Холод смерти - Макдональд Росс - Страница 34
- Предыдущая
- 34/58
- Следующая
— Вы знаете... вы знали мою маленькую Элен?
— Да, знал.
— Очень хорошо. — Покачиваясь, он встал и схватил меня за руки, скорее, для того, чтобы не упасть. — Элен была замечательной девочкой. Я вот только что читал одно ее стихотворение. Она написала его, когда училась в колледже. Сейчас я покажу вам.
Он принялся искать журнал, который сам же, поднимаясь, уронил на пол. Журнал назывался «Звезда Бриджтона» и, судя по всему, был обычным школьным изданием.
Наконец Хагерти поднял его и протянул мне.
— Вот он, Эрл. Только его написала не Элен.
— Не Элен? Именно она написала его. Внизу даже стоят ее инициалы. Видите?
— Она только перевела из Верлена.
— Никогда не слышал о таком. Читайте, читайте. Вы увидите, какой она была талантливой, моя Элен.
Я стал читать:
Когда деревья, словно плачущие скрипки,
Вздыхают под напором непогоды,
Их монотонно-жалобное пенье
Рвет сердце мне, как ветер листья рвет.
Когда на башне медленно и чинно
Куранты отбивают час наставший,
Я слезы лью по всей прошедшей жизни
И всех ее загубленных годах.
Смиренно жду, когда подхватит ветер
Мои увядшие поблекшие останки
И понесет, играя своевольно,
Как с дерева оборванным листом.
Э. X.
Хоффман поднял на меня мутные глаза.
— Разве это не великолепная поэзия, мистер Артур?
— Несомненно.
— Если бы я только понимал ее. Вы понимаете, что здесь написано?
— Надеюсь.
— Ну, тогда берите. Возьмите это на память о моей бедной маленькой Элен.
— Я не могу себе позволить это сделать.
— Берите, берите. — Он вырвал журнал у меня из рук, свернул и, дыша перегаром, запихал мне в карман.
— Возьмите, — прошептал Хагерти мне в спину. — Не расстраивайте его.
— Слышите? Не расстраивайте меня.
Ухмыляясь, Хоффман сжал левый кулак и долго изучал его, перед тем как стукнуть им себя в грудь. Потом, широко расставляя ноги, он подошел к секретеру и открыл его. Внутри стояли бутылки и один грязный стакан. Он налил полстакана бурбона и выпил почти все. Он опять что-то пробормотал, но я не пошевельнулся, чтобы остановить его.
Лицо Хоффмана покрылось потом. Казалось, он даже немного протрезвел. Взгляд его стал более сосредоточенным.
— Выпьешь?
— Хорошо. Только мне еще воды и льда.
Обычно я не пью по утрам, но ситуация была довольно необычной.
— Берт, принеси стакан и лед. Мистер Артур выпьет. Ты брезгуешь со мной пить, а мистер Артур нет.
— Меня зовут Арчер.
— Значит, два стакана, — сказал он с глуповатой ухмылкой. — Мистер Арчер тоже выпьет. Садись. В ногах правды нет. Расскажи мне о моей маленькой Элен.
Мы сели на кушетку. Я быстро изложил ему обстоятельства убийства, включая предшествовавший ему шантаж, а также передал ему слова Элен о том, что ее преследует Бриджтон.
— Что она имела в виду? — Ухмылка нее еще не сошла с его лица, но теперь она напоминала клоунскую маску.
— Я для того и приехал, чтобы вы помогли мне ответить на этот вопрос.
— Я? А почему я? Я никогда не знал, что творится у нее в голове, она никогда не рассказывала мне. Я был слишком глуп для нее. — Он снова начал погружаться в пьяное сострадание к самому себе. — Потом и кровью я зарабатывал деньги на ее образование, но у нее не было и часа времени для своего бедного отца.
— Я знаю, что между вами была ссора, после чего она ушла из дома.
— Это она тебе сказала?
Я кивнул. Мне не хотелось впутывать в это миссис Хоффман. Вряд ли ему понравилось бы сообщение о том, что его жена разглашает семейные тайны.
— И она сказала тебе, что назвала меня продажным подонком и нацистом только потому, что я выполнял свой долг? Ты же полицейский и сам должен понимать, как себя чувствует человек, когда его предают в собственной семье. — Скосив взгляд, он переспросил: — Ты ведь полицейский?
— Был.
— А сейчас чем занимаешься?
— Частным расследованием.
— Для кого?
— Для человека по фамилии Кинкейд, вы его не знаете. Я плохо знал вашу дочь, но я лично заинтересован в том, чтобы выяснить, кто ее убил. Я думаю, что ответ на этот вопрос может быть найден здесь, в Бриджтоне.
— Не понимаю. Она двадцать лет не появлялась здесь. Разве что прошлой весной приехала сообщить своей матери, что разводится. С ним. — Он махнул рукой в глубину дома, откуда доносилось позвякивание льда.
— Она разговаривала с вами, когда была здесь?
— Я и видел-то ее всего однажды. Она сказала: «Привет! Как дела?», и этим все ограничилось. Она разговаривала с матерью о Берте, но той не удалось ее отговорить. Берт даже поехал с Элен до Рено, пытаясь убедить вернуться обратно, но она ни за что не соглашалась. Он не умеет с женщинами.
Хоффман допил содержимое своего стакана и поставил его на пол. Некоторое время он так и оставался в согнутом положении. Я даже испугался, не вытошнит ли его. Но он снова вернулся в сидячее положение и пробормотал что-то о своем желании мне помочь.
— Отлично. Кто такой Люк Делони?
— Он был моим другом. До войны был большим человеком. О нем она тебе тоже рассказывала?
— Ну, вы, лейтенант, сможете рассказать мне больше, чем она. Я слышал, у вас отличная память.
— Элен говорила?
— Да, — соврал я без зазрения совести.
— Значит, она хоть уважала своего старика?
— Конечно.
Он вздохнул с облегчением. Облегчение это было ненадолго, как и все, что посещает человека, который пьет, чтобы заглушить голос разума. Но на некоторое время он успокоится и будет считать, что его дочь, с которой он боролся всю жизнь, в чем-то ему уступила.
— Люк родился в девятьсот третьем на Спринг-стрит, — осторожно начал он. — В доме номер двести десять, через два дома от того места, где жил я, когда был маленьким. Я познакомился с ним в школе. Он был особенным мальчиком, мог, например, экономить даже проездные талоны только для того, чтобы на день св. Валентина купить всему классу поздравительные открытки. Директор любил водить его по классам и демонстрировать его математические способности. У него была хорошая голова, ничего не скажешь. Он дважды перепрыгивал через класс. Старик Делони занимался изготовлением цемента, а цемента после войны требовалось много. Люк купил на сэкономленные деньги бетономешалку и начал свое дело. Он отлично преуспевал в двадцатых годах. Потом на него работало более пятисот человек со всего штата. На него не повлияла даже депрессия. Он был не только строителем, но и настоящим дельцом. В те годы шли только общественные работы, и Он заключил федеральные контракты, а потом женился на дочери сенатора Осборна, что тоже не помешало ему в делах.
— Я слышал, что миссис Делони жива.
— Конечно, жива. Она живет в доме, который построил сенатор в 1901 году на Гленвью-авеню. Кажется, в сто третьем.
Я запомнил адрес. Послышалось звяканье, и в комнату вошел Берт Хагерти с подносом, на котором стояли лед и стаканы. Я расчистил место на секретере, и он поставил поднос с клеймом гостиницы Бриджтона.
— Что ты так копался? — пробурчал Хоффман.
Хагерти замер, взгляд его забегал.
— Не смей так со мной разговаривать, Эрл. Я тебе не прислуга.
— Если тебе не нравится, ты свободен.
— Я понимаю, что тебе плохо, но всему есть пределы...
— Кому плохо? Мне хорошо.
— Ты пьешь уже сутки.
— Ну и что? Человек имеет право утопить свое горе. Голова у меня ясная, как стеклышко. Можешь спросить мистера Артура. Мистера Арчера.
Хагерти натужно рассмеялся фальцетом. Это был очень странный звук, и я попытался его заглушить.
— Лейтенант мне только что рассказывал одну древнюю историю. У него потрясающая память.
Но настроение у Хоффмана было испорчено. Он неловко поднялся, подошел к нам с Хагерти и окинул нас взглядом. Я почувствовал себя в клетке с больным медведем и его поводырем.
- Предыдущая
- 34/58
- Следующая
