И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене - Коллектив авторов - Страница 76

Раз в год органы производили обыск. Наталия Федоровна как‑то сказала; «Вы ещё в нужнике поищите». О. Александр попытался разрядить атмосферу: «Ну, это люди подневольные».

О. Александр рассказал, что, когда его на допросе в прокуратуре спросили, как он относится к критике режима, о. Александр сказал, что его больше волнует церковная самокритика. Этот ответ был занесён в протокол.

Однажды о. Александр собрал приходских поэтов и бардов и сказал, что в нашей стране трудно творчески реализоваться и появился соблазн использовать для этого Церковь. Нельзя быть профессиональным христианином. Нельзя прятать свою профессиональную несостоятельность за Евангелие. Церковь не может из цели превращаться в средство.

Помню, о. Александр как‑то сказал, что часто прихожане зазывают его на разные премьеры как свадебного генерала. Он в шутку говорил: «Берут меня в зубы и приносят. Так недавно принесли на спектакль «Мастер и Маргарита», и там из собачьей конуры читали текст, который я знаю наизусть, а дома ждут незавершённые книги».

Как‑то в беседе с молодыми прихожанами он рассказал: «Однажды мне пришлось идти двадцать семь километров по пустыне, и, когда я увидел лужу с водой, то стал из неё пить, забыв про всех пауков и тараканов, которые там были. И сейчас сходная ситуация, после десятилетий духовной жажды люди готовы пить из каждой лужи. Но подчас в ней такие пауки и жуки, что они сводят на нет всю ценность воды. Сейчас, как никогда важно показать «Церковь с человеческим лицом», ибо идея малых групп носится в воздухе. Самые консервативные священники собирают общины и… читают на них акафисты. Вот почему нам нужно в своих общинах показать пример христианской жизни, объединившись вокруг Слова Божиего и молитвы».

Один православный критиковал о. Александра: «Вы неправильно ведёте себя с прихожанами: люди хотят быть обманутыми и хотят быть водимыми». — «За что водимыми? За нос?» — спросил о. Александр. Тот не понял и ушёл.

Одна моя знакомая, работавшая в археологическом институте, попросила меня спросить у о. Александра о своей проблеме: в их институте много фанатиков археологии, которые искренне верят в то, что, если бы не народность сартов, жившая в IV веке на Волге, все в их жизни превратилось бы в бессмыслицу. И знакомая сомневалась: я не имею такой фанатической преданности сартам и, может быть, занимаю чьё‑то место, кто живёт без сартов в полной бессмыслице и унынии?

О. Александр сказал на это так: «В науке существуют два типа учёных: кузнечики и муравьи. Кузнечики громко стрекочут и далеко прыгают — они являются генераторами новых идей. А муравьи прорабатывают всю фактуру, расчёты, варианты, модели. И без тех и других в науке невозможно».

Я передал о. Александру вопрос корреспондента в интервью со мной о Нюрнбергском процессе над КПСС. О. Александр ответил: «Олег, а Церковь покаялась?» — «Нет», — сказал я. «Ну, а как мы можем требовать суда над атеистами, пока Церковь не покаялась?»

Один прихожанин в начале 70–х годов спросил об СССР. «Да, империя распадётся, но пострадают невиновные, и будет пролита кровь», — сказал о. Александр.

Когда спросили иносказательно, вот, мол, была империя, на плоти и крови народов, и вот она гибнет, зачем защищать её, о. Александр отвечал, что были разные империи: Римская, Британская, Русская. Когда уточнили вопрос: «Нужно ли защищать Русскую империю?», о. Александр сказал, что академик Тарле считал, что России нужно было проиграть войну с Наполеоном, тогда бы в ней была республика и крестьян освободили бы, а победа отсрочила освобождение. «Но я все же считаю, — добавил о. Александр, — что защищать тогда, да и сейчас, свою страну необходимо».

Дочь меня упрекнула, мол, вот моя подруга Т. хвалится, что о. Александр был у них дома три раза, а у нас всего один раз на освящении. Я объяснил, что жаль времени о. Александра, и мне стыдно докучать ему. И когда у сына возникли духовные проблемы, я узнал, когда о. Александр придёт навестить З. А., жившую в нашем районе, и договорился, чтобы о. Александр побеседовал с сыном у неё. В ту встречу о. Александр сказал, что духовные сомнения, трудности — это переходный период: ребёнок, живший за счёт духовности родителей, начинает самостоятельную духовную жизнь.

О. Александр рассказывал, что его пригласили на православную конференцию: нужно было сказать своё мнение по поводу рукоположения женщин. «Не случайно, — сказал о. Александр, — Господь облёк Евхаристию в определённые материальные формы — вино и хлеб, хотя мог и в другие. Так и не случайно, что для совершения таинств Господь поставил Первосвященника и Апостолов мужчин». Но о. Александру ответили: «Это не аргумент».

Одна прихожанка просила запретить пить своему мужу. О. Александр ответил: «Церковь не может действовать полицейскими методами. Если я так — запретом — скажу, то это будет уже прямой грех».

После крещения дочери я легкомысленно предложил о. Александру беспересадочный маршрут на электричке, минуя метро, хотя на этом маршруте с вокзала на вокзал часто бывали опоздания. И вот я увидел, как о. Александр ринулся изо всех сил бежать по площади Ярославского вокзала. И сейчас у меня перед глазами стоит эта сцена. Толпа на площади и несущийся о. Александр с портфелем, придерживающий шляпу.

Однажды весной мы с о. Александром ехали вместе на 24–м автобусе в Деревню. Он дал мне письмо клерикального противника рока о. Жана Поля Режжембаля, в котором тот обвинял рок в сатанизме. (Наши правые фашисты из «Памяти», люто ненавидевшие католиков, муссировали это письмо, а «музыковеды» из «Молодой гвардии» без указания источника постоянно цитируют его).

О. Александр рассказывал, что его идеологические противники из черносотенных ортодоксов собирают на него материал. Памфлеты, клеветнические черносотенные статьи. Много упражнялся в этом жанре некто Шиманов, он собрал четыре (!) тома таких материалов, переплёл и… привёз (не поленился) к врагу о. Александра тогдашнему настоятелю храма в Новой Деревне.

В 85–м году о. Александр с горечью сказал о статье в «Трибуна люду» с описанием приключений и католической диверсии о. Владимира Н. в Москве; рассказывал и о встрече с Серёжей М., который приехал к нему и с непроницаемым «взором Джоконды» стал спрашивать, а читал ли о. Александр книгу члена Политбюро Яковлева? «Не читал, но заранее со всем согласен», — ответил о. Александр.

К юбилею о. Александра мы приготовили для него торжественный пионерский монтаж. Трое прихожан в шортах, с пионерскими галстуками, я с горном, В. с барабаном читали по очереди поздравительные речевки, которые заканчивались словами: «Церковь! Батюшка! Экуменизм!»

Однажды мы с женой, напутешествовавшись по монастырям, — попали под обаяние одного монаха, и, не спросившись о. Александра, стали выполнять его наставления. О. Александр, узнав это, был очень суров — таким я его никогда не видел: «Как ты мог так поступить? Ты же знаешь, что в лавре не совершается ни венчание, ни крещение младенцев, что монахам всегда запрещено было вторгаться в сферу семьи как не компетентным в ней?» Я не знал, как извиниться за свой грех.

Когда Женя Б. отошёл от прихода, увлёкшись Бультманом, в учении которого утверждается, что Евангелие — это катехизиционные притчи, один прихожанин сказал: «Ну вот мы всегда можем привести в нужный момент мысль или идею о. Александра». Так и апостолы, разве могли забыть слова Иисуса?

И действительно, сознание так пропитано мыслями и идеями о. Александра, что практически в любой ситуации приходит на ум, что сказал по тому или иному поводу о. Александр. Думаю, что многие прихожане могут это подтвердить.

… Летом несколько семей снимали дачу в Новой Деревне. О. Александр сказал: «Обы чно территориально мы разобщены, и вот редкий случай, когда живём вместе».

После развода я не хотел, боялся снова жениться; на мой шутейный ответ, что, если есть невеста, — женюсь, о. Александр показал из окна на маленькую белокурую девочку: «Да, есть одна девушка, вот с такими же чудесными волосами. Хотите, я вас познакомлю?» Так случилось, что именно его протеже действительно стала моей женой.