить к этому пока нечего даже следствию.

Для иерархов он всегда был белой вороной, чужаком. И не только потому, что являлся слишком яркой личностью. Костью в горле он был для тех, кто не мог простить ему еврейского происхождения — как же, православный священник из иудеев! Уж в чем-чем, а в недостатке антисемитизма отцов церкви обвинять не стоит. Но больше всего их раздражала проповедь отцом Александром идеи всемирного единства христианства. Как же так, ведь только одно учение верно и потому всесильно — то, которое представляет Московский Патриархат. Но вряд ли только лишь это могло послужить причиной или поводом для убийства.

Сколько лет уже прокуратура и милиция разрабатывают лишь одну версию: бытовое преступление, случайность. Убийца, мол, принял священника за одного из своих обидчиков. И решил рассчитаться. Благо подозреваемый нашелся быстро и в умелых руках следователей при правильном подходе раскололся. Вот только позже незадача вышла — выяснилось, что оговорил себя человек, принудили его к этому. Судебного испытания официальная версия не выдержала, расползлась по швам. Не смогли найти убийцу. Или не захотели? Скорее последнее…

Тогда, в 1990-м, тоже громко звучали слова о высочайшем контроле и обещания оперативно найти убийцу (или убийц). К делу и КГБ подключили. Но вот следов этого ведомства в поисках преступника не замечено. Зато другие следы, пусть и медленно, неясно — как на старом негативе, — но проступили. Стало известно, что священник находился в оперативной разработке чекистов…

Что это означает? За ним велось наблюдение — слежка, проще говоря, к нему приставили стукачей-осведомителей, по некоторым данным, пытались вербовать. Всех фактов мы не знаем и поныне, но уже одно то, что Александр Мень был в фокусе внимания компетентных органов, говорит о многом. Хотя бы о том, что в КГБ были люди и материалы, которые могли бы пролить свет на загадку смерти священника.

Но этого сделано не было — ни до августа 1991-го, ни после. Лубянка хранила молчание. Не желала огласки своей незаконной возни вокруг неудобного священника? Нечего было сказать? Или, напротив, сказать-то как раз было что?!

Зачем был нужен органам приходский батюшка? Хотя бы затем, что представлял интерес круг его общения, круг знакомых, среди которых многие фигуры тогдашней демократической элиты. Сведущ был батюшка и во многих церковных делах, в том числе и тех, кои не желали бы предавать огласке как церковные иерархи, так и их «компетентные» кураторы. Да и не мог тогдашний КГБ просто так оставить без внимания популярного оратора и публициста — своеобразного церковного диссидента. Все сплелось — связи, контакты, публикации, выступления. Вот и попал в прицел, в разработку, причем достаточно давно. И странно, что в своих мемуарах бывший шеф КГБ Владимир Крючков, чуть ли не день за днем описавший год, предшествовавший августу 1991-го, ни словом не обмолвился про дело отца Меня. А ведь председатель КГБ курировал расследование! Неужели не мог хотя бы строки написать: было, мол, такое дело, расследовали, да не успели?.. Странно, Владимир Александрович очень пунктуален в мелочах.

Значит, были резоны не вспоминать дело, — и серьезные. Как и у наследников Крючкова списать его в архив, свалив вину на первого подвернувшегося. В материалах уголовного дела нет и намека на мало-мальски серьезную помощь следствию со стороны госбезопасности. Случайным это быть никак не может: Лубянка незримо присутствует, но всячески старается остаться в стороне, незамеченной.

Тупиковость версии бытового убийства уже очевидна, но следствие желает лишь одного — закрыть дело любой ценой. Даже ценой сокрытия фактов, которые могли бы привести к истине. Так проигнорировали всплывший в деле Меня отчетливый след спецслужб в Литве при попытке нелегального перехода в Польшу был задержан человек, признавшийся в убийстве священника по заказу неких государственных структур. И им оказался не спившийся бомж или псих — боевой офицер спецназа, бывший сотрудник, предположительно, военной разведки. По мнению литовских следователей, его показания заслуживают внимания. Очевидно, что воякам до священника явно дела не было, а вот деятелям щита и меча не люб он был, ох как не люб. Но могло статься, что отчего-то не в кайф было марать своих костоломов, могли и арендовать на стороне — хоть и у вояк…

Казалось бы, вот она, ниточка, потяни ее и распутаешь узелок! Не потянули, даже не пытались… Халатность, недостаток времени, непрофессионализм? Или нежелание подвергать себя смертельному риску: окажись след тайной полиции советского государства реальностью, за жизнь следователей не дали бы и полушки.

Эта история произошла за 19 дней до августовского путча 1991 года. Восемь человек несли свою обычную вахту на таможенном пункте литовского местечка Медининкай на границе с Белоруссией — таможенники, сотрудники дорожной полиции и полицейского спецотряда «Арас». Около пяти утра 31 июля в таможенный вагончик ворвались несколько неизвестных с «калашами». Полусонных людей обезоружили и положили на пол лицом вниз. Руки приказали сложить на затылке. А потом хладнокровно стали убивать лежащих на полу людей, одного за другим, выстрелами в голову. Пули прошивали сложенные на затылке руки. Одного таможенника добили из пистолета.

Грохота пальбы никто не слышал. Да и не было никакого грохота — работали профессионалы, и оружие у них было соответствующее: АКМы калибра 7,62-мм с приборами бесшумной стрельбы (ПБС) — глушителями. Забрав оружие расстрелянных, бандиты растворились в предрассветных сумерках.

Утром люди обнаружили залитый кровью вагончик. Итог бойни — шесть убитых и два тяжелораненых — в спешке налетчики их не добили, посчитав мертвыми. Впрочем, один из уцелевших спустя два месяца скончался от ран. Таможенник Томас Шернас выжил, но навсегда остался инвалидом. Уже в тот же день было возбуждено уголовное дело. Которое не закрыто по сей день.

В Литву зачастили группы прокуратуры СССР, которые лишь имитировали активное следствие и выдвигали одну фантастическую версию за другой. С подачи компетентных органов версии просачивались в печать. Версия разборки между самими таможенниками и полицейскими отпала первой. Союзные следователи пытались повесить дело на какого-то белорусского милиционера — его, мол, незадолго до случившегося якобы обидели на этом посту. Но огонь велся не из пистолета милиционера.

Больше всего оперативникам из Москвы по душе была идея криминального следа: ищите, мол контрабандистов, которым этот таможенный пункт был как кость в горле. Смешно — когда ставили эти символические таможни, рассчитывали лишь на то, что они будут еще одним символом литовской независимости. И именно это дико раздражало Кремль.

На протяжении всего 1991 года таможни постоянно подвергались нападениям воспетых Невзоровым рижских и вильнюсских омоновцев. Обычно налеты кончались избиением таможенников и сожжением вагончиков. До убийств дело не доходило. Омоновцы настолько прославились своими бандитскими выходками, что вполне логично было заподозрить, прежде всего, их. Но именно эту версию местным следователям не дали отработать.