И я там был..., Катамаран «Беглец» - Куличенко Владимир - Страница 12
- Предыдущая
- 12/75
- Следующая
Но собеседники мои молчали. Может быть, они считали, что информации достаточно. Может быть, время у них было ограничено. Красные тени метались вдалеке по-прежнему, но свет, излучавшийся ими, стал менее ярким.
И тогда еще что-то шевельнулось смутно в моем сознании. Еще что-то нужно было у них спросить… Важное и… по существу нелепое.
— А бутылки? Зачем нужны эти дурацкие бутылки?
— Видите ли… вы правы. За короткий срок мы не могли изучить в совершенстве поведение и жизнь людей. Ремонтные работы требовали срочности. И, может быть, в чем-то мы ошибались… Нам хотелось как можно меньше привлекать внимания. Совершенно не привлекать! Было замечено, что люди, которые имеют при себе такие емкости или только что «контактировали» с ними, вызывают у соплеменников реакцию отчуждения и нисколько не возбуждают удивления, совершая странные и нелогичные поступки. Нестандартное поведение получает как бы оправдание. Поэтому мы решили, что «емкости» являются скорей всего амулетами отчужденных — их наличие заведомо снимает у окружающих вопрос, отчего столь резко изменились характерные для всего вида поведенческие акты. Мы хотели застраховаться от ненужного внимания и воспользовались вашими амулетами, чтобы уменьшить процент столкновений. Иными словами, чтобы избежать преждевременных контактов.
— И вы всерьез считаете это амулетами?! — такой наивности в пришельцах я даже и не предполагала. «Надо же! Высший разум!.. Энергетическая форма жизни!»
— Видите ли, — начали они неуверенно, — нам предстоит многое выяснить у вас, обо многом спросить… Но факты говорят сами за себя: индивидуумов, приобщенных к емкостям, стараются обойти!
«Да, — подумала я, — таких и впрямь обходят! Не трогают — просто обходят стороной и не связываются!»
Какое-то возмущение и даже обида внезапно поднялись в душе. Нет, тут не просто — «на всякого мудреца довольно простоты»… Что-то было еще — пренебрежительное, унизительное по отношению к людям!
Я неловко стала объяснять:
— Емкости — всего лишь емкости… И это единственная их функция. В них хранится токсическое вещество, вызывающее отравление, но — с приятными ощущениями. Одурманивание интеллекта на короткое время… Такие пьяницы — они называются «пьяницы», — потребляющие токсин, — агрессивны. Поэтому их обходят. В конечном итоге их личностям грозит деградация…
— Жаль! — сокрушенно, как мне показалось, вырвалось у пришельцев. — Мы все-таки были правы.
— Как это? — не поняла я.
— Грустно иногда убеждаться в собственных предположениях. Продолжайте.
— Все, — сказала я. А что еще было им объяснять? — Частое появление с емкостями — за пазухой или в кармане — говорит в пользу уже наступившего хронического отравления. Обществом это не одобряется. Это уже болезнь. Изменение внутреннего химизма. Порой необратимое.
Ответом мне было длительное молчание. Информация, видимо, озадачила чужаков или навела на какие-то новые противоречия.
— Вопрос, — услышала я наконец в своей голове. — Все ли разумные существа на планете ведут паразитический образ жизни?
— Паразитический? Как это понимать?.. — все во мне буквально возмутилось от их последних слов, и собеседники, видимо, почувствовали это.
— Просим прощения. Паразитический — в смысле чисто творческий… Ученический. Развивающий мыслительные способности. В вашем языке нет подходящего определения.
Я опять ничего не поняла.
— Поясняем. Все ли разумные существа не участвуют в предметном производстве?
— Что-то я опять… Вы же сами подлаживаетесь под нашу технику. Знаете, что у нас есть машины. Есть промышленность, заводы… Разные виды технической деятельности… И как это разумные существа могут в ней не участвовать?
— Участие в предметном производстве не есть признак разумности.
— Да неужели?! Ведь это же главное, что отличает людей…
— О людях мы вас сейчас не спрашиваем, — перебили меня с нетерпением. — Люди и автоматы не разумны. Нас интересуют разумные существа планеты. Все ли они не участвуют в практической деятельности?
— Да почему же не участвуют?! — Похоже, мы окончательно перестали понимать друг друга…
— Мы наблюдали за всем. Следили за вами. Люди и машины снабжают вас пищей, одеждой. Обеспечивают физическим трудом. Вы же заняты лишь творчеством — чисто созидательной и исследовательской деятельностью. Велось постоянное наблюдение за жилищами, образом жизни, всеми связями в наличествующей системе и за подобными вам в других местах на планете. Люди — ваши технические животные?
Лишь теперь, кажется, я начала кое-что понимать!.. Обидно мне сделалось за людей. Горько.
— Мы анализировали коллективный образ мыслей, диапазон интересующих проблем и интенсивность интеллектуального фона… Коэффициент информационной жизни ничтожен…
«Конечно, — думала я с болью. — Взрослые… Так и станут они вам думать о смысле жизни… в диапазоне интересующих вас проблем. Только успел выполоть грядки — вечером снова на электричку! Как бы не опоздать! А там — дом, работа. И мысли все… не о смысле. А бог знает о чем! Уборка. Стирка. Квартира. Химчистка. Раздобыть кусок мяса и кусок хлеба, где-то что-то вообще достать!.. Вечный круг суеты. Сколько людей до конца своих дней обречено жить вот так: словно белка в колесе, не задумываясь о том, что есть, есть в жизни такое, о чем надо бы всерьез задуматься… Что жизнь эта не стоит и гроша, если вся она — лишь в поддержании заданного с самого рождения и непрекращающегося бега по замкнутому кругу. А может, я преувеличиваю? Ведь не может же человек не думать, если есть у него голова? Ее не отключишь! Себя-то ни на миг не представлю в гонке по этому кругу, да еще с выключенными мыслями. Если тело без толку устало от суеты — болит душа. Если бессмысленность одолевает — сомненьями загрызут вопросы. А из переполненного вагона вышел полуживой — душа ликует от восхищения природой! Неужели не выискали пришельцы ничего разумного в людских мыслях?»
И тут мне сделалось страшновато. А вдруг… правы невидимые собеседники? Ведь и я заметила нынче утром, что не о чем мне говорить со взрослыми… Даже в лес потянула скорей племянников. Вдруг я заученно приписываю взрослым то, чего уже нет в них вовсе, что давным-давно они растеряли — еще в детстве?
Эта жуткая мысль, как ни странно, меня отрезвила. Все — фантазии мои, дурная впечатлительность! Не более того. Да еще этот висящий надо мной «хвост» в институте!..
И все-таки, что бы там ни говорили, собеседники мои сумели худо-бедно изучить людские мысли… Только, впрочем, чьи мысли? Кого еще видели пришельцы в нашем садовом поселке, кроме моих загнанных родственников?! Соседей? Час от часу не легче. Суматошная Марья Петровна, вся сплошь в заботах о Димочке… Сторожиха Паничиха, которая за всю жизнь, может быть, не прочла ни единой книги… И мыслей-то у нее — как уберечь мужа от лишней бутылки. Старик сторож да его непутевый зять… Впрочем, зять-то, как оказалось, — Алесь! А он вовсе не дурак, и не такой еще он «взрослый», чтоб по этому разряду проходить!.. Меня же сейчас занимали только взрослые… Так где ж их не замеченный пришельцами разум?
И снова была я с собой не согласна. Не этим исчерпывается человек. Должно быть у него в душе нечто — не зависящее от прочитанных книг, не подчиненное устоям времени, — то нечто, которое свободно от навязанного жизнью прагматизма! Обидно, право же, за людей. Сколько трудов и горя выпало на их долю! Сколько развеялось в прах превосходных, но, по прихоти судьбы, не осуществленных надежд и начинаний!.. И все — ради того, чтобы какие-то случайные пришельцы небрежно посчитали их неразумными?! Да разве поймут они весь трагизм нашей жизни, когда умный ребенок, даже во всем, казалось бы, преуспевая, превращается в глупого взрослого? Была же когда-то и Марья Петровна смышленой девочкой-первоклашкой… О чем-то мечтала… Как там спросили собеседники — технические животные?
Теперь-то я понимала… И вновь взялась, как умела, объяснять:
— Поймите! Множество людей… Все мы… И дети. Это все один и тот же вид. Разница только в возрасте. Разумные — это детеныши, — я старалась говорить их терминами, — да-да, наши дети. О них заботятся. Так принято. А люди — это зрелые, взрослые индивидуумы.
- Предыдущая
- 12/75
- Следующая
