Белорские хроники.(сборник) - Громыко Ольга Николаевна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
Парень гадливо сплюнул за обрешетку телеги и натянул вожжи. Нет, не в город к своему «счастью» разворачивать, а по-мужски достойно полить куст боярышника.
Боярышник к Данькиному самоутверждению отнесся неодобрительно - зашумел густой ягодной зеленью, вылупил буркалы и изумленно рыкнул: ты чего, мужик, во всем лесу другого места найти не мог?! Ну, держись теперь!
Блаженное расслабление длилось недолго. Ровно до тех пор, покуда до парня не дошло, что, несмотря на кажущуюся густоту куста, на сидящего за ним медведя все-таки немножко попало.
Первый вопль у Даньки получился высокий, какой-то бабий, но дело быстро наладилось. Держась за спадающие штаны, недотепа самоходным набатом драпанул к телеге.
Медведь, как животина умная, напролом через колючее ветвьё не попер, покосолапил в обход, дав парню сажень форы.
Капустка, разумеется, дожидаться их не стала. Правда, скотиной она была тягловой, а не скаковой, и на исходе полуверсты телегу Данька все-таки догнал, запрыгнул, чуть из штанов не вылетев. Хлестнул бедную лошаденку вдоль хребтины, не столько подогнав, сколько утвердив в решении галопировать до последнего издыхания. Медведь старательно пыхтел следом, грозясь жестоко отомстить Даньке за поношение.
Эх, не повезло-то как... едва полдороги проехали, а удача уже отвернулась!
Удача...
Удача!
Где?!
В левом кармане - смятый платок, хлебное крошево.
В правом - пусто.
Неужто сронил в куст?!
А может... и когда только сунуть успел?
На выезде из распадка дорога раздваивалась. Одна, пошире, напрямую вела к паучьему лесу, вторая узкой тропкой стекала под горку в лопухи. Данька повис на правой вожже, пытаясь направить взмыленную кобылу по ровной дороге, хотя по уму она бы и сама туда свернула.
Кабы не дохлая овца с распотрошенным волками брюхом, задравшая копыта прямо промеж колей.
Капустка захрапела, шарахнулась в сторону и помчалась с горы, подгоняемая грохочущей - вот-вот развалится! - телегой. Данька лицом вниз повалился на сено, закрыл руками голову. Над ней хлопали мохнатые листья, сыпалась какая-то дрянь, с дурным ором трепыхали крыльями вспугнутые перепелки или другая овражная птица, очумевшая от внезапного нашествия.
Телега подскочила на камне, беря разбег прямиком в небеса... И остановилась.
Данька, тяжело дыша, прислушался. Тишина! Ни топота, ни рева, ни хруста сминаемых зверюгой будыльев. Неужто... повезло?! Ну, неклюд, старый пень, подманил-таки удачу! Ладно уж, подавись своей третью... За такое - не жалко!
Парень бережно спрятал в карман чародейную веревочку с двумя узлами, наконец-то толком подпоясался и вылез из телеги. Земля крепко шаталась, не веря Данькиным уговорам, что он ни капельки не испугался, только растерялся чуток. Почесав белобрысую башку и покрутив ею по сторонам, парень, храбрясь, смачно обругал облепленную репьями кобылу и под уздцы повел ее дальше по тропке. Телега затейливо вихляла задними колесами, подскакивая и скрежеща на каждой колдобине.
Как любой селянин, Данька без труда мог определить направление по солнцу, звездам, обомшелым стволам и сотне иных природных примет. Вот и сейчас он быстро разобрался, что идет в нужную сторону, хоть и забирает немного влево. Лишь бы тропка не оборвалась и телега вконец не развалилась. Возвращаться, да по косогору, к медведю... бррр!
Лопухи кончились, потянулся скрюченный, жмущийся к земле сосняк с частыми выворотнями. Одно слово - Волчья Слободка, как с незапамятных времен прозывался этот лес. Маслят в нем водилась прорва - крепеньких, нечервивых, но в одиночку грибники сюда и раньше старались не соваться, а теперь и подавно. Данька машинально пошарил по земле взглядом, тут же выхватившим из иглицы несколько склизких коричневых шляпок, и с сожалением прошел мимо. «На обратном пути», - неубедительно утешил себя.
Вскоре стало ясно, что к полудню Данька до паучьего логова не доберется. В лучшем случае - до опушки. Снова вытащив веревочку, парень задумчиво уставился на оставшиеся узелки. Надо же, такая мелочь, а какую силу над удачей имеет! Может, загадать, чтобы и вовсе не пришлось с паучихой биться? Приду - а она уже дохлая валяется: сыскались и без меня умельцы, или срок ее настал.
Да нет, одернул себя парень, это уже не удача, а ребячья мечта получается. Удача - это ежели могло повезти аль не повезти, и повезло. А от паучихи гхыр такого счастья дождешься. Только узел зря изведу-у-у...
Падал Данька долго - аж две сажени. Так хряпнулся спиной, что даже заорать не смог. Сразу. А потом заметил вокруг себя поросль вбитых в дно ямины кольев, на одном из которых догнивал волчий труп - и прорвало.
Лежал же Данька на куче листвы, так удачно раскинув руки-ноги, что нарочно захоти - не сумел бы без лишних дыр между кольями вписаться. А тут даже одежда целехонькой осталась, единственный синяк - от врезавшегося в бок меча.
Наоравшись и належавшись, парень помаленьку сообразил, что пора бы и честь знать. То есть выбираться отсюда, покуда все здешние волки не сбежались посмеяться над недотепой. Покряхтывая, сел, потянулся схватиться за ближайший кол, почувствовал, что в кулаке что-то зажато, поднес к глазам... и перед ними снова все поплыло. На веревочке остался один узелок. Данька и не почувствовал, как, проваливаясь в волчью яму, дернул за волосяные концы. А если бы не успел?! Охти, лишенько!..
Капустка смирно стояла на краю ямы, ожидая, пока внезапно сгинувший хозяин снова выберется на белый свет. Данька взял ее под уздцы, но вести не спешил. Думал. Еще и одного медяка не заработал, а два уже спустил! Может, вернуться, пока не поздно? Не убьет же его неклюд, если соврет, что струсил... не так уж и соврет, кстати.
Хотя... треть от ста... двухста... трехста золотых... ого!
Есть еще ради чего рисковать.
И вовсе там не было ни мрачного урочища, ни сухостойной чащобы с мертвой черной землей или мухоморным мхом по колено. Обычная поляна, светлая, травяная, с широко раскинувшими ветви дубами... и натянутой между ними паутиной. Такой громадной, что опутанные ею вековые деревья казались кустиками вереска.
Данька замер, не в силах отвести взгляда от нитей, густо усаженных паутинными свертками.
Пес его знает, на кой паучиха утягивала и заплетала в паутину вещи сожранных ею путников: то ли по-сорочьи украшала свое жилище, то ли делала это с хитрым расчетом, как хозяйка, заряжающая мышеловку обжаренным сальцем, чтобы дурни вроде Даньки сами лезли на убой.
Но были там и коконы покрупнее, подлиннее. А когда налетал ветер, легкий душок превращался в переворачивающую кишки трупную вонь.
Кобылу Данька оставил на опушке леса - заявиться в паучье логово прямиком на скрипучей телеге было бы верхом идиотизма. Так что до места парень добрался своим ходом и сидел сейчас на корточках за поваленным стволом, высматривая паучиху. Жаль, что нынче не лето и не слыхать в лесу ни птичьего щебета, ни стрекота кузнечиков, по которым - вернее, их резкому обрыву - можно было бы судить о приближении твари...
Затем Данька разглядел позади паутины черное жерло норы и немного успокоился. Вот, значит, где она сидит. На другом конце поляны. Эх, удачно-то как он с горки скатился! Наезженная дорога его бы аккурат к норе привела, а с той стороны ее заметить сложно, как пить дать ухнул бы прямо к паучихе в лапы.
В траве что-то сверкнуло. Данька, не сводя глаз с паучьего логова, потянулся и вместе с палой листвой сгреб в кулак золотую цепочку с подвеской-слезкой. А вон и еще одна, со случайно нанизавшимся перстеньком. Видать, здесь прорвался кошель утаскиваемого гадиной человека, и драгоценная начинка дорожкой растянулась до самой паутины. Данька так на четвереньках по ней и пополз, воспревая духом с каждой находкой. Собственно, на кой ему вообще связываться с паучихой? На новый дом, даже с учетом доли неклюда, он уже насобирал. Вон ту еще кучку тряпья перебрать, вроде бы что-то в ней поблескивает - и хватит с него. Выпряжет кобылу и, нахлестывая, до темноты как раз успеет проскакать Волчью Слободку и распадок. А паучиха пущай настоящим героям остается - будь у нее в норе хоть сто пудов таких побрякушек.
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
