Сердечные струны - Пейсли Ребекка - Страница 45
- Предыдущая
- 45/76
- Следующая
Он раздумывал, каков был бы ее ответ, если бы объявить, что она еще недостаточно здорова, чтобы выполнить свой план. Может, сослаться на раны на голове, которые не заживут, если раненый попытается заняться каким бы то ни было видом секса, попробовать напугать, что можно ожидать даже загнивание мозга.
Потерев подбородок, Роман некоторое время раздумывал над идеей, затем отказался от нее, вспомнив, что она уже себя исчерпала: целых полторы недели после столкновения с команчи удавалось удерживать Теодосию среди диких лесов и лугов, в стороне от всех городов. Конечно, ему хотелось, чтобы ее рана зажила, но сознание подсказывало, что десяти дней более чем достаточно: в конце концов, шишка на голове — не пуля в черепе.
В течение этого времени она только и делала, что спала, ела, купалась и делилась с ним своим интеллектом. Наконец, после полутора недель отдыха, оделась, забралась на повозку и поехала, не оставляя ему другого выбора, кроме как следовать за ней и отвезти в ближайший город.
Едва коснувшись подошвами пыльной улицы в Ред Вулф, тут же поспешила в почтовую контору и напечатала свои дурацкие объявления.
Роману всегда нравился Ред Вулф, и он с удовольствием навещал город, когда у него появлялась такая возможность. Однако теперь решил, что больше не любит его: Боже, никогда не представлял, как много бабников в нем живет!
С досады пнув ногой горшок с цветком, стоящий у окна, проигнорировал громкое возмущение управляющего гостиницей; в глубокой задумчивости медленно прошел к большому бархатному креслу, опустился в него, вытянув ноги.
Почему, черт побери, его волнует, что Теодосия скоро отдастся какому-нибудь мозолистому гению? Ведь ему не надо ни с кем делиться; чтобы что-то делить, надо его иметь, а Теодосия ему не принадлежала.
— А я и не хочу, чтобы она мне принадлежала, — пробормотал он.
— Прошу прощения? — отозвался управляющий, поднимая глаза от регистрационного стола. — Меня зовут Парке. Оливер Парке. Вы мне что-то сказали, мистер Монтана?
Роман взглянул на мистера Паркса, даже не видя его.
— Эта женщина не для меня. Я не люблю женщин! Но если бы и любил, она не стала бы той, которую можно выбрать. Ну, знаете ли вы мужчину, который захотел бы женщину, не умеющую веселиться? О, она сказала, что повеселилась на ярмарке в Киддер Пассе, но хотите знать, что это было за веселье? Заумное веселье, вот что. Да, единственная причина, почему она хорошо провела время, так это потому, что нашла способ использовать свою проклятую гениальность.
— Конечно, мистер Монтана, — отвечал Парке, переставляя чернильницу на столе. — Да, конечно. Как скажете. И кстати, если вы в скором времени собираетесь выехать из города, будьте осторожны. Говорят, банда негра Бланко бродит где-то в этом районе. Только сегодня утром пришло известие, что они возле Кейнз Кроссинг убили троих людей, и одна из них была пятнадцатилетней девочкой. — Мистер Парке покачал головой.
— Вы когда-нибудь слышали о ком-то более опасном и надменном, чем эти пятеро из банды? Никогда их не видел, но, говорят, они одеты во все черное с головы до ног и ездят на белых лошадях. Уповаю на Господа, что разбойники не появятся здесь, в Ред Вулф. Тридцать охотников преследуют их с тех самых пор, как они убежали из тюрьмы, но ни один не пойман. Думаю, чтобы избавиться от них, не обойтись без помощи бога, а то и самого дьявола.
Роман кивнул, но его мысли сосредоточились на Теодосии.
— Сколько мужчин, по-вашему, живет в Ред Вулф, мистер Парке?
— Что? — мистер Парке поскреб щеку, поросшую бакенбардами. — Э… не знаю. Около ста семидесяти. Может, две сотни.
Две сотни! Цифра завертелась в мозгу Романа словно перекати-поле, подхваченное вихревым пыльным потоком.
Он погладил большим пальцем дуло своего кольта, про себя произнес клятву: если хоть один из претендентов подойдет на роль любовника Теодосии, то сильно пожалеет, что не родился маленьким, светловолосым, зеленоглазым и непроходимо глупым.
Услышав, как открывается дверь, Теодосия повернулась от окна и посмотрела на Романа, входившего в комнату.
— Идем, Теодосия. Хочется есть.
— Роман, ты видел? — спросила она, указывая на улицу внизу. — Мальчик уже разносит мои циркуляры, даже расклеивает их на фасадах различных зданий.
Снова погладив оружие, Роман пробежался взглядом по ее телу, любуясь каждой его частью.
Он никогда не видел у нее такой прически, которую она сделала сейчас: маленькие косички уложены на макушке и заколоты цветами из зеленого бархата; несколько блестящих локонов лежали на стройной шее, касаясь нитки жемчуга, — почти такого же светлого оттенка, как и ее кожа.
Шелковое платье напоминало ему рассвет — неуловимое сочетание розового, оранжевого и желтого: как нежные цветы льнут к утреннему небу, так платье подчеркивало фигуру Теодосии.
Роман испугался: если ей вздумается чихнуть, кашлянуть или даже рассмеяться, как бы из глубокого выреза не выпала грудь.
Он придумывал что-нибудь забавное, чтобы рассмешить ее.
— Что ты так смотришь, Роман? — и задав вопрос, не могла оторваться от него: черный костюм и накрахмаленная белая рубашка так подходили к его смуглой коже; черный галстук-ленточка, как и угольно-черные волосы, свисал на широкую грудь, но строгость в одежде не скрывала недюжинной силы, сквозившей в каждой части его массивного тела, напротив, лишь подчеркивая ее.
Сладостный трепет запульсировал внутри нее.
— О чем ты думаешь, Теодосия?
Она отметила его обычную понимающую ухмылку.
— Тебе известны мои мысли, поэтому не вижу необходимости обсуждать их. — Зашуршали персиковые юбки. — Аптон и Лилиан купили мне это в Париже. Тебе нравится?
Роман лишний раз убедился: девушка не чувствует своей красоты, как другие женщины запаха духов, — подумал он. Сомневаюсь, что хоть один мужчина в мире устоит против ее очарования.
Эта мысль напомнила ему, что не он единственный будет наслаждаться великолепным зрелищем, горожане Ред Вулф тоже получат свою долю удовольствия.
Грязные ублюдки все они, и его обязанность, как телохранителя, положить конец неприятностям прежде, чем они начнутся; скрестив руки на груди, изобразил позу монумента.
— Мне не нравится это платье, и ты не пойдешь в нем. Надень что-нибудь другое.
— Что-нибудь другое? Но, Роман, оно идеально подходит для ужина.
Он изучающе взглянул на платье, пытаясь придумать что-нибудь поубедительнее.
— Слишком тесное. Ты не сможешь есть…
— Прекрасно смогу.
Его взгляд уперся в ложбинку между пышными грудями.
— Застегни пуговицы.
— У него нет пуговиц. Снова уставился на платье.
— Волочится по земле, а улицы пыльные.
— Могу приподнять.
— В стульях «Виктории» полно трещин и гвоздей — порвешь наряд на клочки, когда сядешь, поэтому сними и надень что-нибудь…
— Виктории?
— «Кафе Виктории». Единственный ресторан в Ред Вулф, и его стульями давно пора растопить печь.
Теодосия натянула перчатки.
— Роман, скажи правду, что тебя беспокоит в моей внешности?
Он знал, что, если не сказать ей, она узнает путем своего анализа.
— Хорошо. Правда в том, что такое платье привлечет каждого похотливого сукина сына в Ред Вулф, благо твои дурацкие объявления, Теодосия, висят везде, и мужчины прочитали их. Ты, возможно, единственная новая женщина в городе, поэтому они сразу узнают в тебе ту мисс Уорт, которая готова заплатить золотом за то, чтобы с тобой переспали. Они столпятся вокруг тебя…
— Как мой телохранитель, ты примешь соответствующие меры…
— Не могу отгонять целое стадо облизывающихся…
— Стадо? — улыбнулась Теодосия. — В самом деле, Роман, ты преувеличиваешь. — Продолжая улыбаться, набросила на плечи кружевную шаль и направилась к двери.
Роман последовал за ней, всю дорогу бормоча ругательства. Едва выйдя из гостиницы, окинул свирепым взглядом троих мужчин, оттолкнул с дороги четырех других и пригрозил кольтом еще двоим. — Не понимаю, почему мы не могли поесть в комнате, — буркнул он, сопровождая ее по тротуару. Она продела руку в перчатке в изгиб его локтя.
- Предыдущая
- 45/76
- Следующая