Убийственный ритм - Макдермид Вэл - Страница 4
- Предыдущая
- 4/55
- Следующая
– Неплохо, – сказал Ричард по дороге. – Очень неплохо. Он свое дело знает. Хотя, если он собрался записывать новый альбом, неплохо бы ему придумать что-нибудь новенькое. Последние три, по-моему, просто ничем друг от друга не отличаются, собственно, они и продаются довольно паршиво. Ладно, посмотрим, что будет на вечеринке.
Он закурил, и я воспользовалась паузой и спросила, почему мне так уж необходимо было туда ехать.
– Есть дело, – загадочно пояснил Ричард.
– Может, скажешь? Здесь ехать всего пять минут, у меня нет времени вытягивать из тебя объяснения по капле…
– Трудно с тобой, Брэнниган! – пожаловался Ричард. – Все-то тебе надо знать. Настоящий сыщик. Ладно, расскажу. Ты знаешь, что мы с Джеттом знакомы очень давно?
Я кивнула. Ричард рассказывал, что свое первое интервью он взял у Джетта, когда работал в уотфордской местной газете, для которой должен был написать репортаж о решающей встрече футбольных команд Уотфорда и Манчестера. В то время уотфордцам покровительствовал Элтон Джон. Он пригласил на матч Джетта. Когда стало ясно, что манчестерцы побеждают, Ричард подскочил к торжествующему Джетту и ухитрился его разговорить. Так Ричард прочно занял место в журналистском мире. Вдобавок материал понравился Джетту, и с тех пор они с Ричардом подружились.
– Ну вот, – прервал мои воспоминания Ри чард, – а теперь он хочет, чтобы написали его автобиографию.
– Биографию, – поправила я – не люблю, когда неправильно употребляют слова.
– Нет, именно автобиографию. Он хочет, что бы кто-то ее написал от его лица. Помнишь, мы встретились на вашем благотворительном обеде? Тогда он впервые заговорил об этом со мной и вроде бы предложил мне ее писать. Я, естественно, сказал, что заинтересовался. Такая автобиография не будет, конечно, бестселлером, все-таки Джетт не Мик Джаггер и не Дэвид Боуи, но заработать на ней можно очень неплохо. А когда он вчера позвонил и позвал нас на сегодня, он просил, чтобы ты тоже обязательно пришла. Разве непонятно, что он имел в виду?
Ричард старался говорить небрежно, но я видела, что его просто распирает от радости и гордости. Я обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала в губы.
– Здорово, – искренне сказала я. – Только придется, наверное, как следует повозиться?
Он пожал плечами.
– Да нет, почему. Просто нужно будет втянуть его в разговор, заставить повспоминать о прошлом и записать на пленку все, что он скажет, а потом обработать и сделать пристойный текст. Джетт собирается пробыть дома еще месяца три, так что времени у нас много.
Обсудить эту тему мы не успели, потому что такси как раз подъехало к огромному, роскошно-вычурному зданию «Холидэй-инн». Полностью отель называется «Холидэй-инн на Мидлэнд-Краун Плаза». Это памятник первому периоду процветания Манчестера, что-то вроде побочного продукта индустриальной революции. Я-то помню время, когда он назывался просто «Мидлэнд» и возвышался над остальными домами, напоминая о тех временах, когда богатые не стеснялись своего богатства, а бедняков и близко не подпускали к дверям. А теперь в «Холидэй-инн» регулярно приходят повеселиться новые богачи Манчестера – спортсмены, бизнесмены и музыканты, которые с конца восьмидесятых вдохнули в городскую среду новую жизненную силу.
В начале девяностых Лондон неожиданно перестал быть единственным местом, где можно жить, выяснилось, что за спокойной жизнью, приятным времяпрепровождением лучше ехать в провинцию, где все необходимое сосредоточено в одном месте – в центре ближайшего города. Соответственно, те, кого интересовало искусство, обосновывались в Глазго, те, кто проводил свободное время в магазинах и салонах, – в Нью-Касле, а любители рок-музыки – в Манчестере. Так здесь оказался и Ричард. Он приехал в Манчестер два года назад, надеясь взять интервью у Моррисси, культового персонажа того времени, а через два дня понял, что Манчестер очень скоро станет рок-столицей Британии, как в шестидесятые годы – Ливерпуль. И Ричард остался, тем более что в Лондоне его уже ничто не удерживало: к тому времени он развелся с женой, а журналистикой, естественно, лучше заниматься там, где происходят все важные события.
Мы вышли из такси, и я вдруг почувствовала по-настоящему праздничное настроение, впервые за этот день. От радости за Ричарда я здорово встряхнулась, и теперь мы оба с нетерпением ждали официального заявления Джетта.
Мы остановились в баре, прежде чем подняться наверх. Ричард заказал мне водку с грейпфрутовым соком, и я с удовольствием выпила. Обычно я пью виски, поддерживаю имидж частного детектива, но больше двух порций выпить не могу; я не выношу вкуса виски и вынуждена его чем-то заглушать. Не получается, короче, из меня крутой сыщик, который и спать-то не ляжет, не прикончив бутылку «Джек Дэниэлс».
Пока я пила, Ричард разливался соловьем о том, как будет писать Джеттову автобиографию, но я слушала вполуха.
– Получится потрясающая история, одновременно и трогательная, и захватывающая! Как он в детстве жил в трущобах, как он почувствовал тягу к музыке, как потом боролся за то, чтобы ему дали донести эту музыку до людей. Как мать, баптистка, отдала его в церковный хор, и он впервые начал петь. И как он подписал первый контракт. И потом про то, как они писали песни вместе с Мойрой, а Мойра взяла и исчезла. По-моему, здорово! А когда все будет готово, продадим права какой-нибудь газете, чтобы печатала с продолжением! Ох, Кейт, сегодня великий день!
Ричард просто бурлил от радостного волнения. Минут через двадцать мне удалось наконец вставить слово, и я предложила присоединиться к остальным гостям. Мы поднялись на верхний этаж. Где-то играла музыка – крутили последний альбом Джетта, но песен в шуме было совсем не слышно. Я сжала руку Ричарда, тихонько прошептала ему на ухо: «Горжусь тобой», и мы вошли в зал.
Джетт сидел на диванчике в дальнем конце зала. Он, казалось, совершенно не устал и был свеж и бодр, как после душа. Он обнимал за плечи какую-то девицу – этакую Фиону, блондинку с химической завивкой и намалеванным лицом, одетую в немыслимо облегающее фиолетовое платье.
– Давай подойдем к Джетту, – сказал Ричард, чуть ли не проталкивая меня вперед. Перед стойкой с напитками стояла небольшая группа девушек, и вдруг из нее высунулась длинная рука и схватила Ричарда за рукав.
– Баркли! – раздался надо мной густой бас. – Ты-то что здесь делаешь?
Обладатель длинной руки и густого баса отделился от толпы и, обогнув столик, подошел ближе к нам.
– Нил Уэбстер! – воскликнул Ричард скорее удивленно, чем обрадованно. – Могу задать тебе тот же вопрос. Я все-таки музыкальный журналист. А что у тебя за дела в Манчестере? Я думал, ты сейчас в Испании…
– Жарковато мне там стало, если ты понимаешь, о чем я, – ответил Нил Уэбстер. – Потом, я смотрю, все события происходят тут, у вас, вот мне и стало интересно. Вроде как вернулся на прежнее место охоты.
Пока Нил говорил, я разглядывала его, мысленно занося в свою коллекцию журналистов.
Нила окружала аура некой порочности, которую многие женщины находят весьма пикантной и притягательной, а я лично терпеть не могу. Ему было слегка за тридцать, а может, и меньше, – вообще-то журналисты обычно быстро старятся. Все, кроме Ричарда, моего Питера Пэна. Нил был шатен, но на висках у него просвечивала седина. Весь он был какой-то неопрятный, растрепанный. Карие глаза подернуты дымкой, над пышными усами возвышался большой горбатый нос, от которого сбегали к подбородку две глубокие складки.
Впрочем, Нил быстро прервал мои сосредоточенные наблюдения.
– А кто эта прелестная леди? – громко спросил он. – Дорогая моя, этот болван забыл обо всех приличиях и не представил вам меня! Меня зовут Нил Уэбстер, я журналист, причем настоящий, а не такой, как Ричард, я не книжечки с комиксами пишу, а серьезной работой занимаюсь… А как вас зовут?
– Кейт Брэнниган. – Я холодно пожала про тянутую руку.
– Ага! Кейт, хотите что-нибудь выпить? Что вы предпочитаете?
- Предыдущая
- 4/55
- Следующая
