Рыбак из Внутриморья (сборник) - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 19

Тейео промолчал, и она раздраженно закончила:

— Сколько же вас просить: не вмешивайтесь в мои дела без должных оснований! Ваша паранойя, вызванная войной, не должна распространяться на людей, с которыми я контактирую. Контролируйте себя, пожалуйста! Завтра вы можете взять с собой одного-двух охранников, и этого вполне достаточно.

— Да, мэм, — ответил Тейео и ушел. В голове у него звенело от гнева. Сбежав с крыльца, он вдруг вспомнил, что новый переводчик называл ему другую причину, по которой заменили Убаттата. Старик говорил, что Сана отозвали для выполнения каких-то религиозных обязанностей. Однако веот не стал возвращаться. Он знал, что это бесполезно.

Подойдя к охраннику, стоявшему у ворот, Тейео попросил его задержаться еще на час, а затем торопливо зашагал по улице, словно пытался уйти от гладких коричневых бедер Солли, ее розовых пяток и наглого развратного голоса, которым она отдавала ему приказы. Морозное солнечное утро обещало покой и умиротворение. Над улицами развевались праздничные флаги, а выше, почти касаясь неба, сияли горные вершины. Шум рынка, суета и толпы людей могли сбить с толку кого угодно. Но Тейео шел вперед, и его черная тень, знавшая все о тщетности жизни, скользила по камням, как клинок из тьмы.

— Рега выглядел очень встревоженным, — сказал Батикам своим теплым шелковистым голосом.

Солли засмеялась, пронзила плод ножом и, разрезав его, положила дольку фрукта в рот макила.

— Реве! Неси нам завтрак! — крикнула она, усаживаясь напротив Батикама. — О, как я проголодалась! Наш солдафон впал в один из своих фаллократических припадков. Он еще ни разу меня не спас. А ведь это его единственная функция. Бедняга выдумывает истории о террористах и пытается напугать ими других. Как бы мне хотелось выскрести его из своих волос. Хорошо, что хоть Сан больше не вертится рядом. Он цеплялся за меня как клещ, подсунутый Советом. Теперь бы избавиться от реги, и здравствуй, полная свобода!

— Рега Тейео — человек долга и чести, — сказал макил, и в его тоне не было иронии.

— Разве рабовладелец может быть человеком чести?

Батикам посмотрел на Солли с укором, и его ресницы затрепетали. Она не понимала взглядов уэрелиан. Их красивые глаза казались ей загадкой.

— Мужчины во дворце просто помешаны на разговорах о чистоте своей драгоценной крови, — сказала она. — И, конечно же, чести «их» женщин.

— Честь — это великая привилегия, — ответил Батикам. — Мне ее очень не хватает. Я даже завидую реге Тейео.

— Нет, черт возьми! Их честь — это ложное чувство собственного достоинства. Она похожа на мочу, которой собаки метят свою территорию. Если тебе и есть чему завидовать, Батикам, то только свободе.

— Из всех людей, которых я знаю, ты единственная никому не принадлежишь и не являешься собственницей. Вот настоящая свобода. Но мне интересно, понимаешь ли ты это?

— Конечно, понимаю, — ответила она.

Макил улыбнулся и стал доедать свой завтрак. Солли уловила в его голосе какие-то новые нотки. Смутная тревога породила догадку, и она тихо спросила:

— Ты скоро оставишь меня?

— О-о! Посланница звезд читает мои мысли. Да, госпожа. Через десять дней наша труппа отправляется в турне по Сорока государствам.

— Ах, Батикам, мне будет не хватать тебя! Ты стал для меня здесь единственной опорой, единственным человеком, с которым я могла поговорить или насладиться сексом.

— А разве это было?

— Было, не часто, — со смехом ответила она.

Ее голос немного дрожал. Макил протянул к ней руки. Солли подошла и села к нему на колени.

Наброшенный халат упал с ее плеч.

— О, прекрасные груди посланницы, — прошептал он, касаясь их губами и лаская рукой. — Маленький мягкий живот, который так хочется целовать.

Реве вошла с подносом, поставила его на стол и тихо удалилась.

— А вот и твой завтрак, госпожа, — сказал Батикам, и Солли, вскочив с его колен, вернулась в свое кресло.

— Ты свободна и поэтому можешь быть честной, — произнес Батикам, очищая плод пини. — Не сердись на тех из нас, кто лишен всех прав на подобную роскошь.

Макил отрезал ломтик фрукта и передал его Солли.

— Он имеет вкус свободы. Узнай его. Это лишь намек, оттенок, но для нас.

— Через несколько лет ты тоже станешь свободным. Мы не потерпим ваш идиотский рабовладельческий строй. Пусть только Уэрел войдет в союз Экумены, и тогда...

— А если не войдет?

— Как это не войдет? Батикам пожал плечами и со вздохом сказал:

— Мой дом на Йеове, и лишь там меня ожидает свобода.

— Ты прилетел с Йеове? — спросила Солли.

— Нет, я никогда не был на этой планете и, возможно, никогда не буду, — ответил он. — Какую пользу может принести там макил? Но Йеове — мой дом. Это планета моей свободы. И если бы ты знала...

Батикам сжал кулак так, что хрустнули кости. Но тут же раскрыл ладонь, словно выпуская что-то. Потом улыбнулся и отодвинул от себя тарелку.

— Мне пора возвращаться в театр, — сказал он. — Мы готовим новую программу ко Дню Прощения.

Солли провела весь день во дворце. Она настойчиво пыталась добиться разрешения на посещение правительственных рудников и огромных ферм по ту сторону гор, которые считались источником всех богатств Гатаи. Неделю назад, столкнувшись с бесконечным потоком согласительных протоколов и бюрократией Совета, она решила, что ее пустили по кругу бессмысленных встреч лишь для того, чтобы чиновники могли показать свое мужское превосходство над женщиной-дипломатом. Однако недавно один из бизнесменов намекнул ей об ужасных условиях, царивших на рудниках и фермах. Судя по его словам, правительство скрывало там еще более грубый вид рабства, чем тот, который она видела в столице.

День прошел впустую. Она напрасно ожидала обещанных бесед, которые так и не состоялись. Старик, замещавший Сана, перепутал все даты и часы. Намеренно или по глупости, он безбожно перевирал языки Вое Део и Гатаи, создавая тем самым невыносимые ситуации с недопониманием и взаимными обидами. «Майор» отсутствовал все утро, и его замещал какой-то солдат. Появившись во дворце, рега присоединился к Солли с мрачным и угрюмым видом. В конце концов она отказалась от дальнейших попыток и ушла домой, решив принять ванну и подготовиться к встрече с макилом.

Батикам пришел поздно вечером. В середине любовной игры с переменой поз и ролей, которые возбуждали Солли все сильнее и сильнее, его руки вдруг стали двигаться медленнее, нежно скользя по телу, как перья. Дрожа от неукротимого желания, она прижалась к нему и вдруг поняла, что макил заснул.

— Проснись! — вскричала она и, все еще трепеща от страсти, встряхнула его за плечи.

Батикам открыл глаза, и она увидела в них страх и смущение.

— Прости! Прости, — сказала она. — Спи, если хочешь, и не обращай на меня внимания. Ты устал, и уже довольно поздно. Нет-нет, я как-нибудь справлюсь с этим.

Однако он удовлетворил ее желание, и в нежности макила она впервые уловила не искреннее чувство, а работу хорошего мастера. Утром за завтраком она спросила его:

— Почему ты не видишь во мне человека, равного тебе?

Батикам выглядел более усталым, чем обычно. Улыбка исчезла с его лица.

— Что ты хочешь сказать? — ответил он вопросом на вопрос.

— Считай меня равной.

— Я так и делаю.

— Ты не доверяешь мне, — сказала она со злостью.

— Не забывай, что сегодня День Прощения, — со вздохом произнес макил. — Туал Милосердная пришла к людям Асдока, которые натравили на ее последователей свирепых котов-ищеек. Она проехала среди них на спине огромного огнедышащего кота, и люди пали на землю от ужаса. Но она благословила и простила их.

Его руки совершали плавные движения, как будто сплетали историю из воздуха.

— Вот и ты прости меня, — сказал он.

— Тебе не нужно никакого прощения!

— Оно необходимо каждому из нас. Именно поэтому мы, верные Владыке Камье, время от времени просим милости у Туал Милосердной. Мы просим ее о прощении. Почему бы тебе сегодня не стать настоящей богиней?