Место для битвы - Мазин Александр Владимирович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая

Через пару минут Халли уже карабкался наверх, к Духареву.

– Ну, варяг? Вот так вот, варяг! Как тебе, а? – Он высыпал под ноги Сергею целую охапку стрел. Доволен, как ребенок, первый раз проехавший на велосипеде.

– У тебя кровь на ноге,– заметил Духарев, перебирая стрелы. Те, которые считал ненадежными, он откладывал отдельно.

– Кровь? Да, кровь. Я же не берсерк,– пренебрежительно отозвался Халли.– Пустяк. Уже не течет.

Печенеги совсем притихли. Гридни, вернее, один гридень и одна нурманка, тоже расслабились: сидели на земле, подперев щиты копьями. Будь это его воины, Сергей за такую халатность в несении караульной службы дал бы хороший втык. Первая же стрела опрокинет подобную конструкцию на раз. А вторая прикончит «конструктора».

Но здесь командовал Халли. И степняки больше не стреляли. Пляска смерти, которую только что откаблучил нурман, вероятно, произвела на них впечатление.

В общем, жить можно. Если бы не жара.

– Слушай, Халли, в колодце воды много?

– Нам хватит.

– А ополоснуться?

– Хо! – оживился нурман.– Холодной водичкой? Давай! Ты предложил – ты первый.

На этот раз Духарев не стал спрашивать, хорошо ли нурман владеет луком. Быстренько сбежал вниз, быстренько скинул с себя все, зачерпнул ведерко – и горстями, горстями… Вот это был кайф!

Серега не сразу заметил, что стал объектом пристального внимания. Нурманка и не представленный Духареву гридень пялились на него с нескрываемой завистью.

Духарев подмигнул нурманке, чумазой не меньше, чем ее муж, натянул рубаху, портки, подкольчужник и вылил на себя еще одно ведерко. Доспехи не проржавеют. Один умелец в Переяславле покрыл Серегины панцырь и кольчугу хитрым оружейным лаком.

После «купания» вновь возродился аппетит.

– Снедь у вас где? – спросил он.

Гридень кивнул на кожаную сумку. В сумке оказались вяленая рыба, яйца и относительно свежие лепешки.

Набрав продуктов питания, Духарев полез на свой боевой пост.

– Вторая смена,– сказал он нурману.

Халли спустился вниз. И устроил яростную выволочку расслабившимся подчиненным. Затем добавил еще кое-что по-нурмански, персонально для жены. Что именно, Серега не понял, поскольку так и не научился толком разговаривать на языке нурманов. Способности к языкам у Духарева всегда были посредственными. Его знания старонорвежского ограничивались сотней слов, половина которых была оскорбительного содержания.

Из ответа нурманки он тоже не понял ничего, кроме дюжины ругательств, адресованных, вне сомнения, мужу. Халли прорычал в ответ нечто совсем неуважительное об отце нурманки. Та не осталась в долгу.

«Мать вашу! – сердито подумал Духарев.– Вот только семейного скандала нам здесь не хватает!»

Но гнев его улетучился, когда он вспомнил свою Сладу. Вот его жена никогда не устраивала сцен. Ну, почти никогда. И никогда не спорила, если видела, что Сергей уже принял решение. Хотя (это Духарев должен был признать) и он почти никогда ничего не предпринимал, не посоветовавшись со Сладой. Такой обычай среди варягов не поощрялся, но даже Серегины друзья, включая и самого полоцкого воеводу Гудыма, не гнушались при случае поговорить с Серегиной женой.

А внизу перепалка разгоралась. Голосок у нурманки оказался зычный, под стать мужнину, разве что позвончее. Интересно, что думают печенеги, слыша эти вопли?

Внезапно раздался глухой удар, и звонкий голосок нурманки оборвался на полуслове.

Сергей глянул вниз, опасаясь, что дискуссию прервала печенежская стрела. Но все оказалось благополучней. Нурманка, согнувшись, ловила ртом воздух, а Халли, отобрав у нее щит, занял место у входа. Тяжелая у него, однако, рука, если вспомнить, что на нурманке – пластинчатый панцырь.

Женщина отдышалась, но выражать протест не стала, а отошла к колодцу и начала снимать доспехи.

Наверное, Духареву следовало наблюдать за печенегами, а не за раздевающейся женщиной. Тем не менее он продолжал глазеть на нурманку. И там было на что поглазеть, особенно когда женщина скинула рубаху и мужские полотняные штаны. Будь волосы нурманки распущены, они прикрыли бы большую часть прелестей, но ее белокурая грива была собрана в косу, которую нурманка уложила вокруг головы – неплохая, кстати, амортизация под шлем. У южан, наверное, научилась.

Женщина наклонилась, чтобы умыться. Поза донельзя пикантная. Духаревский организм тут же напомнил хозяину, что тот уже и забыл, какова на ощупь женская попка.

Духарев поспешно отвернулся к бойнице. Но через минуту не выдержал и опять поглядел вниз.

Нурманка, пользуясь котелком, поливала белый, как свежее молоко, живот. И смотрела на Духарева. Поймав его взгляд, улыбнулась, потерла ладошкой между ног и сделала некий жест, при виде которого Серега тут же отвернулся. Хотя, возможно, это была просто шутка.

Охлажденное колодезной водой серое вещество мозга заработало намного лучше и вновь подбросило идею, которую, возможно, не все жители Тагана одобрили бы. Но самому Сергею идея показалась достаточно интересной.

– Халли! – крикнул он.– Принеси мне масло, тряпку и горящий уголек!

Через минуту нурман доставил требуемое.

– Что ты задумал?

– Видишь вон тот большой дом? Это что? – спросил Духарев.

– Постоялый двор. А чего?

– А того, что на его крыше копченые.

– Ну и что?

– А то, что я хочу их еще немного подкоптить,– Духарев выбрал стрелу с поврежденным наконечником, плотно намотал на него лоскут, окунул в масло.

– А город мой не загорится? – встревожился нурман.

– Это не твой город,– ухмыльнулся Духарев.– Это даже не мой город. Это теперь их город! Не бойся! Ветер с заката. Искры на площадь полетят. Ну, поехали!

Он запалил стрелу, подождал, пока она разгорится, и, вполсилы натянув лук, отправил «подарочек».

Стрела нырнула прямо в солому и там пропала. Заметили ли печенеги, что стрела – с начинкой? Вряд ли. Солнышко слишком яркое. К тому же степняки, похоже, утратили бдительность, задремали на солнцепеке.

Пару минут ничего не происходило, и Духарев даже начал думать, что стрела погасла. Зато на третьей минуте он уже не думал ни о чем. Потому что пришло время действовать.

Крыша вспыхнула на счет «раз-два-три». Вмиг. Двух печенегов тотчас охватило пламя. Они завизжали так громко, как не визжали, даже атакуя врага.

Еще двое вскочили и бросились с крыши. Одного Духарев подбил еще наверху. Второй успел сигануть вниз, но неудачно. Повредил, бедолага, ножку.

Духарев всадил ему в бок стрелу, чтоб не мучился. Печенег потрепыхался немного и затих. Зато оживились другие: в бойницу и в дверной проем полетели стрелы.

Одну Серега поймал свободной рукой, еще парочка влетела внутрь, остальные побились о стены.

Через полминуты обстрел прекратился, Духарев быстренько выглянул, засек одного из стрелков и отправил в него пойманную стрелу. Не попал. Зато увидел кое-что интересное. Вернее, кое-кого. Машега.

Выбеленный глиняный забор высотой в полтора человеческих роста был обращен к площади. Забор украшали безыскусные рисунки неприличного содержания. У забора лежал труп пожилого мужчины, при жизни брившего голову. Сейчас эта голова лежала отдельно, и ее с большим интересом обнюхивала пожилая рыжая собака с побитой лишаем шкурой. Время от времени собака с опаской косилась на забор. Она помнила, что по ту сторону обитает сторожевой пес, с которым лучше не связываться.

Рыжая шавка могла не опасаться, поскольку ее неприятель лежал по ту сторону забора, во дворе, с разрубленным позвоночником.

Когда в этот двор вошли варяги, пес был еще жив. Двигаться он уже не мог, но чуть слышно зарычал, когда, поднимаясь в дом, Устах перешагнул через тело его хозяина.

Варягов привлек забор. Он был достаточно высок, чтобы спрятать лошадей. В доме все было перевернуто, но не было никого. Это тоже было хорошо. Раз печенеги уже побывали здесь, то можно было не опасаться их скорого появления.

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая