Кусака - Маккаммон Роберт Рик - Страница 27

• Предыдущая
• 27/120
• Следующая

— К едрене-фене твоего шерифа! — рявкнул Бобби Клэй Клеммонс. — Мы и ему навешаем!

Сцена затянулась. Коди, готовый к тому, что первый ход сделают Гремучки, примеривался ударить Хурадо в солнечное сплетение, но Рик стоял как скала, ожидая нападения, в котором не сомневался.

В дверном проеме, хромая, появилась какая-то фигура. Остановилась, как вкопанная.

— О! Красный свет — хода нет!

Уже догадавшись по тонкому детскому голоску, кто это, Коди обернулся. Мужчина, который остановился в дверном проеме, был одет в серую форму, держал в руках швабру и толкал перед собой что-то среднее между корзиной для мусора и машиной для отжимания белья. Ему шел седьмой десяток. Круглое, как луна, лицо портили глубокие морщины и коричневые старческие пятна, а седые волосы были подстрижены так коротко, что голова казалась припорошенной тонким слоем песка. На левом виске виднелась отчетливая вмятина. Прикрепленный к форме сторожа ярлычок с именем гласил «Сержант».

— Извините, мистер Хэммонд. Я не знал, что тут еще кто-то есть. Зеленый свет горит — нам идти велит! — Он пошел прочь, припадая на правую ногу, которая складывалась в коленном суставе, как гармошка.

— Нет! Подождите! — позвал Том. — Мы уже уходим. Правда? — спросил он у Рика и Коди.

Ответа не было, только Пекин хрустел пальцами.

Инициативу взял Коди.

— Захочешь, чтоб вложили ума — знаешь, где меня найти. Когда угодно, где угодно. Но чтоб вы вечером на территорию Щепов не совались. — Прежде, чем второй парнишка сумел ответить, Коди повернулся к нему спиной и гордо направился к двери. Отщепенцы последовали за ним. Танк постоял на стреме, потом тоже ушел.

Рик начал громко браниться, но спохватился. Момент был неподходящим. Всему свое время.

За него проорал Пекин:

— Идите на хер, придурки!

— Эй! — нахмурился Сержант Деннисон. — Такой грязный рот маме надо прополоскать! — Он неодобрительно взглянул на Пекина, потом окунул швабру в ведро и принялся за работу.

— Было обалденно приятно, мистер Хэммонд, — сообщил Рик. — Может быть, в следующий раз мы все заглянем к вам домой попить молочка с печеньем?

Сердце у Тома еще бешено колотилось, но он постарался сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

— Запомни, что я сказал. Ты слишком хорошо соображаешь, чтобы растратить жизнь на…

Рик набрал слюны и сплюнул на линолеум. Сержант бросил мыть пол. Лицо выразило праведный гнев пополам с растерянностью.

— Вот погоди! — сказал Сержант. — Отжует тебе ноги Бегун!

— Ах, как страшно! — Все знали, что Сержант — чокнутый, но Рику он нравился. Мистер Хэммонд тоже вызвал у парнишки некоторое восхищение тем, что только что попытался сделать, но демонстрировать учителю слабину Рик, вне всяких сомнений, не собирался. Это было просто не принято. — Сваливаем, — велел он Гремучкам, и они покинули класс, болтая по-испански, смеясь и колотя по шкафчикам от избытка нервной энергии. В коридоре Рик треснул Пекина по затылку чуть грубее, чем положено для простой шутки, но, несмотря на это, Пекин ухмыльнулся, показав серебряный передний зуб.

Том стоял и слушал, как гомон стихает, удаляясь по коридору, словно бегущая к далекому берегу волна. Он не принадлежал к их миру и чувствовал себя невероятно глупым. Хуже того: он чувствовал себя старым. Он подумал: «Ах, черт, какое фиаско! Чуть не расшевелить войну двух банд!»

— Успокойся, сынок. Они уже ушли, — сказал Сержант, налегая на швабру.

— Простите?

— Это я Бегуну говорю, — Сержант кивнул на пустой угол. — Заводят его эти ребята.

Том кивнул. Сержант вернулся к работе, морщинистое лицо выражало сосредоточенность. Насколько понимал Том, молодой солдат «Сержант» Деннисон, пострадав в последние месяцы Второй Мировой, так и не оправился от потрясения и впал в детство. Сторожем он работал уже больше пятнадцати лет, а жил в маленьком домике из кирпича-сырца в конце Брасос-стрит, напротив городской баптистской церкви. Дамы из «Сестринского Клуба» приносили Сержанту домашние обеды и присматривали, чтобы он не разгуливал по улицам в пижаме, но в прочих отношениях он был вполне самостоятелен. Правда, с Бегуном дело обстояло иначе: если вы не соглашались, что пес (неопределенной породы) свернулся клубком в углу, залез на стул или сидит у ног Сержанта, Деннисон смотрел на вас, как на умственно отсталого и говорил: «Бегун здесь, а где ж ему быть!», подчеркивая тот факт, что хоть шустрый, но робкий Бегун частенько не хочет показываться, но еда, оставленная с вечера в миске у дверей на крыльце, к рассвету исчезнет. Дамы из Сестринского клуба давным-давно отказались от попыток втолковать Сержанту, что никакого Бегуна нет — уж очень быстро тот начинал плакать.

— Не такие уж они крутые, — сказал Сержант, отдраивая плевок Хурадо. — Ребята эти. Просто представляются, и все дела.

— Может быть. — Правда, это не утешало. Том был огорчен до глубины души. Четверть четвертого — Рэй, должно быть, ждет у машины. Открыв верхний ящик стола, Том вынул ключи и почему-то подумал про ключи от машины, которые должны лежать где-то в доме у Пересов. Интересно, мистер Перес хоть раз брал их в руки, чтобы посмотреть, перевесят ли они жизнь сына? Том почувствовал, как быстро утекает время, и понял: вот сейчас над Великой Жареной Пустотой кружат стервятники. Он задвинул ящик. — До завтра, Сержант.

— Зеленый свет горит — нам идти велит, — отозвался Сержант, и Том вышел из расчерченного солнцем класса.

Мотоцикл свернул на Брасос. Коди почувствовал, как внутри у него все сжимается — реакция была непроизвольной, так напрягаются мышцы, готовясь получить сильный удар. До дома было не очень далеко, он стоял на углу Брасос и Сомбра. Заднее колесо взметнуло из канавы пыль, и Кошачья Барыня (в узловатых руках — метла) крикнула со своего крыльца: «Уймись ты, зараза!»

Пришлось улыбнуться. В это время дня Кошачья Барыня (по-настоящему ее звали миссис Стелленберг, вдова) неизменно подметала и всякий раз кричала проносящемуся мимо Коди одно и то же. Семьи у Кошачьей Барыни не было — только около дюжины кошек, которые размножались так быстро, что Коди не успевал считать. Эти штуки шныряли по всей округе, а по ночам орали детскими голосами.

Сердце паренька забилось быстрее. Справа приближался его дом — серые потрепанные непогодами доски, закрытые ставнями окна. У тротуара стоял папашин драндулет — старый темно-коричневый «шеви» с проржавевшими бамперами и вмятиной на дверке со стороны пассажирского сиденья. Машину покрывал слой пыли, и Коди немедленно увидел, что стоит она в точности, как утром, забравшись правыми колесами на тротуар. Что означало одно из двух: либо отец ушел на работу в городскую пекарню пешком, либо вообще не пошел. А если старик весь день проторчал в душном доме один, за стенами, может статься, собирается жестокая гроза.

Коди заехал на тротуар, миновал дом Фрэсиеров и оказался у себя во дворике. Там рос лишь куст юкки, листья которой венчали острые колючки, но даже он начинал жухнуть. Коди остановил мотоцикл у подножия бетонных ступенек крыльца и вырубил мотор. Тот заглох с лязгом, который, насколько было известно парнишке, непременно должен был насторожить папашу.

Он слез с мотоцикла и расстегнул молнию джинсовой куртки. За пазухой обнаружилось задание по труду. Вешалка для галстуков, да не простая: она была около шестнадцати дюймов длиной, вырезана из куска палисандра, оттерта наждаком и отполирована так, что поверхность на ощупь казалась прохладным бархатом. В дерево были вмонтированы квадратики белого пластика, старательно покрытые разводами серебряной краски — «под перламутр». Квадратики складывались в красивый шахматный узор. Края Коди вырезал фестонами. К дощечке были приделаны еще два куска инкрустированного палисандра. Они удерживали перекладину, с которой должны были свисать галстуки. Все это было еще раз тщательно отполировано. Мистер Одил, учитель труда, сказал, что работа хорошая, только непонятно, почему Коди так долго с ней копался. Коди терпеть не мог, чтобы кто-то стоял над душой, надеяться мог только на «уд», но работа была сдана, и остальное его не волновало.

• Предыдущая
• 27/120
• Следующая