Эльфийская трилогия - Нортон Андрэ - Страница 58

Келу уже приходилось сталкиваться с пристрастием к маку. Нынешний его запас прежде принадлежал одному погонщику, свихнувшемуся на этом зелье. Когда Кел отобрал у него мак, погонщик настолько взбеленился, что Ардану пришлось убить его.

Расточительство, конечно, но так уж получилось. Демоны ведают, где он добывал это зелье и как к нему пристрастился.

— За неделю-две неприятностей еще не начнется. Можно делать раствор послабее, чтоб девчонка просто плохо соображала, что вокруг творится.

Ардан куда лучше Кела разбирался во всяких зельях и их воздействии. Он выполнял в караване обязанности травника и костоправа. Кел был живым доказательством того, что Ардан свое дело знал — тому уже не раз приходилось штопать прорехи в шкуре караванщика.

— Ну тогда, я думаю, мы обзавелись недурным имуществом, а? — Кел улыбнулся помощнику, и тот, в свою очередь, ответил улыбкой.

Потом они снова с удобством расположились на подушках. Кел чувствовал себя превосходно. Он глотнул холодной воды и отметил про себя ее чистоту и приятный вкус. Все то время, пока караван находился в пути, ни Кел, ни Ардан не прикасались к спиртному, а уж о всяких зельях и речи не шло, хотя кое-что они при себе держали — хотя бы тот же мак на случай серьезных ран. Кел всегда считал, что старший всегда должен быть начеку на случай любой неожиданности. Ардан не только был согласен с Келом, но и во всем следовал примеру своего начальника, даже когда ему отчаянно хотелось попробовать какой-нибудь новый сорт вина.

— Ну так как, — поинтересовался Кел, потянувшись за хлебом, — ты все еще считаешь, что от песчаной бури один вред? — Он рассмеялся собственной шутке и передал хлеб здоровяку-помощнику.

Ардан ответил довольным смешком.

— И польза тоже — ежели буря приносит к нам такую штучку, — отозвался он. — На самом деле, если бы бури всегда были такими прибыльными, я б их полюбил!

Кеман прятался в разрушенной башне и из этого ненадежного убежища наблюдал за людьми. Он никогда не отличался особыми способностями к чтению мыслей, даже если это были мысли других драконов, но все эти люди обладали чем-то таким, что не позволяло Кеману получить хоть минимум сведений из их сознаний. Кеман припомнил, как мама что-то рассказывала о каких-то ошейниках — а поскольку все люди действительно носили на шее металлические или кожаные ошейники, казалось логичным предположить, что ошейники и есть всему причиной. Кеман спрятался в тень, улегся на брюхо и постарался придать своей шкуре цвет песка, а потом сосредоточился и принялся подслушивать разговоры людей. Раз уж мысли не слышны...

Кеман готов был ожидать от них самого худшего. Их обычные, обыденные разговоры вполне могли скрывать за собой злые намерения. Кеман давно уже потерял Шану из виду. Люди заманили ее в свой шатер и там, возможно, уже надели на нее такой же ошейник, — иначе почему он не может услышать даже ее мыслей?

Кеману казалось, что его желудок катается внутри, как перекати-поле, а каждая мышца в теле молодого дракона ныла от напряжения. Ему хотелось ринуться прямиком в лагерь и спасти Шану из лап чужаков, но он не мог этого сделать. Он даже не знал, где именно находится Шана и все ли с ней в порядке. А потому у Кемана не было никакой возможности просто налететь с неба, подхватить Шану и унести ее. С одной стороны, Кеман просто не был уверен, что сможет это проделать. Он никогда прежде не пытался носить Шану. А с другой стороны, он совершенно не был уверен, что сможет достать девочку из шатра.

И потому сейчас он решал вопрос: как бы подобраться поближе к Шане?

Кеман не мог принять облик дракона — это было запрещено. Он не мог подойти к ним в облике однорога: едва завидев его, люди тут же попытались бы подстрелить однорога из своих небольших, но мощных луков — Кеман видел, что несколько человек держат такие луки при себе. На самом деле любое четвероногое существо любого размера вполне могло получить стрелу в качестве приветствия.

Даже если двуногие и не сочтут, что Кеман представляет для них угрозу, они вполне могут подумать, что он — обед.

Принять человеческий облик и попытаться пробраться внутрь тоже нельзя. В такой маленькой группе обычно все друг друга знают, и чужака автоматически примут за врага. Особенно если эта группа — торговый караван.

И все-таки ему нужно было как-то присоединиться к каравану. Надо стать кем-то таким, кто их заинтересует и в то же время не покажется опасным.

Кеман потер пересохшие глаза и вздохнул. Солнце уже клонилось к закату. Он весь день провел на жаре. Видеть воду совсем рядом и не иметь возможности сделать хоть глоток — это уже превращалось в настоящую пытку. Кеман со жгучей завистью наблюдал, как одно из вьючных животных иноходью подбежало к бассейну и принялось пить. Он тоже так хочет!..

Ха! Внезапно Кеман сообразил, как можно проникнуть в лагерь. Почему бы и нет, собственно?

Ему потребовалось лишь мгновение сосредоточения, и вот на месте, где только что стоял Кеман, возник уродливый вьючный грель с бородавчатой шкурой.

Грель-Кеман потрусил вниз, к оазису. Он направился прямиком к бассейну, как будто его ничто больше не интересовало, и присоединился к прочим животным у водопоя.

Когда первый глоток холодной воды скользнул в пересохшее горло, Кеман испытал ощущение, близкое к экстазу, — у него даже ноги ослабели. Все, что он мог сейчас, это жадно пить и стараться не свалиться.

Людям потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить его присутствие и осознать, что вместо девяти грелей у бассейна теперь стоят десять. А осознав это, они весьма обрадовались. Четверо погонщиков окружили Кемана. Тот поднял голову и уставился на них, кротко помаргивая. Люди переглянулись и обменялись улыбками. Потом один из них подошел поближе и протянул руку. Кеман ткнулся в нее носом, стараясь не морщиться от противного людского запаха, а потом снова опустил голову к воде.

Люди позволили Кеману напиться вволю, прежде чем отвести его к остальным и привязать к колу. Оказавшись здесь, в компании еще девяти образчиков несказанной красоты, Кеман закрыл глаза и изо всех сил попытался дотянуться до сознания Шаны. Он старался до тех пор, пока от напряжения не заработал себе пульсирующую боль в виске.

Но у него так ничего и не вышло.

Кеман не угомонился. Он предпринимал попытку за попыткой. Люди тем временем бродили вокруг. Некоторые были заняты костром и приготовлением обеда. Какой-то человек насыпал грелям по мерке зерна. Кеман смахнул свою порцию так же быстро, как и настоящие грели. К закату Шана все еще не показалась из шатра, и Кеман начал уже подозревать, что с ней произошло что-то ужасное. Пытаясь подобраться поближе к шатру, Кеман так натянул свою привязь, что та чуть не порвалась. Он старался не представлять себе всех тех ужасов, которые могли произойти с Шаной, — и все-таки ничего не мог с собой поделать. Ему все время мерещилась Шана: связанная, с кляпом во рту, избитая...

В конце концов Кеман выяснил, почему Шана не выходит. Он заметил, как рослый человек в серой одежде — кажется, один из двух руководителей этой группы, — на мгновение остановился неподалеку от того места, где были привязаны грели, и насыпал в бурдюк с водой несколько щепоток непонятного порошка.

«Какое-то зелье...» Мужчина отодвинул полог и вошел в шатер, а Кеман насторожил уши, сделав их такими чувствительными, что мог бы сейчас услышать даже комариный вздох.

В шатре послышался голос Шаны, удивленный и сонный.

— Здрасьте, — невнятно пробормотала она. — Я... ужасно устала. Извините.

— Не извиняйся за свою слабость, дитя, — ответил другой мужчина. — Спи столько, сколько тебе потребуется. Только сперва попей. Воздух в пустыне очень сухой, и тебе нужно часто пить.

— Спасибо, — сказала Шана и больше уже не произнесла ни единого слова. Мужчины вышли из шатра. Оба они казались чрезвычайно довольными. Второй мужчина был одет в тем-но-красный наряд, и одежда его была отделана красным шнуром, но больше ничего примечательного в его облике не было. У него были темные волосы и карие глаза, он носил бороду и был на голову ниже своего спутника. Проходя мимо грелей, он негромко рассмеялся, словно в ответ на какие-то свои мысли.