Обрекаю на смерть - Макдональд Росс - Страница 26

• Предыдущая
• 26/53
• Следующая

Я снова развернулся и последовал за ним в южном направлении. Машину он вел неуверенно, притормаживая на прямых участках дороги и ускоряя на поворотах, занимая две полосы из четырех. В какой-то миг, разогнавшись до семидесяти с лишним миль в час, он полностью съехал с дороги и врезался в поребрик. «Кадиллак» занесло на гравии, лучи передних фар пронзили серую тьму. Бампер чиркнул по стальной ограде, и «кадиллак» бешено развернуло в другую сторону. Он вырулил на дорогу и поехал дальше как ни в чем не бывало.

Я держался на близком расстоянии, пытаясь управлять сознанием Тома Рики, успокоить внушением его расстроенные нервы и вести вместо него машину. В свое время я принял участие в его судьбе. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, а он все не взрослел и начал буянить, я пытался сдержать его и даже несколько раз заступался. Когда я сам был мальчишкой, то со мной так же возился один старый полицейский. Но Тома я не сумел вытянуть.

Воспоминание о своем провале оказалось горьким и тусклым, к нему примешивалось пепельно-белокурое воспоминание о женщине, некогда бывшей моей женой. Я отогнал от себя оба воспоминания.

Ход машины Тома сделался ровнее. Перед ним оказался большой автомобиль, занявший полосу и не съезжавший с нее почти все время. Дорога выпрямилась и пошла на подъем. На самой вершине подъема, футах в ста или более того от уровня невидимого глазу моря, появились огни красной неоновой вывески, прикрепленной у входа в частную автостоянку: «Гостиница Буэнависта».

«Кадиллак» свернул под вывеску. Я остановился, не доезжая до стоянки, и оставил машину на обочине. Гостиница располагалась внизу, в долине. Выдержанная в испанском стиле, она состояла из дюжины или более того оштукатуренных коттеджей, живописно разбросанных на разных уровнях тенистых террас. В окнах многих из них за жалюзи горел свет. Над дверью главного здания рядом со стоянкой виднелась красная неоновая вывеска, гласившая: «Контора».

Том припарковался рядом с другими машинами и вышел, оставив фары включенными. Я подъехал к машинам с другой стороны, где и притормозил. Не думаю, что Том меня заметил, однако он припустил бегом к главному зданию. Он двигался резкими толчками, шаркая ногами, словно старик, который пытается нагнать отъезжающий автобус.

Дверь под красной вывеской открылась раньше, чем он успел до нее добежать. В падавший с порога круг света из дома вышла крупная женщина. Волосы золотистого оттенка, кожа — того же цвета, только потемнее, золотистое парчовое платье с низким вырезом — все это даже на таком расстоянии создавало впечатление некой бронзовой статуи, словно она велела отлить свое тело в металле, чтобы защитить его от возраста. Голос ее звучал повелительно, с металлическими нотками:

— Томми! Где ты пропадал?

Если он и ответил, услышать его я не мог. Он остановился перед ней как вкопанный, сделал ложный выпад влево и попытался проскользнуть мимо нее справа. У него получилась грустная пародия на бег по пересеченной местности, в котором он некогда был весьма силен. Женщина загородила вход своим сверкающим телом и обняла его за шею круглой рукой золотистого оттенка. Он слабо сопротивлялся. Она поцеловала Тома в губы, затем выглянула через его плечо на стоянку.

— Ты брал мою машину, проказник. А теперь вот фары не выключил. Иди-ка в дом, пока тебя никто не увидел.

Она наградила Тома полушутливым шлепком и опустила руку. Он торопливо шмыгнул в освещенное фойе. Женщина направилась к стоянке — неправдоподобная в своем облике: высокий безмятежный лоб, глубокие глаза, неприятно искривленный голодный рот, слегка одутловатый подбородок. Она шествовала так, словно владела миром, или когда-то владела им, а потом потеряла, но вспомнила прежнее ощущение.

Выключив фары, она вынула ключ зажигания и, подняв подол, спрятала ключ за край чулка. Я увидел ее ноги, — полные, красивой формы, с изящными лодыжками. Она захлопнула дверь «кадиллака» и громким голосом, в котором слышались одновременно гнев и снисходительность, произнесла: — Дурачок глупенький.

Она завздыхала и на середине вздоха заметила меня. Не меняя ритма дыхания, она улыбнулась и спросила: — Привет. Что вам угодно?

— Глядя на вас, многое.

— Шутник. — Но улыбка ее стала шире, обнажив блестящие золотые коронки в глубине рта.

— Никто больше не интересуется Мод. Только сама Мод. Я очень интересуюсь Мод.

— Потому что Мод — это вы.

— Какой догадливый. А вы кто?

Я вылез из машины, представился и добавил: — Я разыскиваю друга.

— Нового друга?

— Нет, старого.

— Кого-нибудь из моих девочек?

— Возможно.

— Если желаете, пройдемте в дом.

Я вошел следом за ней, надеясь застать Тома Рику в фойе, но он, очевидно, отправился в жилую часть здания.

Вестибюль оказался на удивление прилично обставлен. Кожаные кресла пастельных тонов, пальмы в кадках. На одной стене висел сильно увеличенный фотоснимок ночного Голливуда, создавая впечатление нарисованного окна с видом на город. На противоположной стене было натуральное окно, выходящее на море.

Мод прошла в дверь, обогнув полукруглую стойку из тикового дерева, и оказалась за стойкой. Внутренняя дверь за спиной Мод была приоткрыта. Она притворила ее. Отперев ящик стола, она вынула лист бумаги с машинописным текстом, в котором виднелись многочисленные исправления.

— Может случиться, что в списке ее уже нет. Текучесть кадров ужасная. Девочки выскакивают замуж.

— Рад за них.

— А я не очень. У меня вечная проблема с пополнением, начиная с самой войны. Можно подумать, что здесь служба знакомств или нечто подобное. Ладно, если окажется, что она больше не работает, я подыщу вам другую. Еще рано. Как вы сказали ее фамилия?

— Я не говорил. И это особа вовсе не женского пола.

Она посмотрела на меня чуть разочарованно.

— Тогда вы не по адресу. У меня чистое заведение, не для гомосексуалистов.

Дверь за ее спиной открылась. На пороге стоял Том Рика, подпирая худым плечом дверной косяк. Твидовый пиджак висел на нем мешком.

— Что-нибудь случилось, Моди? — спросил он неестественно тонким сухим голосом. Глаза его сделались, словно лужи дегтя.

Мод нацепила на лицо улыбающуюся маску и лишь затем повернулась к нему. — Ничего не случилось. Иди к себе.

Она положила руки ему на плечи. Он улыбался, но глядел мимо нее, на меня. Улыбка его была отстраненной, вымученной, словно между нами стояла толстая стеклянная стена. Она затрясла его: — Ты что, кололся? Значит вот за чем ты уезжал?

— Какие мы любопытные, — сказал он с унылым кокетством, стараясь придать своему тощему лицу по-юношески обольстительное выражение.

— Где ты его раздобыл? Откуда у тебя деньги?

— Кому они нужны, эти деньги, золотце?

— Отвечай. — Она надвинулась на Тома всем телом и затрясла его так, что у того заклацали зубы. — Я хочу знать, кто дал тебе эту гадость, сколько ты получил и где остатки.

Он отшатнулся к косяку. — Отстань, шлюха.

— Это неплохая мысль, — сказал я, заходя за стойку.

Она круто повернулась, словно я вонзил ей в спину нож. — А вы не вмешивайтесь, парень. Я вас предупреждаю. Я и без того долго терпела вас, а мне нужно позаботиться о моем мальчике.

— Он что, ваша собственность?

Она завопила басистым голосом: — Убирайтесь из моего дома!

Том вклинился между нами, словно третье лицо из водевиля. — Не надо так разговаривать с моим старым другом. — Он поглядывал на меня сквозь стеклянную стену. Выражение его глаз и речь стали более осмысленными, словно первоначальное воздействие наркотика уже начало ослабевать. — Все еще ходишь в героях, приятель? А я вот скатился. Каждый день скатываюсь «все нижее и нижее», как говаривала дорогая старушка-мать.

— Ты слишком много говоришь, — сказала Мод, кладя тяжелую руку на его плечо. — Иди в комнату и приляг.

Он обрушился на нее в неожиданном порыве озлобленности: — Оставь меня в покое. Я в хорошей форме, вот встретился со старым дружком. Хочешь отшить моих друзей?

• Предыдущая
• 26/53
• Следующая