Жестокость - Хэмилтон Алекс - Страница 19

— Я не знаю, — все так же неуверенно повторил Тридуэлл. — Об этом я как-то не задумывался. Трудно так сразу взять и примириться с подобным.

— Я вас понимаю, мистер Тридуэлл, однако «метод Блессингтона» как раз и предусматривает то обстоятельство, что спонсор полностью оценивает всю важность взноса, который он делает, причем важность не только для себя самого, но и для всего социального организма. Внося залог в пользу Геронтологического общества, человек совершает едва ли не самый благородный акт в своей жизни.

— Залог? — переспросил Тридуэлл. — Какой залог?

Бунс вынул из ящика стола отпечатанный типографским способом бланк и аккуратно положил его перед Тридуэллом. Прочитав его, тот резко выпрямился в кресле.

— Позвольте, здесь написано, что в течение месяца, считая с сегодняшнего дня, я обязуюсь уплатить вам две тысячи долларов. Вы ничего не говорили мне об этих деньгах!

— Но у нас пока и не возникало потребности ставить подобные вопросы, — возразил Бунс. — Однако после соответствующей проверки комиссия общества пришла к заключению, что вы вполне в состоянии без ущерба для своего благополучия уплатить означенную сумму.

— Что вы имеете в виду под «ущербом для моего благополучия»? — чуть оскорбленным тоном переспросил Тридуэлл. — Две тысячи долларов всегда были немалой суммой, вне зависимости от того, к какому выводу пришла эта самая ваша комиссия.

Бунс пожал плечами. — Размер каждого залога устанавливается с учетом реальной платежеспособности конкретного клиента, мистер Тридуэлл. Не забывайте, что та сумма, которая кажется значительной для вас, для других спонсоров, с которыми нам приходится иметь дело, сущий пустяк.

— И что я получу взамен?

— В течение одного месяца после подписания необходимых документов вопрос с вашим тестем будет решен. После этого вы внесете в фонд общества всю означенную сумму в полном объеме. Ваше имя будет внесено в список наших спонсоров. Вот, пожалуй, и все.

— Что-то мне не нравится эта идея с внесением моего имени в какие-то списки.

— Я и это понимаю, — кивнул Бунс, — но позволю вам напомнить, что взнос в фонд любой благотворительной организации, в том числе и Геронтологического общества, освобождается от налогов.

Пальцы Тридуэлла непроизвольно скользили по кромке типографского бланка. — А можно спросить, просто так, как говорится, из любопытства, что будет, если кто-то подпишет подобное заявление, а потом откажется платить? Ведь вы же понимаете, что в суд с подобным документом не обратишься, не так ли?

— Да, — кивнул Бунс, — я это понимаю, равно как и то, что многие организации в подобных случаях оказываются совершенно беспомощными и неспособными востребовать полагающиеся им деньги. Однако наше Геронтологическое общество с подобными трудностями пока не сталкивалось. Мы избегаем их благодаря простому напоминанию каждому спонсору на тот случай, если он проявит беспечность, что смерть молодого человека может наступить столь же внезапно, как и кончина старика… Нет-нет, — проговорил он, поправляя листок бумаги, — достаточно одной лишь вашей подписи, вот тут, в углу.

Когда три недели спустя тело тестя мистера Тридуэлла было извлечено из воды у кромки пирса в Восточном Сконсетте (старик имел обыкновение сидеть на берегу с удочкой, хотя многие представители местных властей неоднократно говорили ему, что рыбалка там неважная), данный случай был занесен в полицейские отчеты в раздел «Несчастные случаи на воде». Тридуэлл лично позаботился о том, чтобы организовать подобающие случаю пышные похороны, и именно перед поездкой на кладбище в его мозгу впервые зародилась Мысль. Это была довольно неприятная, хотя и мимолетная Мысль, которой все же оказалось достаточно, чтобы он неловко оступился на ступеньке церкви. Хотя хлопоты, связанные с похоронами, на время полностью завладели его существом.

Несколько дней спустя, когда он снова сидел в своем офисе, Мысль неожиданно вернулась, причем на сей раз ему уже не удалось с такой легкостью избавиться от нее. Более того, она продолжала расти, шириться, увеличиваться в размерах, постепенно заполняя собой все его существо, лишая привычной работоспособности. Ночью он ворочался с боку на бок, и этот беспокойный сон перемежался жуткими кошмарами.

Тридуэлл понимал, что существует лишь один человек, способный прояснить ситуацию, и поэтому в скором времени снова оказался перед входом в Геронтологическое общество, преисполненный твердой решимости повидаться с Бунсом. Он почти не соображал, что делал, когда вручал тому чек и забирал расписку в его получении.

— Видите ли, меня сильно беспокоит одно обстоятельство, — начал он, не тратя зря времени.

— Слушаю вас.

— Помните, вы говорили мне про то, сколько стариков появится на земле в течение ближайших двадцати лет?

— Разумеется.

Тридуэлл ослабил узел галстука, чтобы было легче дышать. — Но ведь получается, что когда-то я также стану одним из них!

Бунс кивнул. — Не вижу никаких препятствий на этом пути, разумеется, если вы проявите достаточную заботу о своем здоровье…

— Вы меня не поняли, — перебил его Тридуэлл. — Я хочу сказать, что когда я попаду в эту категорию, мне не будет давать покоя мысль о том, что какой-нибудь член вашего Геронтологического общества придет к моей дочери и зятю и выложит перед ними эти свои идеи! Можете себе представить — жить и постоянно, до конца дней своих терзаться подобными мыслями.

Бунс медленно покачал головой. — Не стоит мучить себя понапрасну, мистер Тридуэлл.

— Это почему же?

— Почему? А вы подумайте о своей дочери. Вы вообще о ней думаете?

— Да.

— Представляется ли она вам милым ребенком, который готов отплатить вам любовью за ту любовь, которую вы проявляли к ней на протяжении всей ее жизни? Очаровательной молодой женщиной, только что переступившей порог супружества, но все равно стремящейся как можно чаще навещать вас, желающей продемонстрировать вам всю свою любовь?

— Так оно и есть.

— А теперь представьте себе молодого человека, являющегося ее мужем. Вы ощущаете тепло и крепость его рукопожатия, когда он встречает вас в дверях своего дома? Испытывает ли он благодарность к вам за ту финансовую поддержку, которую вы оказали ему на начальном этапе его самостоятельной жизни?

— Ну… я надеюсь, что это так.

— А теперь, мистер Тридуэлл, скажите, положа руку на сердце: можете ли вы представить себе, чтобы один из этих преданных и любящих вас молодых людей совершил хотя бы малейший, самый незначительный поступок, способный принести вам хоть какой-то ущерб?

Словно по мановению волшебной палочки удавка вокруг горла Тридуэлла внезапно ослабла, холод, доселе сковывавший его сердце, бесследно растаял.

— Нет, — убежденно проговорил он, — не могу.

— Прекрасно, — кивнул Бунс. Он откинулся на спинку кресла и с выражением доброй мудрости в глазах улыбнулся посетителю. — Ну и держитесь за эту спасительную мысль, мистер Тридуэлл. Лелейте ее и не отпускайте далеко от себя. Она станет источником вашего спокойствия и утешения до самого конца ваших дней на этой земле.

Итак, решение мое твердое — это будет последний сезон, когда Дороти удалось заставить меня в очередной раз перекопать и заново засеять лужайку. Я уже, наверное, сбился со счета, сколько сентябрей угробил на то, что сначала с лопатой, а потом с пакетиком семян в руках занимался реализацией ее все новых и новых садоводческих затей по части лужаек — то перед домом, то позади него, а то и там и там сразу. Каждую осень я с досадой ловил себя на мысли о том, что на самом деле отнюдь не веду борьбу с ползучими сорняками, а лишь самого себя медленно свожу в могилу. В сущности, давно уже напрашивался неизбежный вывод, что когда-нибудь это садоводство и в самом деле угробит меня — разумеется, если я сам первым не ухлопаю жену. Да, конечно, мне и сейчас предстоит в который уже раз перекопать лужайку позади дома, однако, когда дело дойдет до ее засеивания, под слоем земли уже будет лежать тело самой Дороти.