Звездный десант - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 8
- Предыдущая
- 8/233
- Следующая
Я спросил одного из медиков, много ли народа отсевают по состоянию здоровья. Он страшно изумился.
— Да никого мы не отсеваем Закон запрещает.
— Да? То есть, прошу прощения... Но, доктор, а в чем тогда смысл этого парада? Я уже весь в пупырышках, точно ощипанный гусь.
— Цель осмотра в том,— он стукнул меня по колену молоточком (я лягнул врача в ответ, но не сильно),— чтобы выяснить, к каким обязанностям вы годитесь. Но если бы вы явились сюда в инвалидном кресле и слепой на оба глаза и такой тупой, все равно занятие найдется. Скажем, считать волосины на гусенице на ощупь. Непригодным считается только тот, кто сумеет убедить психиатра, что не способен понять слова присяги.
— А-а... э-э... доктор, а вы уже были врачом, когда поступили на службу? Или тут решили, что вы должны стать врачом и послали вас в медицинскую школу?
— Я? — у него был шок.— Юноша, я что, дурак с виду? Я гражданский.
— Ой. Простите, пожалуйста.
— Пустяки. Военная служба — для муравьев. Поверь мне. Я вижу, как люди уходят, как они приходят, если приходят, конечно. Я вижу, что с ними случается. И ради чего? Чисто номинальная привилегия, за которую не заплатят и центаво, и практически ни у кого не хватает мозгов ею правильно распорядиться. Если бы врачам дали власть... ладно, не будем об этом А то ты еще возомнишь, будто мои речи попахивают изменой. Но вот что я вам скажу, юноша: если вы достаточно умны, чтобы сосчитать до десяти, то уже бежали бы домой, пока не поздно. Вот, эти бумаги передадите сержанту и запомните, что я вам сказал.
Я вернулся в ротонду. Карл уже там стоял. Флотский сержант сумрачно ознакомился с моими бумагами и столь же мрачно изрек:
— Здоровы оба до отвращения. Только ветер в голове. Минуту, сейчас только свидетелей позову.
Он нажал на кнопку, явились две женщины-клерка, одна — старая боевая кляча, вторая симпатичная.
Сержант указал на наши бумаги и официальным тоном произнес:
— Я предлагаю и требую, чтобы вы, каждая в отдельности, изучили эти документы, определили, чем они являются, и, каждая в отдельности; сообщили, какое отношение каждый из этих документов имеет к двум находящимся здесь мужчинам.
Женщины восприняли все как нудную рутину, чем оно, собственно, и являлось, по-моему. Тем не менее бумаги они разве что не обнюхали, потом взяли у нас отпечатки пальцев — вторично! — и симпатичная вставила в глаз ювелирную лупу и сравнила отпечатки. То же самое она сделала с подписями. Я начал сомневаться, что я — это я.
Флотский сержант добавил:
— Нашли ли вы подтверждение, что эти люди не способны принять присягу? Если да, то какие?
— Мы находим,— сказала старшая,— что медицинское заключение составлено компетентной полномочной медкомиссией. Психиатр считает, что каждый из этих мужчин способен принять присягу, ни один не находится в состоянии алкогольного опьянения, под воздействием наркотических или других препаратов или гипноза.
— Отлично,— сержант повернулся к нам.— Повторяйте за мной. Я, будучи совершеннолетним, по собственной воле...
— Я,— подхватили мы,— будучи совершеннолетним, по собственной воле...
— ...без принуждения физического, словесного либо любого другого характера, будучи в установленной форме извещен и предупрежден о сути и значении данной присяги... вступаю в ряды вооруженных сил Земной Федерации на срок не менее двух лет либо любой другой по требованию службы...
Тут я слегка запнулся. Я всегда считал, что срок больше двух лет не бывает. Нам так обычно говорили. А что, если мы подписались на всю оставшуюся жизнь?
— ...клянусь соблюдать и защищать Конституцию Федерации от всех ее земных и неземных врагов; укреплять и защищать конституционные права и свободы всех граждан и других лиц, в законном порядке проживающих на территории Федерации и ассоциированных государств; выполнять возложенные на меня законом и определенные его законными представителями обязанности на Земле и вне ее... беспрекословно подчиняться всем законным приказам главнокомандующего вооруженных сил Земли, старших офицеров и приравненных к ним лиц... а также требовать такого подчинения от всех военнослужащих, других лиц, а также негуманоидов, определенных в законном порядке под мое командование... и, по окончании срока будучи уволенным с почетом в отставку либо будучи по окончании означенного срока зачислен в запас, выполнять все предписания и обязанности и пользоваться всеми без исключения правами гражданина Федерации, включая права, обязанности и привилегии, связанные с пожизненным правом избирать и быть избранным на государственные должности, пока право это не будет отнято у меня смертью либо по окончательному, не подлежащему обжалованию решению суда равных мне.
Ф-фу! На занятиях по истории и философии морали мистер Дюбуа анализировал с нами текст присяги, фразу за фразой, но, пока она не прокатится по тебе одним махом, словно тяжелый и неотвратимый Джаггернаут, не понимаешь ее истинного веса.
По крайней мере, она заставила меня осознать, что я больше не штатский с пустотой в голове и выпущенной из-под ремня рубахой. Я еще не знал, кем я стал, но знал, кем больше не являюсь.
— И да поможет мне Бог! — закончили мы хором.
Карл при этом перекрестился, как и женщина-клерк, что была посимпатичнее.
После этого мы все пятеро еще расписались и оставили отпечатки пальцев, сделали цветные фото меня и Карла в профиль и анфас и подшили их в наши досье. Наконец флотский сержант поднял голову.
— Самое время перекусить, парни.
Я сглотнул комок в горле.
— Э-э... сержант.
— М-да? Говори.
— А можно отсюда с родителями связаться? Сказать, что я... Рассказать, как все получилось?
— Да мы с тобой лучше сделаем.
— Сэр?
— Вам предоставляется увольнительная на сорок восемь часов,— сержант холодно усмехнулся.— Знаете, что вам будет, если не вернетесь?
— Э-э... трибунал?
— Да ни черта. Ничего не будет. Сделают в бумагах отметку: «Срок удовлетворительно не окончен», и никакого второго шанса его выслужить на веки вечные. Вам дают поостыть. Мы так отсеиваем сосунков-переростков, которым не больно-то и хотелось на самом деле и которым не следовало даже заикаться о присяге. Правительство экономит деньги, а детишкам с предками — никакого расстройства. Соседи даже не догадаются. Можно даже родителям не говорить,— он оттолкнул кресло от стола.— Ну, увидимся послезавтра. Если вообще увидимся. Забирайте свое хозяйство.
Увольнительная вышла отвратительная. Отец, разбушевался, затем вовсе перестал со мной разговаривать. Мама слегла. Когда я часом раньше, чем надо было, ушел, никто даже не заметил, кроме повара, приготовившего завтрак, и прислуги.
Я встал перед деревянной конторкой, за которой уже сидел сержант, подумал, что, наверное, надо бы отдать честь, а потом подумал, что не знаю как. Сержант поднял голову.
— Надо же. Вот твои бумаги. Неси их в двести первую комнату, там тебя начнут обрабатывать. Постучи и входи.
Через два дня я уже знал, что пилотом мне не бывать. Заключения комиссии были такими: «Пространственное воображение — посредственное, способности к математике — посредственные, математическая подготовка — слабая, время реакции — норма, зрение хорошее». Я обрадовался, когда они приписали два последних вывода, а то уже чувствовал, что сосчитать собственные пальцы — выше моих возможностей.
Кадровик выдал мне бланк для моих пожеланий, и еще четыре дня меня подвергали самым бессмысленным тестам, о которых мне приходилось слышать. Кто ж его знает, что хотели определить, когда стенографистка вдруг подскочила в кресле да как завизжит: «Змея!!!» Не было там никакой змеи, а был дурацкий и совершенно безвредный кусок резинового шланга.
Письменные и устные тесты были не лучше, но раз они им так радуются, ладно, пусть. Особое внимание я уделил списку пожеланий. В первые строчки, разумеется, я выписал все космические специальности (кроме пилота), не забыл даже кока и механика. Я жаждал путешествовать, поэтому охотнее пошел бы служить во флот, а не в армию.
- Предыдущая
- 8/233
- Следующая
