Океан в конце дороги - Гейман Нил - Страница 19
- Предыдущая
- 19/36
- Следующая
«Постойте-ка, — стала рассуждать Джинни Хэмпсток. — Может, нас не будет, когда они явятся? Они приедут в прошлый вторник, а дома никого».
«Ни в коем случае, — урезонила ее старая женщина. — Будешь играть со временем, хлопот не оберешься… Можно во что-нибудь превратить мальчика, и как ни ищи, они никогда его не найдут».
Я заморгал. Неужели это возможно? Мне хотелось превратиться во что-нибудь. Котенок покончил с мясными обрезками (и даже, кажется, съел больше домашней кошки), запрыгнул мне в подол и принялся умываться.
Джинни Хэмпсток поднялась и вышла из комнаты. Мне было интересно, куда она пошла.
«Нельзя его ни во что превращать, — заметила Лэтти, убирая со стола оставшиеся тарелки и приборы. — Они же будут в ярости. И если ими управляет блоха, она только сильнее будет их распалять. Сами знаете, тут же нагрянет полиция и станет прочесывать запруду. Или того хуже. Океан».
Котенок лег и свернулся калачиком, превратившись в круглый пушистый кусочек черного меха. Он закрыл свои пронзительно-синие глаза цвета океана и, мурлыча, уснул.
«Итак? — спросила старая миссис Хэмпсток. — Что же ты предлагаешь?»
Лэтти задумалась, поджав губы и поводя ими из стороны в сторону. Ее голова кивала, и я подумал, что она быстро перебирает возможные варианты. Вдруг ее лицо просветлело. «Там подрезать, тут подшить?» — предложила она.
Старая миссис Хэмпсток фыркнула. «Ты, конечно, умница, — начала она. — Я не говорю, что это не так. Но кройка… понимаешь, она вряд ли тебе по силам. Пока еще нет. Надо отрезать точно и штопать, чтобы швов не было видно. Да и что ты собралась украивать? Блоха не даст себя вырезать. Она не вшита в это полотно. Она вне его».
Вернулась Джинни Хэмпсток. У нее в руках была моя старая ночная рубашка. «Я пропустила ее через гладильный каток, — сказала она. — Но все равно она еще сырая. Ровно никак не отрежешь. И ты не любишь штопать по сырому».
Она положила рубашку на стол перед старой миссис Хэмпсток. Затем достала из большого кармана на фартуке ножницы, черные и старые, длинную иглу и шпульку красных ниток.
«Рябина-рябина и красная нить, пора бы ведьму остановить», — прочел я наизусть. Я вычитал это в одной книжке.
«Да, работает, хорошо работает, — сказала Лэтти. — Если в деле замешана ведьма. Только у нас ведьмы нет».
Старая миссис Хэмпсток разглядывала мою рубашку. Та была бурой и полинялой с каким-то коричневатым рисунком вроде шотландской клетки. Мне ее подарили на день рождения несколько лет назад бабушка с дедушкой, родители отца, тогда она была слишком большая и смешно болталась. «Может быть… — проговорила старушка, словно беседуя сама с собой. — Лучше всего сделать так, чтобы твой отец сам с удовольствием оставил тебя здесь на ночь. Но для этого надо бы избавить их от злости на тебя и даже от беспокойства…»
Черные ножницы были уже у нее в руке, клик-клик-клац-клацая по ткани, когда я услышал стук в парадную дверь, и Джинни Хэмпсток пошла открывать.
«Не отдавайте меня», — попросил я Лэтти.
«Тшш, — сказала она. — Пока бабушка раскраивает, у меня тут своя работа. А ты спи, не волнуйся. И спи спокойно».
Но спокойствия я совсем не чувствовал, и сна не было ни в одном глазу. Лэтти перегнулась через стол и взяла меня за руку. «Не бойся», — успокаивала она.
Тут дверь распахнулась, мои родители вошли в кухню. Мне захотелось спрятаться, но котенок не подавал признаков беспокойства и лишь поудобнее устроился в подоле, а Лэтти улыбалась обнадеживающей улыбкой.
«Мы ищем своего сына, — начал было отец. — И у нас есть основания полагать…», а мама тут же бросилась ко мне. «Вот где он! Дорогой, мы так волновались, чуть с ума не сошли!»
«Ну что, молодой человек, нажил ты себе неприятностей», — сказал отец.
Клац! Клац! Клац! Заработали черные ножницы, и неровный лоскут ткани, который выкраивала старая миссис Хэмпсток, упал на стол.
Родители застыли. Они перестали говорить и больше не двигались. Рот у отца все еще был открыт, а мама стояла на одной ноге, не шелохнувшись, как манекен в витрине магазина.
«Что… что вы с ними сделали?» Я не знал, радоваться мне или огорчаться.
Джинни Хэмпсток ответила: «Они в порядке. Просто немного подрезали, сейчас подлатаем, и все будет новое, как с иголочки». Она наклонилась над столом, показывая на обрезок полинялой рубашки в клетку. «Вот твой папа и ты в коридоре, а вот ванна. Это вырезали. А без этого твоему папе незачем на тебя сердиться».
Я не рассказывал им про ванну. Но не удивился, что она знает.
Теперь старушка вдевала красную нитку в иголку. Она картинно вздохнула, приговаривая: «Старые глаза. Старые глаза». Послюнявила кончик нитки и продела его в игольное ушко без видимых трудностей.
«Лэтти. Тебе нужно узнать, какая у него зубная щетка», — сказала она. И начала зашивать дыру на рубашке мелкими, аккуратными стежками.
«Как выглядит твоя зубная щетка? — спросила Лэтти. — Давай, быстро».
«Она зеленая, — ответил я. — Ярко-зеленая. Как яблоко. Не очень большая. Простая зеленая щетка, как раз для моего рта». Я понимал, что это не очень хорошее описание. Я рисовал ее в голове, пытаясь отыскать, чем еще она отличается от всех остальных зубных щеток. Бесполезно. Я видел ее своим мысленным взором, представлял среди других щеток в красно-белом пятнистом стакане над раковиной в ванной.
«Готово! Хорошая работа», — похвалила Лэтти.
«Я тут почти-почти закончила», — сказала старая миссис Хэмпсток.
Джинни Хэмпсток широко улыбнулась, и ее румяное круглое лицо осветилось. Старая миссис Хэмпсток схватила ножницы, клацнула ими в последний раз, и красная нитка упала на стол.
Мамина нога опустилась. Она сделала шаг и остановилась.
Отец замялся: «Мм…»
Джинни сказала: «…а наша Лэтти так обрадовалась, что ваш мальчик придет и останется у нас на ночь. Вот только боюсь, в хозяйстве мы тут немного отстали от времени».
Вмешалась старушка: «У нас же есть теперь туалет дома. Куда уж еще современней? Хотя по мне, так и на улицу сходить можно или в горшок».
«Мы хорошо поужинали, — продолжала Джинни. — Да ведь?»
«Мне дали пирога, — сказал я родителям. — На десерт».
Отец наморщил лоб. Он выглядел растерянным. Потом он сунул руку в карман куртки и вытащил что-то длинное и зеленое, верхушка была обернута туалетной бумагой. «Ты забыл зубную щетку, — сказал он. — Я подумал, она тебе пригодится».
«А теперь, если он хочет вернуться домой, то может поехать с нами, — обратилась мама к Джинни Хэмпсток. — Несколько месяцев назад он захотел остаться на ночь у Ковачей, и в девять уже названивал нам, чтобы мы его забрали».
Кристофер Ковач был на два года старше меня и на голову выше, он жил с матерью в просторном доме напротив въезда на наш проселок у старой зеленой водонапорной башни. Его мать была в разводе. Она мне нравилась. Она была замечательной и водила «фольксваген-жук», до этого я таких машин не видел. У Кристофера было много книг, которых я еще не читал, он входил в «Паффин», знаменитый клуб юного книгочея. Я мог читать его книги, но только у него дома. Он никогда не позволил бы мне взять их с собой.
В комнате у Кристофера стояла двухъярусная кровать, хотя он был единственным ребенком в семье. В ночь, когда я остался у них, меня положили внизу. Как только мы забрались в постель и мать Кристофера Ковача, пожелав нам доброй ночи, выключила свет и закрыла дверь, он свесился сверху и начал брызгать в меня водяным пистолетом, который заранее припрятал у себя под подушкой. Я не знал, что делать.
«Здесь не так, как у Кристофера Ковача, — сказал я маме, смутившись. — Мне здесь нравится».
«Что на тебе надето?» Она с удивлением разглядывала Вилли Винкину ночную рубашку.
Джинни пояснила: «Да просто мелкое происшествие. Надел, пока пижама сохнет».
«А, ну понятно, — сказала мама. — Что ж, спокойной ночи, милый. Не скучай тут с новой подругой. — Она взглянула на Лэтти: — Как, ты говоришь, тебя зовут, дорогая?»
- Предыдущая
- 19/36
- Следующая
