Хейсар - Горъ Василий - Страница 11

«Умрет… Обязательно…» – усмехнулась капля. И у слуги Двуликого исчезла правая рука!

– Н-нет! Не так… – с трудом ворочая непослушными губами, пробормотал Бельвард. – Он дол… должен у-умереть от ма-а-аей руки!

Рука вернулась на место. Потом возле колеса появился он, Бельвард, и, зачем-то проверив, как привязано запястье Бездушного, крутанул в руке топор…

– Да!!! Именно так!!! – восхищенно воскликнул юноша. И закусил губу, увидев, что эшафот куда-то исчез, а капля, дрогнув, снова изменила форму. На этот раз превратившись в тонкую женскую кисть, сжимающую арбалетный болт!

– И она… тож-же… у-умрет… – поняв намек, пообещал он. – Т-только на-а-амного м-медленнее и ба-а-алезненнее, чем он…

– Ваша милость, просыпайтесь! Ну же!!! – Несмолкающие причитания, раздающиеся прямо над ухом, заставили Бельварда открыть глаза.

Белое пятно перед левым оказалось подушкой. А черное, клубящееся нечто перед правым…

«Правого глаза у меня нет…» – невесть в который раз за сутки угрюмо подумал он и заскрипел зубами.

– Ваша милость, там… кажется… ваша маменька приехала… – выдохнул Ясс. – И… это… кажется, она… э-э-э… знает…

– Где она? – перепуганно спросил юноша и торопливо откинул в сторону одеяло.

Ответа не потребовалось: входная дверь распахнулась от могучего удара Мельена Бера, и Бельвард, услышав гневный вопль своей матери, обреченно закрыл единственный глаз.

– Ясс, ты – труп!!!

– Ваша светлость, я…

Коротко свистнула сталь, забулькало горло, перехваченное молниеносным ударом, – и Бельвард, догадавшись, что означает это бульканье, взвыл чуть ли не на всю Ремесленную Слободу:

– Маменька, он не виноват!!!

Графиня Марзия Увераш не обратила на его слова никакого внимания:

– Мельен?

– Да, ваша светлость?

– Выброси падаль на улицу…

Еще до того, как прозвучало последнее слово, могучая длань Бера вцепилась в нагрудник бьющегося в агонии тела и одним движением метнула его в окно.

– Кресло!

Дверь грохнула еще дважды, потом зашелестела сминаемая ткань, и к плечу Бельварда прикоснулась холодная, как лед, рука:

– Рассказывай!

– Она возвращалась из дворца… – обреченно выдохнул он. – Одна… Когда двое Серых затеяли свару прямо посередине Дворцовой, карета остановилась…

– Дальше!

– Мы выстрелили… Конюх и один хейсар умерли сразу… Второго – задело… Она – увернулась…

– Что, сидела на переднем диване? – язвительно поинтересовалась мать.

– В карету стреляли сразу трое… – угрюмо буркнул Бельвард. – Вдоль обоих диванов и по центру кареты… Все трое – попали… Туда, куда целились… А на нее, наверное, смотрели Боги…

– Что дальше?

– Горец, раненный в плечо, рубился как Барс[49]. И, если бы не Ясс… – тут юноша с трудом удержался от стона, – он добил бы и меня!

Мать скрипнула зубами и прошипела:

– Ясс отвечал за тебя головой! Но не уберег…

– Он не Бог-Воин: когда она ударила меня болтом, он добивал хейсара! А если бы и не добивал, то…

– Она? Ты сказал «она»?!

– Да, она! – оторвав голову от подушки и открыв глаз, рявкнул Бельвард. – Баронесса Мэйнария д’Атерн! Гард’эйт Крома по прозвищу Меченый! Или, если вам больше нравится именовать ее по-другому, подстилка Бездушного!!!

Пока он выплескивал наружу сжигающую его злость, Марзия Увераш кусала губы. А когда он замолк – зашипела:

– Ясс… ее… добил?

– Нет, не успел – к карете уже подбегал патруль…

– Ты хочешь сказать, что она жива и здорова?!

– Да…

– Значит, так, Бездушный – твой: делай с ним все что хочешь! А ее привези мне! Целой и невредимой! Ясно?

– Маменька, я…

– ЕЕ – МНЕ!!! ЦЕЛОЙ И НЕВРЕДИМОЙ!!! ЯСНО?!

Услышав в голосе матери нотки, которых боялся даже отец, Бельвард мгновенно оказался на ногах и сложился в поясном поклоне:

– Да, маменька, ясно!

– А теперь, КОГДА МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ, расскажи-ка мне, как отреагировали Серые на потерю целой пятерки…

Пятый день второй десятины

первого травника.

…Услышав жуткий скрежет зубов, я испуганно открыла глаза, увидела перед собой лицо Крома и ужаснулась: на его скулах перекатывались желваки, на лбу и крыльях носа серебрились капельки пота, а на шее вздувались темные, почти черные, змеи жил!

Сообразив, что ему снится какой-то кошмар, я торопливо приподнялась на локте, дотронулась до его плеча и тихонечко прошептала:

– Это сон! Сон, слышишь? Просыпайся!!!

Пальцы Меченого судорожно сжали край одеяла и побелели от напряжения, а с губ сорвался жуткий, клокочущий рык!

– Кром! Это сон! Сон, слышишь? – перепуганно заорала я и изо всех сил дернула его за ворот нижней рубашки.

Напряженное, как канат осадной машины, тело вздрогнуло, и я утонула во взгляде, в котором плескалось безумие.

Я переборола свой страх, заставила себя улыбнуться, набрала в грудь воздуха, чтобы сказать ему что-нибудь успокаивающее и… вдруг оказалась в его объятиях майягарда:

– Ларка? Ларка, ты?!

В выдохе, раздавшемся над моим ухом, прозвучала такая неистовая радость, что сказать «нет» я не решилась. И, покорно уткнувшись носом в грудь Крома, затаила дыхание.

Меченый балансировал на грани между сном и явью буквально пару мгновений. А потом заскрипел зубами чуть ли не сильнее, чем во сне, выпустил меня из объятий и рывком отодвинулся подальше:

– Прости…

В этот момент его лицо показалось мне гипсовым слепком – оно было иссиня-белым и… мертвым. А вот взгляд – живым. Но полным такой беспредельной боли, что у меня пересохло во рту.

– Ничего страшного… – поежившись, пробормотала я. – Бывает…

К боли тут же добавился еще и стыд:

– Мэй, я…

– Тебе не за что извиняться… – выдохнула я и, пододвинувшись к нему поближе, неожиданно для себя притянула его голову к своей груди: – Это был просто сон… Просто сон, слышишь?

Рука, уперевшаяся в постель за моей спиной, напряглась, и я, почувствовав, что он вот-вот отстранится, ласково поцеловала его в макушку.

Кром вздрогнул, выскользнул из моих объятий и, почему-то решив, что я обиделась, виновато опустил взгляд:

– Спасибо…

Я ответила. Предельно серьезно, намеренно сделав акцент на первом слове:

– Всегда пожалуйста!

Почувствовав, сколько души я вложила в эту фразу, он слегка покраснел, потом осторожно взял мою руку и… прикоснулся к ней губами!!!

У меня тут же задрожали колени и закружилась голова. А когда он снова поднял на меня взгляд, я почувствовала, что горю. Вся. От щек до пальцев ног!

Увидев, как я отреагировала на его обычный, в общем-то, жест, Кром помертвел – мгновенно выпустил мою руку и еле слышно выдохнул:

– Прости! Я больше не буду…

– Только попробуй!!! – хрипло выдохнула я, уперлась ладонью ему в грудь, заставила лечь на спину и, пододвинувшись вплотную, прошептала ему на ухо: – Мне было очень приятно… Честное слово… Просто немного непривычно…

Кром застыл, покраснел сильнее меня и попытался меня усовестить:

– Мэй, ты что творишь?

Ветерок легкого безумия, вскруживший мне голову во время прикосновения к его груди, путал мысли, как хорошее вино. Наверное, поэтому я ляпнула первое, что пришло в голову:

– Укладываюсь спать…

И по-хозяйски положила колено на его живот…

…Ощущения от прикосновения внутренней поверхности бедра к его пышущему жаром телу оказались такими острыми, что я с трудом удержалась от стона.

Закрыла глаза. Мысленно посетовала на то, что чувствую не голую кожу, а ткань рубашки, и неожиданно для себя передвинула ногу еще дальше.

Ощущения стали еще безумнее – волна дикого жара прокатилась от колена к лону, а потом ударила в голову. Не знаю, что почувствовал в этот момент Кром, но, когда я облизнула губы и затуманившимся взглядом посмотрела в его глаза, он вздрогнул и попробовал отодвинуться. И не успел – я обвила его шею рукой и прижалась к нему еще и грудью.