Безжалостное небо(сб.) - Чандлер (Чендлер) Бертрам - Страница 32

Но Йенсена нелегко было сбить с толку.

— Продолжайте, — сказал он.

— Мы прибегли к этой мере по рекомендации врачей, входящих в состав комитета. — Министр, казалось, осознал свое положение и опять старался говорить негромко. — Они испробовали препарат и гарантировали его безопасность — при условии, что он не попадет в руки безответственных людей. И тогда комитет принял решение о применении препарата D5X.

— Каким образом его распространяли?

— Использовали в клее на марках во время предвыборной кампании. Разве вы этого до сих пор не поняли?

Йенсен промолчал.

— Мы решили в первую очередь испытать препарат на людях тех профессий, лояльность которых не вызывает сомнений.

— Кого вы имели в виду?

— Профессиональных военных, полицию, преданных правительству врачей, таможенных служащих, молодежные организации и чиновников министерств. А для того чтобы лучше наблюдать, как будет действовать препарат, в этот период решили вести ожесточенную пропаганду против врагов общества.

— Что еще вы сделали?

— Генеральный врач потребовал ареста всех врачей и студентов-медиков, которые были зарегистрированы в архивах службы безопасности как враги общества и социально опасные элементы. Он считал, что их надо изолировать на время кампании.

— Почему?

— Из опасения, что кто-нибудь из них может узнать о составе клея и тогда будет грандиозный скандал. Если бы тайна применения препарата D5X стала достоянием общественности, под угрозу была бы поставлена вторая стадия кампании.

— В чем она заключалась?

— Вторая стадия состояла в том, чтобы распространить препарат в виде налоговых купонов с клейким слоем среди всех низкооплачиваемых слоев населения, причем рассчитали, что препарат должен начать действовать за неделю до выборов. Именно на этот период наметили резкое усиление предвыборной пропаганды по радио, телевидению и в печати. Для планирования этой решающей стадии предвыборной кампании предполагали воспользоваться опытом, полученным при применении препарата для первой группы населения.

Министр сделал короткую паузу, но вопросов не последовало, и он продолжал:

— По нашим расчетам, в результате всех этих мер мы должны были привлечь к выборам почти все население, которое в массе проголосовало бы за платформу всеобщего взаимопонимания. Это положило бы конец всякой оппозиции.

Министр с надеждой посмотрел на Йенсена.

— Все, что мы делали, мы делали в интересах народа. У нас не было дурных намерений.

— Ваши планы не осуществились, — сказал Йенсен.

— Нет. Теперь, оглядываясь назад, можно заметить взаимосвязь между некоторыми событиями. Через пять дней после того, как были разосланы открытки первой группе населения, умер изобретатель препарата D5X. Причина смерти — лейкемия. Ему было около семидесяти лет, и это обстоятельство нас не встревожило.

— В самом деле?

— В знак уважения к его заслугам ему организовали государственные похороны. Я сам принимал участие в похоронной процессии.

— Когда вы заметили первые тревожные симптомы?

— Лично я ничего не понимал до сегодняшнего дня. Сначала все казалось чрезвычайно многообещающим. Но уже в середине октября мы начали терять контроль над положением дел. Реакция оказалась сильнее, чем мы ожидали. Предвыборная кампания отошла на задний план. В течение недели в городе произошло столько же убийств и насилий, сколько за пять предыдущих лет. Дело дошло до того, что шеф полиции отдал специальное распоряжение не протоколировать убийства и другие преступления, связанные с насилием. Затем полиция и армия перестали нам повиноваться. Вернее, они выполняли только те распоряжения, которые исходили непосредственно от Министерства юстиции. Когда мы попытались разыскать помощницу изобретателя препарата D5X, оказалось, что она уничтожила не только все записи, но и запасы препарата, а затем покончила жизнь самоубийством. Мы были вынуждены отложить выборы. Я сам выступил с официальным заявлением об этом. Еще через пять дней стало известно, что охрана — то ли по собственной инициативе, то ли по приказу из министерства — расстреляла арестованных врачей. 30 октября положение стало отчаянным. Регент и большинство высших чиновников тайно покинули страну или укрылись в своих резиденциях. Однако после резни 2 ноября вновь наступило спокойствие. Я и другие члены правительства вернулись обратно через два дня. Мы решили начать расследование, но не успели его закончить. Началась эпидемия. Причинная связь в тот момент нам была неизвестна. Остальное вы знаете лучше меня.

— Кто из членов правительства или представителей комитета пробовал подготовленную марку?

— Только министр здравоохранения. С целью эксперимента. Министр посмотрел на Йенсена: — Понимаете, как-то не принято посылать уверения в лояльности самому себе.

— Вы правы.

— Все было сделано из самых добрых побуждений. У нас не было злого умысла.

Йенсен не ответил.

Стоя у двери, Йенсен и полицейский врач наблюдали за тем, как автомобиль с министром и вооруженной охраной отъехал от здания аэропорта. Йенсен посмотрел на часы. Прошло ровно двадцать четыре часа с того времени, когда он впервые стоял на этом месте, у телефонных будок.

— Что вы намерены с ним сделать?

— Это не моя забота, — врач пожал плечами.

— Вряд ли он сознает тяжесть своего преступления.

— Капитализм — сам по себе преступление. Однако капиталистическая машина могла существовать только потому, что люди были равнодушны ко всему происходившему. Они не хотели ничего знать, замыкаясь в узких рамках своего существования. А процесс отчуждения мешал им обнаружить виновника бед.

Стало холодно. Пошел снег.

— Со временем мы научимся излечивать лейкемию, — сказал врач.

— И вы хотите установить в этой стране социалистические порядки?

— Да, Йенсен. Но это будет нелегко.

Я знаю, что никто не поверит мне. И тем не менее только я могу сегодня до какой-то степени объяснить события, связанные с необычной личностью Орка, то есть я хотел сказать Поля Дюпона, самого выдающегося физика, какой когда-либо жил на Земле, Как известно, он погиб одиннадцать лет назад вместе со своей молодой женой Анной во время взрыва в лаборатории. Согласно завещанию, я стал опекуном его сына Жана и распорядителем всего его имущества, ибо у него не было родни. Таким образом, в моем распоряжении оказались все его бумаги и неизданные записи. Увы, их никогда не удастся использовать, разве что появится новый Шамполион, помноженный на Эйнштейна. Но, кроме того, у меня осталась рукопись, написанная по-французски, которую вам предстоит прочесть.

Я знал Поля Дюпона, можно сказать, с самого рождения, потому что я немного старше и мы жили в одном доме на улице Эмиля Золя в Перигё. Наши семьи дружили, и, насколько себя помню, я всегда играл с Полем в маленьком садике, общем для наших двух квартир. Мы вместе пошли в один и тот же класс и сидели в школе за одной партой. После ее окончания я выбрал отделение естественных наук, а Поль, согласно воле его отца, занялся элементарной математикой. Я говорю: “согласно воле его отца”, инженера-электрика, потому что, как это ни странно для человека, совершившего настоящую революция в современной физике, Поль никогда не был особенно силен в математике и пролил немало пота, чтобы получить свой аттестат.

Его родители умерли почти одновременно, когда мы с Полем были в Бордо: я готовил свой реферат по естественным наукам, а он — по электромеханике. Затем он окончил Высшую электротехническую школу и устроился инженером на одну из альпийских гидроэлектростанций, которой заведовал друг его отца. Я в это время работал над своей диссертацией.