Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - Гетманчук Людмила - Страница 7
- Предыдущая
- 7/71
- Следующая
— Аннита, можно я употреблю это выражение за обедом? — совершенно серьезно спросил второй парнишка.
Няня его не услышала.
— Но его милость барон Летгар приказали принять — а мы что? — продолжала бухтеть почтенная Шапокляк, постепенно накручивая себя. — Наше дело маленькое… Приказали — мы примем. — Зловеще: — Еще как примем!
Последняя фраза прозвучала как-то… на месте доктора садиться за общий стол я бы точно побоялась.
И тут до нее дошло послание подопечного. Старушка отвлеклась.
— Какое выражение? — подозрительно спросила она ребенка. Но тот уже переключился на ворону в окне, и сейчас детки о чем-то оживленно шушукались.
Мое зрение постепенно восстанавливалось. Еще немного — и я смогу нормально разглядеть незатыкаемую спутницу.
А бабуля поправила сползший на сторону чепец, вспомнила обо мне и сменила тему разговора:
— Вот как на грех! Только первый раз вырвались на речку отдохнуть — и тут нам тебя водой принесло.
Я попыталась извиниться за доставленные неудобства. Но из пересохшего рта вырвалось одно мычание.
Старушка строго посмотрела на меня и родила замечательную идею, вполне в духе остального ее человеколюбия:
— Святая Спасительница, и хто это тебя до такого состояния довел, бедняжку? Кожа да кости! Лет-то тебе сколько?
Я только хотела открыть рот и сказать, что мне двадцать три, как старая яга поторопилась донести до меня свежую точку зрения:
— Небось лет сорок, не меньше — верно? Дети-то мамку обыскались, поди…
Мое «ик!» было ей достойным ответом.
Что сказать… полет свободной фантазии почтенной женщины оказался воистину безграничным. За те час-полтора, что мы тряслись в карете, меня — во-первых, безапелляционно охарактеризовали как блаженную, сбежавшую из дома.
Во-вторых… с чисто носорожьим тактом и слоновьей деликатностью служанка щедро наделила безвестного найденыша придурью, нищетой и библейским количеством родственников. И тому подобное…
Насчет родичей — я выдуманной персоне даже несколько позавидовала. Собственно, кроме брата Алексея, у меня больше никого не осталось. Отца своего я не знала, мать историю их отношений скрывала до последнего, как шпион национальную принадлежность.
Мама умерла от рака, когда мне было шестнадцать. Брат, который старше меня лет на десять, — живет в другом городе, и общаемся мы только по праздникам. А теперь и вовсе неясно — свидимся мы с ним в этой жизни или нет.
Слеза скатилась по моей щеке, вызвав очередной словесный поток у не в меру болтливой старушки.
Когда голова перестала кружиться и я смогла сфокусировать зрение, лицо соседки больше не казалось цветным блином, размазанным на темном фоне.
Я пригляделась повнимательней. Рядом со мной восседала дородная бабулька с крючковатым носом, который, кстати, ее совсем не портил. Наоборот, только добавлял пикантности к остальному облику подвижной серой крысы.
Или мыши — знаете таких? С цепкими темными глазками, не оставляющими в стороне ни одной детали, некрасивым личиком и выступающими верхними зубами. Ну натуральная мышь! Или, скорей, крыска Лариска. О, я ж придумала ей кличку раньше — Шапокляк!
Дальнейшее исследование показало, что я лежу в карете на скамье, накрытая теплым меховым одеялом-полостью, а напротив меня примостились те самые детишки, которых я видела на пляже.
Наконец, проехав въездные ворота и длинную аллею, карета остановилась. За это время мы подверглись нападению всех окрестных птиц, и еще кто-то пытался прогрызть на ходу пол. Никак слишком активно стремился воссоединиться с предметом пламенной страсти.
— Приехали! — обрадовалась старушка. Скомандовала: — Вынимай!
Мы остановились перед каменным двух-, а местами и трехэтажным особняком в типичном тюдоровском стиле, как я его понимаю, — с высокими узкими арочными окнами, забранными частой металлической оплеткой. Определенный тип строения. Меня удивила очень специфическая архитектура. Будто под свинцово-серой крышей в одну домину слепили буквой «П» минимум пяток зданий поменьше.
Все чистенько — фонтаны, идеально ровные газоны, высокая каменная ограда, увитая плющом и диким виноградом.
Дюжий то ли лакей, то ли конюх с рябым лицом вытащил меня вместе с одеялом наружу и понес в дом. Шел он быстро, словно не женщину на руках держал, а пуховую подушку.
Бабуля шустро бежала впереди, показывая дорогу. Мальчишки воспользовались моментом и слиняли.
И очень вовремя, кстати! Толстоногие коренастые кони, запряженные в карету, немедленно выразили желание пойти со мной и посмотреть, куда меня поселят. Еле-еле кучер с помощью кнута убедил их поменять планы и отправиться в конюшню.
Меня прижали к груди чуть сильнее, и я уже не видела ничего, кроме широкой груди несущего меня мужчины да кусочка неба. Небо вскоре сменил потолок.
Меня принесли в комнату для прислуги и аккуратно опустили на узкую кровать. Запахло выпечкой и глаженым бельем. Домовитая у них экономка, сразу видно!
— Помыть! Срочно! — Старушка, особо не церемонясь, отдала приказание двум любопытным служанкам, заглянувшим в комнату. — И привести в надлежащий вид!
Хотелось спросить: «Это как?» — но сил не было даже на то, чтобы шевелить языком.
Через полчаса я уже отмокала в бадье с горячей водой. Одна из девушек аккуратно обрезала мои ногти, а вторая мыла мне голову. Я же невинно развлекалась тем, что их разглядывала.
Одеты темноволосые девчушки-хохотушки были просто: в рубашки с подкатанными рукавами и одинаковые синие сарафаны со шнуровкой спереди. Поверх сарафанов красовались накрахмаленные льняные передники, в настоящий момент насквозь мокрые.
После веселой перепалки насчет какого-то таинственного Феофана девицы добрались и до меня.
— Бедненькая, — тихо сказала одна другой.
Я хотела с ней согласиться, но тут вторая ткнула подругу в бок и прошипела:
— Молчи! Это ты ее обихаживаешь, а не она тебя!
Желание наладить контакт пропало, как и не было.
Под конец, обрядив в старенькую ночную рубашку, мои нетленные мощи уложили в постель.
Я с ужасом вспомнила про имущество — и облегченно вздохнула: мешочек с драгоценностями обнаружился рядом. Оставалось тихо радоваться, что на него здесь никто не покусился. Мелочь, а приятно — сохраню хоть что-то на черный день. Впрочем, и так… день чернее некуда.
Не успела я задремать, как дверь отворилась, пропуская невысокого господина с пушистыми рыжими бакенбардами и глубоко посаженными медово-карими глазами. Солидный джентльмен не просто шел, а летел и по пути как-то даже приплясывал.
О, а вот и док пожаловал! Пардон, ветеринар… Что, на новую забавную зверушку невтерпеж поглядеть? Вон аж руки от восторга дрожат.
Местный эскулап был одет в кремовую рубашку тонкого батиста, черный шерстяной сюртук и серые лосины. В кармашке торчал золоченый лорнет. На шее «Дулиттла» висела золотая цепочка со свистком для собак — у меня в детстве был такой же. Только не золотой, как у этого лысоватого дядечки, а обычный, из нержавейки.
Следом за доктором протиснулась уже знакомая мне няня с миской в руках.
— Ну-ка, ну-ка, что мы тут имеем? Русалка, вылитая русалка! — Мужской голос сочился самодовольством. Словно доку посчастливилось открыть для науки новую, неизвестную доселе породу. Впрочем, как знать?
А врач ощупывал мою голову короткими пальцами-сосисками и надменно вещал, вызывая у меня тупую зубную боль:
— Когда его милость рассказал, что выловил вас в реке, я так сразу и подумал… И как же, милочка моя, вас занесло в наши края, так далеко от моря? Ну-ка-с, дорогуша, продемонстрируйте доктору свой хвост!
Я, наверное, слишком широко открыла глаза от удивления, потому что эскулап громко рассмеялся:
— Ну вот, теперь вижу нормальную человеческую реакцию! А теперь покажите мне, дорогуша, ваши раны.
Следующие полчаса меня, задрав рубашку, щупали, мяли, стучали по коленкам маленьким молоточком, просили показать язык, проследить за свистком, которым доктор водил перед моим лицом… И так далее.
- Предыдущая
- 7/71
- Следующая
