Абсолютные новички - Макиннес Колин - Страница 4
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
Я щелкнул пальцами, пытаясь обратить его внимание на себя.
— Здорово, — сказал он, глядя вверх и улыбаясь мне. — Ты хочешь, чтобы я позировал для тебя возле моей «Веспы»?
— Вам не могли выдать что-нибудь с четырьмя колесами? — сказал я. — Вы, наверное, из какой-нибудь испорченной маленькой страны?
М-р Микки П. был не очень доволен.
— Я разбил ее, — сказал он. — Это был Понтиак Конвертибл.
— Это наше правило левой стороны такое неудобное.
— Я знаю правила, в меня просто врезались.
— Как всегда, — сказал я.
— Что?
— Стойте спокойно, пожалуйста, и улыбайтесь, если хотите такой снимок.
Я щелкнул его несколько раз. Он стоял возле своего скутера, как будто это был арабский пони.
— В вас всегда врезаются, — объяснил я. — Всегда вина лежит на другом.
М-р Пондорозо прислонил свой скутер к стене Уэйн Мьюз Уэст.
— Ну, я не знаю, — сказал он, — но в вашей стране очень много плохих водителей.
Я перемотал катушку.
— А в вашей стране они какие? — спросил я его.
— В моей, — сказал он, — это не имеет значения, потому что дороги широкие, а автомобилей меньше.
Я поглядел на него. Мне хотелось выяснить, откуда он, но я не хотел задавать прямых вопросов, что всегда мне казалось грубым путем разузнать вещи, которые при некотором терпении люди скажут тебе сами. К тому же, мы все еще были на подготовительной стадии, необходимой при встрече со взрослыми, неважно, какой расы.
— Вы латиноамериканец? — спросил я у него.
— Я родился там, да, но живу в Соединенных Штатах.
— О, да. Вы представляете обе страны?
На его лице появилась дипломатическая улыбка.
— Я работаю в ООН. Пресс-атташе делегации.
Я не спросил у него, какой.
— Интересно, могу ли я спрятаться у вас дома от этого яркого света, чтобы поменять катушку?
— Чтобы что?
— Перезарядить камеру. Кстати, — сказал я, разглядывая его в галерее, — я думаю, что нам с вами надо поговорить о фотографии. Сюзетт прислала меня, вы ее встретили у Хенли.
Он поглядел на меня осмотрительно и пустым взглядом, потом вновь вернулся к дипломатической улыбке и похлопал меня по плечу.
— Заходи, — проговорил он, — я ждал тебя.
Изнутри квартира выглядела клево и дорого — знаете, с покрытой стеклом белой металлической мебелью, американскими журналами, комнатными растениями и сифонами, но было ощущение, что ничто из этого не принадлежало ему, в чем я и не сомневался.
— Выпьешь? — спросил он.
— Спасибо, нет, я не буду, — сказал я ему.
— Ты не пьешь?
— Нет, сэр, никогда.
Он уставился на меня, держа бутылку и стакан и казалось, что он впервые по-настоящему заинтересовался мной.
— Тогда как же ты сдерживаешь себя?
Мне так часто приходилось разъяснять это старшим собратьям, что это превратилось уже почти в рутину.
— Я не использую кайф от алкоголя, — сказал я, — потому что весь нужный мне кайф я получаю от себя самого.
— Ты вообще не пьешь?
— Либо ты пьешь много, либо, как я, ты не пьешь вовсе. Ликер создан не для придачи энергии, а для оргий или для полного воздержания — это единственно мудрые отношения между мужчиной и бутылкой.
Он покачал головой, и налил себе немного смертельного варева.
— Так значит, ты — фотограф?
Я понял, что мне нужно быть очень терпеливым с этим типом.
— Так точно, — ответил я и продолжил, еще не подозревая, с какими странностями мне придется столкнуться. — Какие снимки вам нужны?
Он выпрямился и напряг свой торс.
— О, я бы хотел, чтобы ты сфотографировал меня.
— Вас?
— Да, это что, необычно?
— Ну, да, немного. Мои клиенты обычно заказывают снимки с моделями, делающими то и се…
Я пытался осторожно намекнуть ему на его странности. Но он сказал,
— Я не хочу моделей, только себя.
— Да я понимаю. А что вы будете делать?
— Атлетические позы, — ответил он.
— Только вы один?
— Конечно. — Он видел, что я все еще был растерян. — В моей гимнастической форме, — добавил он.
Он поставил стакан и бутылку и отправился в соседнюю комнату, пока я листал американские журналы, посасывая тоник. Потом он вышел одетый — клянусь, что ничего не выдумываю — в пару голубых баскетбольных кроссовок с белыми шнурками и черные трико. Его обнаженная грудь была покрыта густыми волосами, как рождественская открытка, а на голове у него была маленькая круглая купальная шапочка.
— Можешь начинать, — сказал он.
— Сколько поз вы хотите?
— Около ста.
— Серьезно? Это обойдется вам недешево… Вы хотите делать что-нибудь конкретное или просто позировать?
— Я полагаюсь на твое вдохновение.
— О" кей. Тогда просто ходите вокруг. Ведите себя естественно.
Щелкая аппаратом, я продумывал основные вопросы, которые мог бы задать ему; мне было интересно, был ли он банкротом, или лунатиком, или у него были столкновения с законом, как у многих жителей столицей в эти дни. Этот сумасшедший латиноамериканец неуклюже бродил среди мебели в своих апартаментах, принимая нарциссические позы, будто он уже восхищался снимками этого огромного великолепного мужчины.
Через какое-то время после этих движений в тишине — он потеет, я гоняюсь за ним, щелкая фотоаппаратом, словно профессор с сачком для бабочек, — он схватил свою выпивку, рухнул в белое, покрытое блестящей кожей кресло, и сказал:
— Возможно, ты способен мне помочь.
— Я тоже так думаю, М-р Пондорозо.
— Зови меня Микки.
— Как скажете, — сказал я ему, делая непоколебимый вид, и перезаряжая свой аппарат.
— Дело вот в чем, мне нужно закончить исследование для своей организации о пути британского народа середины ХХ столетия.
— Отлично, — произнес я, думая, как бы скорее добраться до сотни, и щелкая его сидящего, с животом, вываливающимся избалетных трико.
— Я исследовал англичан, — продолжил он, — но у меня очень мало интересных идей насчет них.
— Как долго вы их исследовали?
— Недель шесть, думаю; я знаю, это не очень долгий срок. Но даже за это время я не увидел никаких перспектив.
Микки П. вопрошающе глядел на меня в промежутках между глотками.
— Даже погода неправильная, только взгляни в окно, — сказал он, — Английское лето должно быть холодным.
Я понял, что он имел в виду. Старое солнце Сахары неожиданно вылезло на небо и перепекло нас в совершенно другую форму, отличающуюся от обычной сырой мягкотелой массы.
— Попробуйте задавать мне вопросы, — проговорил я.
— Ну, давай возьмем две главные политические партии, — начал он, и я сразу понял, что он подготавливается к большой речи.
— Нет, благодарю, — выпалил я, — я не хочу быть задействованным ни в той, ни в другой.
Его лицо немного вытянулось.
— Они тебя не интересуют, в этом все дело?
— А как же иначе?
— Но ведь ваши судьбы разрабатываются по их инициативе…
Я сфотографировал его небритое лицо ужасным крупным планом.
— Если кто-либо, — перебил я его, — и разрабатывает мою судьбу, так это уж точно не эти парламентские чуваки.
— Ты не должен презирать политиков, — возразил он мне. — Кому-то ведь надо заниматься домашним хозяйством.
Здесь я отпустил свой Роллейфлекс, и начал бережно выбирать слова.
— Если бы они занимались лишь домашним хозяйством и прекратили бы играть в Уинстона Черчилля и Великую Армаду, так как время оловянных солдатиков прошло, тогда бы их никто не презирал. Их бы просто не было заметно.
М-р Пондорозо улыбнулся.
— Я думаю, сказал он, — это бы подошло политикам.
— Я надеюсь, — ответил я.
— Тогда что ты скажешь о Бомбе? — спросил М-р П. — Что ты будешь делать с этим?
Все понятно, я связался с настоящим зомби.
— Послушайте. Никто во всем мире моложе двадцати лет ни капельки не заинтересован в этой вашей бомбе.
— Ага, — оживился чудак-дипломат, его лицо при этом стало хитрым. — Вы, может и не заинтересованы — я имею в виду, здесь, в Европе, — но как насчет молодых людей в Советском Союзе и в США?
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
