Семья - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 17

— Классное место ты придумал, — сказала она. — И примета обалденная!

Она имела в виду безумное граффити, которое изобразили на кирпичной стене водокачки какие-то совсем уж бешеные фанаты: как они забрались на высоту под шесть метров, чтобы изобразить две страшные рожи, вроде рыцарских шлемов, но с зубастыми улыбками в квадратный метр каждая, даже Мерлин, знающий способности этой публики, не мог догадаться.

— Тут вообще интересный район, — ответил Мерлин. — Я его еще давно весь облазил. Вон там какая-то фабрика была, половину снесли, а под ней подвалы…

— Так! Это идея! — обрадовалась Джимми. — Что ж ты раньше молчал? Ведь у нас еще ни одного подвала в игре не было! А это же класс! Там можно и привидение поселить, и звуковые эффекты… слушай, это же золотое дно! А как туда залезть?

— Мы туда прыгали, — стал вспоминать Мерлин, — а потом через какую-то дыру выползли, все волосы были в земле…

Подвал он обследовал вместе с Чичей и Кошем. Двое взрослых парней взяли с собой четырнадцатилетнего, оказав ему высокую честь. Кош вообразил, будто фабрика была ювелирной, с давней историей, чуть ли не при царе Александре Третьем построена, так что в подвалах может найтись немало любопытного. И нашлось — какие-то черные станки, ящики с деталями для непонятных двигателей, пирамиды металлических плиток, которыми, наверно, можно выложить пол. Бриллиантов не было — а в маленькой коробочке, на которую возлагали огромные надежды, оказался какой-то порошок, вроде толченого угля.

Было и приключение — набрели на жилище бомжей. Бомжи оказались ушлые — соорудили буржуйку, вывели трубу в разрушенные цех и зимой грелись, разоряя ближайшие заборы и воруя ящики с овощного склада.

— Ты очень хочешь спать? — вдруг спросила Джимми. — Не очень? Давай тогда подойдем, посмотрим на эту фабрику.

— Может, лучше днем?

— И днем тоже. Ну? Ведь подъезжать-то туда все равно будут ночью — вот и поймем, как это будет выглядеть в игре.

Наверно, в каждом городе есть такие задворки — когда-то там действовали мелкие производства, хозяйничали люди, выпускали какие-нибудь сверкающие галоши с красной байковой подкладкой, огромные алюминиевые баки для заводских столовых, обувные щетки из настоящей щетины и много всякого иного товара, необходимость в котором напрочь отпала. После того, как оттуда ушли деньги и люди, городские власти забыли о них, а вспоминает разве что полиция, когда собаковладельцы, приспособившие фабричные окрестности для совместного выгула псов, находят там очередного покойника.

Мерлин, понятное дело, всей этой географии не знал и дорогу к подвалу мог найти от автобусной остановки, а не от водокачки. Но ему показалось, что он правильно выбрал направление. В результате они с Джимми уткнулись в забор.

— Забора без дырки не бывает. Ты — направо, я — налево, кто найдет дырку, тот свистнет, — приказала она.

У обоих были фонарики — без них в игре не обойтись. Они разошлись, как решила Джимми, и Мерлин прошел с полсотни шагов, удивляясь тому, что бомжи еще не добрались до такого хорошего забора. Вдруг ряд досок кончился, дальше стояли одни столбы. Мерлин осветил фонариком зазаборное пространство, увидел асфальтированную площадку, вышел на нее, огляделся, обнаружил двухэтажный дом с выбитыми окнами. Дом ему не понравился — там могло быть самое неожиданное и неприятное население. Мерлин повернул назад, и вовремя — выйдя за дощатый забор, он увидел в сотне шагов от себя какую-то возню. Вдруг фонарик, свет которого позволял лишь видеть силуэты, взлетел вверх.

Отродясь Мерлин так быстро не бегал.

Он бежал — а Джимми, у которой невесть откуда выскочивший человек пытался отнять рюкзачок, ударом ноги этого человека сбила; другой человек набросился на нее сзади и повалил…

И тут с Мерлином случилось то самое, о чем он только в книжках читал: человеческое соображение пропало, вспыхнуло звериное. Какой-то древний предок твердил: убить, убить, убить!

Мерлин, оказавшись возле упавшего, ударил его ногой в голову, ноге стало больно, однако и голове досталось — судя по реву, Мерлин кому-то сломал челюсть. Но было не до мелочей — Мерлин просунул руку между Джимми и тем, кто лежал на ней, просунул так, чтобы захватить шею сволочи, оторвать от женщины и убить, убить, убить…

Человеческое соображение безнадежно отстает от звериного. Мерлин не сразу осознал, что успел увидеть сбоку лицо этой сволочи. Но когда осознал — ничего не изменилось. Он продолжал душить давнего приятеля, гениального художника и безнадежного нарка Бонга.

— Мерлин, Мерлин! — кричала Джимми. — Брось его! Ты же убил его!

Она подобрала оба фонарика — свой и тот, который отшвырнул, кинувшись на Бонга, Мерлин. Она направила лучи на них обоих — и свет как-то вразумил Мерлина, он разжал хватку и, оттолкнувшись от тела, сел на пятки. В голове шумело.

Бонг был неподвижен. Его приятель — или приятельница? — отползал, стеная, во мрак.

— Мерлин, бежим! — приказала Джимми.

Но ему показалось, что где-то рядом прячется третий. Он вскочил, завертелся, готовый убивать,  — и вдруг схватил Джимми в охапку.

— Маришка, Маришка, Маришка… — шептал он одним дыханием, даже губы не шевелились.

Он держал и не отпускал маленькую черноволосую девочку, единственный смысл своей нелепой жизни. Он держал и не отпускал малышку, для которой был главным авторитетом, наставником, хранителем тайн; девчонку, однажды вообразившую себя мальчиком, самовольно остригшую длинные волосы и не слезавшую с велосипеда; девушку, не желавшую рассказать о своем таинственном женихе…

— Идем, идем, — твердила Джимми. — Да идем же… Не бойся, идем… ты только придушил его… смотри, видишь? Он шевелится… Бежим отсюда…

Она с трудом довела Мерлина до байка. Пока дошли — он уже настолько опомнился, что мог говорить.

— Как вы? — спросил он.

— А что мне сделается… Это ведь нарки?

— Они самые. Бонг подсел на крэк, это — все, хана… Он за дозу убить может. Теперь ясно, где у них лежка… Надо будет Чиче сказать…

— Ты не волнуйся, ты его только придушил. Я сама видела — он пошевелился.

Но в голосе Джимми была трудноуловимая фальшь.

Он хотел вернуться и издали посмотреть, как там эти двое, она не пустила. Прикрикнув, она усадила его на заднее сиденье байка и доставила домой. Наутро позвонила — у нее одноклассник служил в пресс-центре городской полиции, по ее просьбе присылал ей сводки, и оказалось, что никаких трупов за водокачкой не обнаружено. Но это еще ничего не доказывало, и Мерлин долго не мог справиться с запоздалым страхом.

На следующий день он все же решил довести себя за ухо до школы. Джимми права — надо завершить учебный год, надо что-то с собой делать. Он пришел к длинному трехэтажному зданию, постоял, подумал — и пошел прочь. Ему туда совершенно не хотелось. Даже ради Джимми, хотя ее мнение для него много значило.

Но Мерлин проснулся и заявился примерно в полдень. Когда он уже дошел до кафешки, куда раньше бегал на большой перемене за толстыми и безумно сладкими булками, его нагнала Кузька.

— У нас физика слетела! — сказала она. — Вот и телепайся до английского непонятно где! Ты это ко мне? А чего не позвонил?

— Откуда я знал, что физика слетела?

Мерлин повел подружку в кафе и рассказал, что «Беги-город» к осени закроется. И что Джимми уезжает в Иркутск — тоже рассказал. Но, пока рассказывал, пытался сам для себя определить, хорошо это или плохо. Некоторая польза обнаружилась — если она уедет, а фирмы никому не передаст, останется одна дорожка — в школу. Сам себя не смог туда загнать — обстоятельства загонят.

— А давай я с Людмилой Аркадьевной поговорю? — предложила Кузька. — Она дружит с директрисой, они учились вместе. Давай, а? А то ты ведь не соберешься.

Мерлин позволил — и это позволение означало, что прощание с Джимми уже началось.

Но два дня спустя Джимми опять предложила подвезти его домой. Это было довольно поздно — возились со сценарием свадебного поздравления.