Сердечные струны - Пейсли Ребекка - Страница 47
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
— А теперь вот вздумалось поесть на воздухе! — Взяв ее руку, вывел в открытое поле, граничащее с городом, там усадил среди колокольчиков и бросил салфетки с едой рядом с ней.
Спутница взглянула на него.
— Можешь объяснить причину своего гнева, Роман?
— Я не сержусь.
Прислонившись спиной к кучке камней, она развернула салфетки.
— Пожалуйста, ешь.
— Слишком зол, чтобы есть! — Он повернулся к ней спиной, сунул руки в карманы и уставился в потемневшее небо. — Говорил же тебе, что произойдет. Но разве послушалась? Черта с два. И не подумала.
— А что случилось?
— Что случилось? — Он резко повернулся к ней лицом. — Ты что, не видела всех этих… — Он замялся, пытаясь вспомнить выражение, которым Теодосия назвала мужчину, набросившегося на нее в Уайлд Виндз. — Не видела lackivating meaflarants, которые пялились на тебя в ресторане?
— Lackivating meaflarants? Что-о. — Она улыбнулась. — Полагаю, описание, которое ты ищешь — Lascivious malfeasants.
— Называй их как угодно! Выстроились в линию, поджидая…
— Роман, никто не делал ничего подобного — один подошел к столу, но ты с ним справился. Вторым был преподобный…
— Послушай, Теодосия, — продолжал он, размахивая рукой. — Чтобы я мог справиться с работой твоего телохранителя, от тебя требуется выполнение некоторых правил. Номер один — не носить то, что я не советую; номер два — никогда не забывать правило номер один; номер три…
— Мне не нравится твоя деспотичная позиция.
— Да? Наплевать, нравится тебе или нет!
Теодосия медленно сняла шкурку с цыпленка и принялась за мясо, затем взяла клубнику.
Продолжая хмуриться, Роман наблюдал, как она пробует спелую ягоду: контраст алого цвета и молочно-белой щеки заворожил его — мягкие полные губы блаженно высасывали сок.
Желание возникло внезапно и с такой силой, что он вздрогнул.
— Роман, будешь есть?
— Что? Э, да. — Овладев собой, сел рядом, отметив яркий контраст ее персиковых юбок, густой изумрудной травы и голубых колокольчиков. Боже, какая картина!
— Вот. — Она подала ему кусочек арбуза.
Он вонзил в него зубы и почувствовал, как сок побежал по подбородку. Улыбнувшись, Теодосия промокнула его салфеткой.
Это движение подстегнуло его: страсть разжигала то самое «нечто», что ей так часто удавалось пробуждать в нем.
— У тебя когда-нибудь был друг, Роман?
Звук ее голоса вернул его к реальности. Встряхнувшись, положил арбуз и принялся за цыплячью грудинку.
— Знаком со многими людьми, — ответил он с набитым ртом.
— Знакомые и друзья — не одно и то же. — Со времени приезда в Техас я встретилась с некоторыми людьми, но не настолько хорошо знаю их, чтобы назвать друзьями. Таким образом, это просто знакомые.
У него появилось такое чувство, что она к чему-то клонит, но что бы это ни было, ему, вероятно, пользы не даст.
Он попытался — сбить ее с толку.
— Я тоже почти ничего о тебе не знаю. Полагаю, что и мы только знакомые.
Она выбросила зеленый хвостик клубники.
— Обижаете, сэр. Вам известно обо мне больше, чем кому-либо еще в Техасе.
Откусив еще кусок цыпленка, Роман подумал о том, что она сказала.
— Все равно я знаю о тебе очень мало.
— Ты так считаешь? — Она склонила голову набок. — Я на самом деле мало что рассказывала, верно? Хотя не собиралась утаивать что-то от тебя. Была так заинтересована, чтобы побольше узнать о тебе, что не пришло в голову говорить о себе. Позже вечером обещаю ответить на любой вопрос, который ты захочешь узнать. Но сейчас возвращаемся в гостиницу.
Она принялась собирать оставшуюся еду в салфетки.
— Где ты родилась? — выпалил он, намереваясь задать ей пару сотен вопросов прежде, чем вернуться в комнату.
— В Нью-Йорке.
Роман схватил еще один кусок цыпленка с салфетки, которую она держала, «вонзился в него так, словно не ел несколько дней.
— Еще не наелся, Теодосия.
— Очень хорошо. — Положила салфетки. — Пожалуйста, поторопись.
Он жевал так медленно, будто это был не цыпленок, а самое твердое дерево.
— Какой твой любимый цвет?
— Нравятся несколько цветов: зеленый, голубой и розовый. Закончил?
— Нет. — И принялся за кукурузный початок, оставляя как можно больше твердой кожицы между зубами, чтобы еще потянуть время, извлекая их. — У тебя были в детстве куклы?
— Целая коллекция. Сотни три.
«По крайней мере, у нее были куклы, — размышлял он. — Хоть одна нормальная вещь объявилась».
— Часто с ними играла?
— Никогда: они оставались антикварными экземплярами, слишком ценными, чтобы брать в руки.
«Вот тебе и нормальная вещь», — подумал Роман. — Кто самый знаменитый из тех, кого ты когда-либо встречала?
Она снова прислонилась спиной к камням и глубоко вдохнула свежий, пахнущий цветами воздух.
— Однажды встречалась с Эбенезером Баттери.
Кто это — Эбенезер Баттерик?
— Он предложил первые образцы бумажных обоев. Также встречалась с Уильямом Круком, который открыл таллий, и Джозефом Бертраном, написавшим трактат о дифференциалах и интегралах.
Ему никогда не приходилось слышать ни о ком из этих людей, по ее утверждению, слишком знаменитых. Конечно, он ведь не вращался в тех же светских кругах, что и она.
— А я видел красотку Дилайт несколько лет назад и получил от нее автограф. Она написала его прямо на моем… э… у нее красивый почерк. Лучший, который я когда-либо видел.
— Красотка Дилайт? Кто она?
— Самая знаменитая стриптизерка в мире. — Он сунул в рот кусок яблочного пирога и слизал ванильную глазурь с нижней губы. — Представляешь, что делает красотка Дилайт?
— Нет, и не уверена, что хочу знать.
— Снимает одежду.
Теодосия снова сложила салфетки.
— Я услышала достаточно. Теперь можем возвращаться в гостиницу?
— Она приклеивает желтые, оранжевые и красные ленты к груди и двигается вверх и вниз так, что ленты начинают вертеться. Когда я в первый раз увидел, то подумал, что она загорелась.
Теодосия уставилась на него.
— Мисс Красотка Дилайт, безусловно, заслуживает высокой похвалы за ее бесспорные заслуги перед человечеством. — Она поднялась с земли и стряхнула травинки с платья.
— Я еще не закончил, Теодосия.
— Роман, пора возвращаться в гостиницу, хотя можешь и остаться здесь, наслаждаясь трапезой в свое удовольствие, а лучше пойти со мной и выполнять работу моего защитника. Выбирай.
«Да уж, лучше некуда», — подумал Роман. Ворча на каждом шагу, повел ее обратно в город.
— Все, что от тебя требуется, так это посмотреть в глаза этому парню, чтобы понять, насколько он неподходящий мужчина для зачатия ребенка, Теодосия, — прошептал ей на ухо Роман. Присев прямо позади нее, он хорошо видел каждого кандидата, с которым она беседовала, и находил возражения для любого из них.
Теодосия прикрыла листом бумаги лицо, чтобы кандидат, сидящий напротив, не мог догадаться, о чем они шепчутся.
— Тебе не понравился слабовыраженный подбородок первого мужчины, Роман, — прошептала она в ответ на его замечание. — Ты сказал, что бледное лицо второго указывает на плохую кровь, что, безусловно, перейдет к ребенку. Хромота третьего, по-твоему, может отразиться на его сексуальных способностях. А теперь, Бога ради, скажи, что же не так с глазами этого мужчины?
— У него бегающий взгляд. Посмотри получше — сама увидишь. Пока еще не очень заметно, но я уже видел такое раньше, Теодосия, и могу утверждать, что через несколько лет бедняга окосеет.
Теодосия, опустив лист, улыбнулась кандидату, продолжая рассматривать его глаза, но не увидела ничего, что наводило бы на мысль о каком-то расстройстве.
Однако подозрения Романа все же не давали покоя.
— Прошу прощения, сэр, — сказала она мужчине, — но вы не соответствуете требованиям. Благодарю за проявленный интерес. Доброго вечера.
Нахмурившись, мужчина продолжал сидеть.
— Что у меня не так? Высокий, глаза голубые, а волосы черные.
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
