Сердечные струны - Пейсли Ребекка - Страница 65

• Предыдущая
• 65/76
• Следующая

В ответ она показала язык. Ему никогда не приходилось видеть, чтобы так делала прежде.

— Ну?

Теодосия медленно начала раскрывать подарок — целых пять минут ушло на развязывание красной ленточки. Роман едва удержался, чтобы не взять у нее коробку и самому не разорвать бумагу.

— Ради Бога, Теодосия, ты хочешь получить этот подарок или нет?

Нетерпение рассмешило ее.

— Наслаждаюсь предвкушением этого момента, Роман.

Чтобы еще сильнее раздразнить его, она перестала открывать подарок, лишь поглаживала пальцами желтую обертку, и только уловив искру раздражения в его глазах, открыла коробку — внутри лежала кукла с пухленьким личиком из орехового дерева; золотистая солома заменяла волосы, а оранжево-голубое ситцевое платье было надето на туловище из мешковины, набитой перьями.

— Это не антиквариат, понятно? — заявил Роман. — Ее не нужно класть под стекло и глазеть, можно играть и не бояться испортить. Худшее, что иногда случается, — отрывается голова, но не страшно, всегда можно приклеить на место.

— Ошибаешься, Роман. Он нахмурился.

— В чем?

Теодосия погладила жесткие соломенные волосы куклы.

— Эта самая ценная, потому что ты подарил ее мне. — Вспомнив, что она однажды рассказывала о коллекции их трехсот кукол, с которыми не играла, поняла значение подарка.

— Ты расстроишься, если я заплачу?

— Ты уже вроде плачешь, — ответил он, видя, как несколько слезинок упали на коричневое кукольное личико.

Прижав куклу к груди, Теодосия подняла глаза на мужчину, подарившего ей радость; длинные волосы цвета воронова крыла блестели в вечернем солнце, глаза казались голубее небес, на подбородке глубокая впадинка, добрая улыбка.

Рост и сложение всегда изумляли ее — такая великолепная внешность удивительно гармонировала с его мастерством и знаниями, хотя у него почти не было образования, и все же…

И все же Роман Монтана — один из умнейших людей, которых она знала.

Некоторые, размышляла она, используют свой ум и знания в стенах лабораторий, и немного оставалось такого, чего они бы не знали или не понимали в пределах своего научного диапазона.

Лабораторией Романа был весь мир, вокруг него не замыкались стены, и почти не было таких явлений, которых бы он не знал или не понимал в пределах своего природного простора.

Она задумалась: мудрость не определяется количеством страниц прочитанных книг, не всегда является следствием учебы, а гений необязательно тот, кто удостоился академических наград, необязательно…

Гений. Она мало задумывалась над этим словом раньше. Гений — личность, наделенная необыкновенными умственными способностями, незаурядной силой мозга: гений в математике, естествознании и других академических областях…

Или обладать врожденной гениальностью в отношении лошадей, мастерства выживания, людей…

Тогда, ее осенило, Роман Монтана — гений в полном смысле этого слова.

Она уронила куклу.

— Теодосия? — позвал Роман, заметив изумление на ее лице, опустился рядом с ней на колени и погладил щеку девушки ладонью. — Что случилось?

Ее широко раскрытые глаза встретились с его взглядом: неделями ездила из города в город, приглашала незнакомых мужчин, пытаясь найти такого же умного, как Аптон. А все это время он находился рядом с ней, направляя ее своей особенной гениальностью, умный и добрый.

Именно такими и были Аптон и Роман Монтана.

О Боже, почему она не уловила сходства раньше? Неужели ее поиски академической учености закрыли ее глаза на все остальное?

Ее сердцебиение участилось, словно приглашая к другой жизни.

— Роман, — прошептала она, — я… — остановилась и положила руку ему на грудь. — Роман… не возражаешь стать отцом ребенка?

Ее предложение так ошарашило, что Роман не решался ответить сразу, боясь торопливости, — вдруг это сон, который закончится и больше не повторится?

Воцарившееся молчание смутило Теодосию — как могла забыть?

— Извини, Роман, — прозвучал чей-то чужой голос. — Золото. Забыла, что у меня нет больше денег, чтобы заплатить. Но осталась рубиновая брошь…

— Не нужны ни золото, ни брошь, Теодосия. Взглянув на него, она поняла правду этих слов в лазурных глубинах его глаз.

— Согласен? — прошептали ее губы.

Не видя ничего, кроме ее ослепляющей красоты, не слыша ничего, кроме прекрасного голоса, он кивнул:

— Да.

Когда-то давным-давно ей вздумалось совершить коитус с любым незнакомцем в темной комнате гостиницы — теперь решено заняться любовью с Романом Монтана под пологом деревьев.

Радость поднялась в ней, словно чудесный рассвет — девушка протянула к нему руки.

Роман прижал ее к себе, к груди и держал так, словно кто-то вот-вот мог прийти и увести ее куда-то далеко. Улыбаясь, они улеглись на землю, продолжая держать друг друга в объятиях.

Ночь застала их все в том же приподнятом настроении, уютно устроившихся друг около друга — на мягком ложе из травы и цветов.

— Уже темно, — прошептал Роман. Теодосия молчала: время пришло, еще немного — и она расстанется с девственностью.

Эта мысль вызвала у нее трепет беспокойства.

— Ты будешь мягок, Роман.

Она произнесла слова утвердительно, но он услышал в них вопрос.

— Да.

Поднявшись с земли, она достала одну из своих сумок с повозки и исчезла в зарослях кустарника.

Неровно дыша и волнуясь, Роман развел костер в укрытии ближайшей дубовой прогалины, решив приготовить рагу из вяленого мяса и картофеля, хотя еда его мало беспокоила, но Теодосия не ела с полудня.

Когда кушанье забулькало над огнем, она, одетая в свою фланелевую ночную рубашку, сидела, прислонившись к большому дереву — свет костра плясал на ее длинных золотых волосах.

— Ужин готов.

Девушка не чувствовала запаха рагу, но видела только Романа, снявшего рубашку, сапоги и чулки, оставшегося в одних узких черных бриджах — сбросит их и будет любить ее. Сегодня. Эта мысль вертелась в ее голове, словно любимый деликатес.

— Хочешь есть, Теодосия?

Онемев от ожидания, она лишь покачала головой. Он почувствовал ее возбуждение, но напоминал себе, что трепет нетерпения обостряет желание. Небрежно взяв ложку, начал мешать рагу.

— Нервничаешь?

— Нет, — немного торопливо ответила она. Он улыбнулся.

Заметив его усмешку, поняла — знает, что солгала.

— Да, Роман, волнуюсь. Но только потому, что сегодня впервые буду… буду…

— Совершать коитус? — Продолжая улыбаться, помешивал рагу, желая сделать все возможное, чтобы могла расслабиться. — Считай, что это не больше чем научная процедура. Разве не ты говорила об этом — соединение мужских и женских гениталий, которые двигаются в ритме…

— Это физическое слияние мужских и женских гениталий, сопровождающееся ритмичными движениями, обычно приводящее к извержению семени из пениса в женский воспроизводящий тракт. Но, Роман, я…

— Да, да, знаю. Постельные, правила, не забыл. Сделаю нашу постель в темном лесу, подальше от огня. Не буду тебя целовать, не стану прикасаться, а лишь дождусь, когда ты обнажишь свою нижнюю половину. Ты закроешь глаза и станешь думать об отвлеченных вещах, а я управлюсь за пару минут, может, меньше. Даже могу не снимать бриджи, если хочешь, просто расстегну ширинку.

— Пару минут? — повторила она удрученно. Ее расстройство ужасно позабавило его.

— Теодосия, разве забыла, что однажды говорила сама? — Сняв рагу с огня, поднялся, достал одеяла из повозки и направился к ней. Один лишь его вид обещал волны удовольствия, можно было только догадываться, каким блаженством станет возможность почувствовать его внутри себя.

Эта мысль возбудила ее настолько, что она сжала в руках листья, разбросанные вокруг нее.

— Роман, нужно поторопиться. Если не сделаем что, боюсь, ожидание доведет меня до безумия.

Остановился перед ней.

— Думал, что ты нервничаешь.

— Сейчас испытываю множество чувств: нервозность — одно из них.

• Предыдущая
• 65/76
• Следующая