Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 42

   - Почему ты до сих пор не в больнице?! Где тебя носит, Александра?! Немедленно приезжай! Твой отец хочет назначить Владимиру этот ваш дурацкий препарат! Переубеди его, слышишь! Иначе я руки на себя наложу!

   Едва сдержав порыв осчастливить мачеху знанием, что много лет с нетерпением жду сего момента, я прорычала, что как раз выхожу из квартиры, оборвала связь и с громким стоном повалилась на кровать. Интересно, за какие такие грехи нам полагаются родственники?! Особенно, как мои? Алла, считающая, что имеет право выставлять мне требования? Папа, нашедший время продолжать эксперимент? Вова, который... который... Ух! Не желая договориться или додуматься до совсем уж нехороших вещей, я принялась собираться. И уже через час подъезжала к больнице на старенькой девятке, доставшейся мне три года назад от дяди, пересевшего на иномарку. Спонсировать покупку авто папа отказался категорически, объявив, что не станет выбрасывать деньги на ветер. Мол, ни одна женщина (даже собственная и единственная дочь) не в состоянии сберечь железного коня...

   Отца и мачеху я застала на крыльце, злых до нельзя друг на друга. А еще на Кондратьева, выставившего их из отделения. Даже забавно, но впервые в жизни я была солидарна с заведующим. Потому что слишком хорошо представляла (в ярчайших деталях!), какой скандал эти двое закатили наверху.

   - Скажи ему! Объясни ей! - одновременно выдали родственники, затем яростно посмотрели друг на друга и снова на меня. - Немедленно!

   - Согласна на препарат, - скороговоркой высказала я свою позицию и ловко просочилась внутрь здания, заметив, как через стекло мне машет Лиза. Вообще-то с ней я тоже не горела желанием общаться. Но лучше Макаровская невеста, чем бушующая чета Корнеевых.

   Решение об экспериментальном лечении для Вовочки я приняла по дороге на работу. Как ни странно, но на него меня сподвиг вредитель-врач. Вспомнился вопрос Кондратьева, не собираюсь ли я назначить чудо-препарат брату. Ехидный взгляд доктора. Легкая усмешка на губах. В конце концов, почему бы и нет? Хуже "вздернутому носу" точно не станет. А нос заведующего перестанет задираться вверх. Хотя бы на время.

   - Саша, я тут подумала... - Лиза говорила на ходу, стараясь не отстать, ибо я перебирала ногами с отчаянной скоростью, чтобы папа с Бастиндой не догнали. - Понимаешь, медсестры говорили, ты лекарство испытываешь... На тех, кто в коме... А Макса нельзя включить в эту вашу программу?

   От неожиданности я проскочила мимо лифта. Вот те раз! Еще пару недель назад, я чуть головой о стены не билась в поисках претендентов. А теперь, когда мне совершенно фиолетовы испытания, желающие в очередь выстраиваются.

   - Саша, пожалуйста, вдруг поможет, а? - Лиза умоляюще сложила руки. - Тебе что, жалко?

   - Да без проблем! - я безжалостно вдавливала кнопку вызова в панель, хотя она давно горела задорным красным огоньком. - Нужно только бумаги подписать. Родственникам. Можешь устроить? - глядя, как обрадованная невеста уносится прочь, я прижалась виском к холодному металлу двери лифта. Печально дарить человеку надежду, зная, что твои действия точно делу не помогут...

   Я не стала медлить и ввела Вове препарат уже через час. Только дождалась, пока наш общий родитель подпишет бумаги. Папа имел на то все права, так как, потеряв в своё время голову от трепетных чувств к невесте, умудрился официально усыновить её отпрыска. Кажется, теперь сей факт виделся Алле далеко не в радужном свете. Сообразив, что ругань не помогает, она принялась рыдать у отца на плече, испортила ему новый костюм и добилась того, что папа затолкал её в машину и увёз прочь.

   Ещё через пару часов были подписаны и бумаги на Макарова. Признаться, я не ожидала от Лизы подобной прыти, полагала, она явится с родными Макса не раньше завтрашнего дня. Разговор с родителями пациента состоялся не из лёгких. Ощущая небывалый груз ответственности, я в мельчайших деталях объяснила возможные риски и просила, не ждать положительного эффекта, как манны небесной. Со стороны даже выглядело, будто я отговариваю их от лекарства. Вообще-то так оно и было, но не могла же я сказать об этом прямо. Однако куда больше медицинских терминов, слетающих с моего языка, подействовало светящееся Лизино лицо.

   - Где подписать? - глухо спросил отец Максима - его точная копия, только лет на тридцать старше. Он словно вообще меня не услышал. Или не захотел...

   Чувствуя себя вконец опустошенной, я ввела наш "чудо-препарат" Макарову. Что ж, теперь у меня на попечении стало пять пациентов. Оставалось надеяться, что хотя бы в одном из четырех случаев от лекарства будет толк. На Макса я не рассчитывала. Раз он застрял в Потоке, никакие лекарства не помогут. Но несмотря на отстраненность последних дней, в душе я всё ещё жаждала успеха эксперимента. Не ради компании, и даже не из-за папы. Хотелось стереть ухмылочку с лица зловредного доктора. Пусть убедится, что мы действительно приносим людям пользу, а не думаем лишь о собственном кармане.

   Кстати о Кондратьеве. Наверное, стоило наступить на горло раздутому самолюбию, найти эскулапа и обсудить дальнейший план действий. Макса надо вытаскивать из закольцованного мира, пока не стало поздно. Правда, я плохо представляла, как именно это сделать. Впрочем, моим планам сегодня не суждено было воплотиться. Завотделением провалился, словно к чертям в ад. А, может, нарочно играл со мной в прятки. Как назло и Люба не дежурила, иначе подсказала бы, из какого укромного уголка вытаскивать противника.

   Я сидела в ординаторской и листала карточки моих пациентов. За окном наступил уже поздний вечер, а я никак не могла заставить себя поехать домой. Что там делать? Опять смотреть слезливую мелодраму и ругать себя за отсутствие человеческой личной жизни? Мои романы заканчивались так быстро, что (как любила повторять Бастинда) они с папой не успевали запоминать имена моих кавалеров. А я что? Ничего! Даже претензий высказывать несостоявшимся половинам не смела. Последние пять лет я сутки напролет отдавала учебе, уезжала за рубеж, поэтому вытащить меня даже в кинотеатр было настоящим подвигом. Какой парень выдержит такую конкуренцию? Правильно! Ненормальный! А мне только маньяков с мозгами навыворот не хватало.

   А однажды на свидание меня пригласил Вадим. От растерянности я так долго хлопала глазами, что он, наверное, заподозрил нервный тик. Нет, я ничего не имела против данного представителя рода человеческого. В отличие от Вовы, он производил адекватное впечатление. Но я точно знала, что к нему неровно дышит моя лучшая подруга, хотя мы ни разу об этом не говорили. Ритка бесцеремонно напрашивалась на наши семейные мероприятия, зная, что туда пригласят и Вадима на правах Вовиного лучшего друга. Луконина неизменно облачалась в лучшие наряды, подчеркивающие стройную талию и длинные ноги, за столом общалась исключительно с предметом обожания, чем несказанно выводила из себя вздернутого носа. Однажды, увидев, как после собственного дня рождение Вовочка пыхтит и брызжет слюной, я напрямую предложила больше не звать Риту. На что услышала целую лекцию о невоспитанности некоторых особ (подразумевалась, разумеется, я, а не Луконина). К тому же я догадывалась, что почтить меня вниманием, Вадима сподвигла Алла. Она с моим родителем давно считала парня идеальным кандидатом в родственники. В общем, я ответила отказом, вогнав Вадима в краску и заставив два месяца избегать со мной встреч...

   - Ну казнь египетская! - громко выругалась я, заметив, что начала перебирать в уме названия фильмов. Швырнула карты на стол и вдруг подумала - а зачем мне, собственно, Кондратьев? Коктейль, позволяющий приоткрыть завесу Потока, я приготовлю в два счёта. Ингредиенты и пропорции, как дипломированный фармаколог, запомнила без труда, а раздобыть их в больнице - раз плюнуть. Через двадцать минут я, весело насвистывая под нос, помешивала прозрачную голубоватую жидкость - симпатичную на вид и гадость редкостную на вкус. Ощущение, что штукатурку со стены проглатываешь, отслужившую с полвека и впитавшую в себя прогорклый запах древнего клея и еще бог знает чего. Чтобы влить себе в горло сей божественный напиток, пришлось зажать одной рукой нос. И всё равно закашлялась от небывалых ощущений. До слез и боли в груди.