Сто Тысяч Королевств - Джемисин Нора Кейта - Страница 45
- Предыдущая
- 45/87
- Следующая
А потом пришли другие, наши дети, и в глазах детей стоит ужас, одинаковый, их мать богиня, но я не вижу их горя перед глазами черная пелена. Я опускаю ее тело на землю, а на руках стынет ее кровь, наша кровь, кровь сестры возлюбленной ученицы наставницы подруги другого я, и когда я поднимаю голову и отчаянно кричу в ярости, миллионы звезд блекнут и погибают. Никто этого не видит, но я так плачу.
Я сморгнула.
Сар-энна-нем принял прежний вид — кругом тени и тишина, а былое величие погребено под кирпичной кладкой и пыльными досками и старыми коврами. И я стою перед бабушкой, хотя и не помню, как вскочила. Нахадот снова надел человеческое лицо, аура уменьшилась до обычных размеров, колышется, как темный плащ, и он пристально смотрит на меня.
И закрыла глаза ладонью.
— Я больше так не могу.
— Й-йейнэ? — Это бабушка.
Она кладет руку мне на плечо. Мне все равно.
— Значит, это все-таки происходит? — Я посмотрела Нахадоту в лицо. — Все идет так, как вы и хотели. Ее душа пожирает мою.
— Нет, — тихо отвечает Нахадот. — Я не знаю, что происходит.
Я изумленно посмотрела на него — и… словом, я не могла повести себя иначе. Последние несколько дней я только и делала, что пугалась, шарахалась и злилась — неудивительно, что это случилось. Я расхохоталась — дико, неудержимо. Я смеялась так громко, что эхо заскакало даже под высокими потолками Сар-энна-нем, и так долго я смеялась, что бабушка с беспокойством поглядела на меня — наверное, решила, что я сошла с ума. Возможно, я действительно обезумела, ибо вдруг мой смех перешел в крик, а радость сменилась свирепым гневом.
— Не знаешь?! Что значит, ты не знаешь?! — орала я на Нахадота.
Кстати, по-сенмитски — не знаю, почему я перескочила на этот язык.
— Ты бог, задери тебя демон! Бог! Что значит, ты не знаешь?!
Он не изменился в лице, и это только распалило меня.
— Когда я создавал вселенную, я оставил возможность для непредвиденных событий, а Энефа вплела неопределенность в жизнь каждого сотворенного существа. Поэтому в мире всегда будет место тайнам, которые даже боги не в силах разгадать.
Я бросилась на него. Мгновение безумного беспредельного гнева длилось целую вечность, и я успела заметить, как в этой тягучей бесконечности он увидел, что я сжала кулак и замахнулась, и в глазах его вспыхнуло что-то вроде изумления. И у него было достаточно времени, чтобы отбить удар или увернуться. Но к моему вящему удивлению, он так не поступил.
Звук удара оказался таким же громким, как потрясенный вздох бабушки.
А потом настала полная тишина. Я чувствовала себя опустошенной. Гнев улетучился. И еще не успел смениться ужасом. Я опустила руку. Костяшки пальцев очень болели.
Нахадота слегка развернуло от удара. Он поднял руку к губе — она кровила.
— Мне, пожалуй, нужно быть с тобой осторожнее, — вздохнул он. — Ты умеешь объяснять, как я не прав, весьма примечательными способами.
Я вдруг поняла, что он говорит о том ударе кинжалом. Когда я проткнула его, защищая Сиэя. Я тебя так долго ждал, сказал он тогда. И вместо того чтобы поцеловать, протянул руку и дотронулся до моих губ. Я ощутила теплую влагу, и инстинктивно облизнула их, и почувствовала, как холодна его кожа и солона его кровь.
Он улыбнулся — странной улыбкой, ее даже можно назвать доброй.
— Тебе понравился вкус?
Крови — нет.
А вот кожи — да.
— Йейнэ, — снова окликнула меня бабушка.
Мы с Нахадотом наконец-то расцепились взглядами. Я глубоко вздохнула, взяла себя в руки и развернулась к ней.
— Соседние королевства заключили союз? — спросила я. — Они вооружаются?
Она шумно сглотнула — и кивнула в ответ.
— На этой неделе нам выслали формальное объявление войны, но все указывало на это и раньше. Почти два месяца назад наших торговцев и дипломатов изгнали из Менчей. Они сказали, что старый Гемид издал указ о наборе в армию, и новобранцев спешно обучают. Совет полагает, что они выступят где-то через неделю, возможно, и раньше.
Два месяца назад. А меня вызвали в Небо незадолго до этого. Симина поняла, что я сделаю, как только Декарта приказал мне прибыть в столицу.
Совершенно логично, что она решила использовать Менчей. Все ж таки это королевство — самое большое и самое сильное из граничащих с Дарром. И некогда они были нашими самыми злыми врагами. Со времен Войны богов мы не нарушали мира с Менчей, но только потому, что Арамери не желали давать нам разрешения уничтожить друг друга. Но, как и предупреждала Рас Ончи, ситуация изменилась.
Естественно, они подали официальный запрос на разрешение вести войну. Им обязательно нужно было получить формальное право проливать даррскую кровь.
— Я надеюсь, мы тоже начали готовиться — и не отстали от них, — проговорила я.
Конечно, мне теперь нельзя отдавать приказы. Можно только вносить предложения.
Бабушка вздохнула:
— Мы сделали, что смогли. Казна пуста, мы не в состоянии обучить и вооружить новобранцев. Только кормить, и то скудно. Никто не желает давать нам денег взаймы. Мы бросили клич — в добровольцы может записаться любая женщина, если у нее есть конь и доспех. Мужчины тоже могут вступить в армию — если они еще не стали отцами.
М-да, если Совет вынужден призывать в армию мужчин — дело совсем плохо. По традиции мужчины — наша последняя линия обороны. Они физически сильны и обязаны использовать свою силу для исполнения одной и самой важной задачи — защищать дома и детей. Это значило, что Совет воинов постановил: мы можем спасти Дарр, лишь полностью уничтожив противника. Точка, абзац. Иное развитие событий означает конец Дарра.
— Я отдам вам все, что у меня есть! — воскликнула я. — Декарта следит за каждым моим шагом, но теперь у меня есть деньги, я богата и…
— Ни в коем случае.
И Беба снова прикоснулась к моему плечу. Обычно она никогда не дотрагивалась до меня без серьезного повода. Но с другой стороны, раньше она и не вскакивала, чтобы заслонить меня от опасности. Как жаль, что я умру молодой и не сумею узнать ее получше.
— Ты о себе позаботься, — сказала она. — А о Дарре не думай. Хватит.
Я скривилась:
— Как же я могу не думать о…
— Ты же сама сказала: они используют нас, чтобы добраться до тебя. Смотри, что вышло из твоей попытки заставить их торговать с нами.
Я открыла было рот, чтобы заявить — это же только предлог с их стороны! Но не успела. Нахадот резко повернулся к востоку.
— Солнце встает, — проговорил он.
В арке входа светлело небо. Как быстро прошла эта ночь…
Я тихонько выругалась и сказала:
— Я сделаю, что смогу.
И тут — неожиданно для себя — вдруг шагнула вперед и заключила Бебу в объятия. Прижала к себе и долго так стояла. Раньше я не позволяла себе таких вольностей. Сначала она напряглась — видимо, тоже не ожидала, что я брошусь к ней на шею, — а потом вздохнула и положила руки мне на спину.
— Ты так похожа на своего отца, — прошептала она.
А потом очень осторожно от себя отодвинула.
Нахадот обнял меня — тоже осторожно, почти нежно. И я почувствовала, что моя спина упирается в человеческое тело, обвитое аурой мрака. А затем я перестала чувствовать и это, и стены Сар-энна-нем исчезли, и вокруг воцарились холод и темнота.
И я вновь оказалась в своей комнате в Небе — лицом к окну, в котором еще не посветлело небо. Хотя нет, над далеким горизонтом появилась полоска рассвета. Я была одна — странно, но хорошо. Все-таки день выдался длинным и очень, очень тяжелым. Я упала на кровать, не раздеваясь, — хотя сон пришел не сразу. Я лежала, и наслаждалась тишиной, и пыталась успокоить скачущие мысли. Однако на поверхность из глубины поднялись, подобно двум пузырькам, две особо настойчивые.
Моя мать жалела, что заключила сделку с Энефадэ. Она продала меня им, но не без колебаний. Мне даже доставляла определенное извращенное удовольствие мысль о том, что она пыталась убить меня при рождении. Очень похоже на нее — лучше уничтожить собственную плоть и кровь, чем отдать на поругание. Возможно, она решила, что примет меня только на определенных условиях, но позже, когда обрушившееся на нее материнство перестанет влиять на чувства. Когда она сможет посмотреть мне в глаза и убедиться, что одна из живущих во мне душ принадлежит именно мне.
- Предыдущая
- 45/87
- Следующая
