Правила жестоких игр - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 56

• Предыдущая
• 56/67
• Следующая

Остальные займутся похоронами – сожжением, отнятием крошечной частички силы ведьмака во благо семьи, пока кто-то другой не успел ее перехватить.

Остальные отвернулись от него…

Вместе они дождались темноты, когда стрелки сурово сдивинулись на семь вечера. За долгие часы никто из них не посмел произнести и слова. «Его убило Гнездо», – сказала Аида, стараясь поддержать Максима, вселяя в него несбыточную надежду на жизнь. На несуществующий для ведьмака второй шанс. От страха сводило живот, и путались мысль. Максим искренне желал, чтобы ожидание, наконец, разрешилось и, когда в комнату вновь открылась дверь, почувствовал настоящее облечение. Увидев охранника в коконе темной энергии, Аида захлебнулась слезами. Она не отпускала руки Максима ни на минуту, а теперь и вовсе прижалась к молодому человеку, не желая прощаться.

– Что же вы делаете?! – Захрипела женщина, обращаясь к безмолвному исполнителю чужой воли. – Он же не виноват!

Максим осторожно освободился из ее объятий, нежно поцеловал тетку, заменившую ему мать. Обнял Филиппа и тот пообещал, сам не слишком уверенный:

– Увидимся.

Парень невесело кивнул и направился на выход, потом резко обернулся под безразличным взглядом охранника. Максим быстро снял с шеи медальон семьи и протянул украшение Филиппу:

– Отдай его Саше. – Попросил он. – Знак Гнезда будет защищать ее, когда ты не сможешь.

– Ты же знаешь, Макс, кто выпустил демона? – Резко спросил Филипп и с силой сжал запястье брата, приняв в дрожащую руку подарок.

Парень кивнул в сторону тетки:

– Аида права. Все начинается Гнездом, и все заканчивается по его приказу. Оно решило начать с меня и Эмиля.

Максим медленно шел по бесконечному темному коридору замка в окружении людей с черными заметными глазу аурами. Шаги разносились эхом, терялись под арками, сочившимися влагой. От промозглого сквозняка, залетающего через рамы рассохшихся окон, пробирало до дрожи, зато внутри все клокотало от панического ужаса. Ему было важно, что люди, которых он по-настоящему любил, провели с ним последние часы, ведь вряд ли им еще доведется увидеться. Они простили его, и он сможет уйти с легким сердцем. Прощение любимых – это важнее отпущения грехов.

Максим даже внутренне усмехался: самым идеальным убийцей, уничтожавшим своих никчемных, захлебнувшихся в скандалах питомцев стал тот самый дом, который являлся для семьи святым местом. Как ловко Гнездо переплело судьбы и события, чтобы сейчас Максим шел по коридору к залу, где решится его участь. Тот, кто выпустил этого проклятого демона, убившего Эмиля, еще не понимал, что его стрелки тоже тикали, отсчитывая последние секунды.

Огромный сумеречный зал утопал в чернильной мгле. Охрана проводила парня к центру, и от скудного света, просачивавшегося в открытую дверь их тени вытягивались, рисуя на каменном полу чудовищ с острыми клыками и длинными хвостами. Потом и они покинули ведьмака, проход захлопнулся, как ловушка, и Максим потерялся в пространстве, не чувствуя времени. Глаза медленно привыкали к страшной темноте, и только потом рассмотрели фигуры, притаившиеся в ней. Говорили, что инквизиторы всю свою жизнь прятались от солнечного света и огня. Их лица никто не видел, а видевшие все равно никогда бы не смогли выйти из этого зала.

– Максим Вестич. – Раздался над ухом тихий шипящий голос, и парень вздрогнул, даже не догадываясь, как близко они стоят к нему. – Тебя обвинили в смерти, и мы наблюдали эту смерть.

Максим кивнул, быстро оглянувшись на голос, но увидел лишь бесконечные потемки. Чужое дыхание щекотало шею, заставляло сердце биться вдвое быстрее.

– Посланники показали нам, как ты убивал человека, воспитавшего тебя. – Другой голос, он издевался и бил по болевым точкам.

– Зачем ты защищаешь настоящего убийцу? – Вопрошал он над ухом. Парень почувствовал холодное дыхание, и его лед проникал под кожу.

– Мы семья. – Отозвался он и сжал зубы, желая быть твердым в последние мгновения.

– Погибшая семья! – Хохотнул голос. – Благородство – не лучшая черта инквизитора, но мы все равно тебя ждали.

– Что?! – Максима бросило в жар, рубашка прилипла к спине, а в следующее мгновение, резкая вспышка всепоглощающей боли разлилась от горла по телу. Рот наполнился тягучей горькой слюной, он сжал зубы, чтобы не заорать. Колени подогнулись, становясь ватными, руки, сжимавшиеся в кулаки, ослабли. Кажется, он падал целую вечность, мышцы медленно каменели, внутренности сворачивались ледяным узлом.

Когда умирающее, мгновенно костенеющее тело рухнуло на каменный пол, то по залу разнесся противоестественный грохот.

Филипп обнимал рыдающую мать, поглощенную горем. За короткое время Аида потеряла слишком много. Она цеплялся за жизнь свекра, хотела вдохнуть силу обратно в дряхлое тело, поделиться своей молодостью. Страшные подозрения нахлынули на нее в тот проклятый вечер в конце апреля, когда Лука рухнул на ковер посреди своего кабинета. Ей лишь оставалось бессильно следить за тем, как умирала ее семья.

Филипп легонько похлопал Аиду по спине и тихо уже в тысячный раз пробормотал:

– Ну, хватит. Хватит. Возможно, его еще оправдают.

И ровно в тот миг, когда он произнес слова, комнату озарила вспышка. Они вздрогнули, уставившись на светящуюся яркую фигуру Максима, отделявшуюся от стены. Парень смотрел на них зелеными выразительными глазами человека. Точеные до резкости, правильные черты лица, подаренные силой, изменились на мягкую и улыбчивую обычность.

– Не плачь, Аида. – В его потустороннем разносившимся шорохом баритоне еще различались знакомые нотки.

А потом Максим вспыхнул невыносимо ярко и, ослепив, исчез.

Застывший от тоски Филипп разглядывал пустоту, где только-только плыл его брат. Сердце остановилось на мгновение и упало в желудок. Он отодвинул притихшую мать и встал. Женщина скорчилась в кресле и, прижав к искривленному страданием рту ладонь, раскачивалась. Филипп не мог держать в себе тот ужас, что переполнял его. Он быстро вышел в коридор, хлопнув дверью. Темнота и холод поглотили его, отрезвили и придали четкости нетвердым движениям. Вытащив из кармана телефон, он набрал единственный номер, являвшийся важным.

Она ответила на вызов еще до того, как в динамике раздались длинные гудки.

– Филипп?! – В его имени прозвучала смесь радости, облегчения и отчаянья.

– Все. – Коротко произнес он, человеку, которому тоже было не все равно. – Они убили его.

Он не услышал ответа – Саша потрясенно молчала. Бесконечно долго они слушали трескучую тишину, оставаясь вместе даже на расстоянии тысяч километров.

– Все. Они убили его. – Далекий голос Филиппа узнавался с трудом.

Внезапно ноги ослабели, и я рухнула на кровать, не в силах произнести даже короткого слова. Казалось, что мы молчали бесконечность. Тишина эфира перемешалась с пустотой в голове, и отчаянно пожелалось, наконец, вынырнуть из кошмара. Господи, так не должно быть! Они не могли его обвинить в чужом преступлении!

– Я к утру вернусь. – В конце концов, глухо произнес Филипп. – Когда ты проснешься, я уже буду рядом.

Он отключил вызов, а я по-прежнему прижимала к уху горячую трубочку, бессмысленно уставившись в портрет кривлявшегося Эйнштейна на стене.

Я поняла, что заснула глубоким отчаянным сном, только когда заиграл мобильный, а на экранчике вспыхнуло утомленное лицо Филиппа. Я быстро схватила аппарат и выдохнула в трубку:

– Ты приехал?

– Да. Только что. – Отозвался он.

И видение пришло вместе с первым звуком его голоса:

… Мелькавшая за окном бетонная стена. Паника, поднимавшаяся из живота, сводившая руки, выворачивавшая суставы. Искривленное в странном оскале лицо Филиппа. Неожиданно из-под него проступили другие, чужие черты. Темные волосы медленно светли, вытягивались, становясь длиннее. Глаза вспыхнули двумя раскаленными углями …

– Я тебя жду? – Автоматически спросила я, дернувшись на кровати, как от внезапной судороги.

• Предыдущая
• 56/67
• Следующая