Вдовы - Макбейн Эд - Страница 33
- Предыдущая
- 33/68
- Следующая
— Да, Берт. Теперь я это знаю.
— Иисусе Христе, вот уж не думал, что ты меня винила.
— Это все очень сложно, — сказала Эйлин.
— Ну да, да. Но ты не можешь винить...
— Это также связано с изнасилованием.
— Ах это. Ну да, — промолвил он.
Эйлин взглянула на него.
— Берт, — сказала она, — ты не должен не принимать во внимание...
— Я принимаю это во внимание, Эйлин. И ты это знаешь.
— Помни об этом, черт бы тебя побрал. О'кей?
Словно пощечину ему дала. Он с удивлением уставился на нее.
— Ты сказал «ах это». Это не было — «ах это». Это было изнасилование.
— Эйлин, я же не двуличный, я думал...
Слова застряли в горле. Он помотал головой.
— Так что же вы думали, мистер Клинг? — спросила Карин.
— Ничего. Забудем.
— Нет уж, давайте разберемся. Это нам поможет.
— Поможет — кому? — спросил он. — А не хотите ли вы помочь и мне? Или стараетесь навесить на меня все, что произошло после изнасилования? А может, и в этом я тоже виноват? Уж раз вы на меня все валите, почему не свалить и изнасилование?
— Никто тебя в этом не обвиняет, — сказала Эйлин.
— Ну, спасибо большое.
— Но все равно, я думаю, что ты имеешь прямое касательство...
— О, довольно!
— Нет-нет. Имеешь отношение к тому, что случилось после насилия. Я так думаю.
— О'кей, да, я тебя подставил. Это я принимаю. Мне не надо было лезть, пусть бы твои подстраховщики этим занимались... Но это не преступление века...
— Ты стоишь на своем, — сказала Эйлин.
— На чем, ради всего святого?
— Он даже не дает себе в этом отчета, — обратилась Эйлин к Карин.
— В чем — не даю? Что ты от меня хочешь? Каких таких особенных слов? Что на самом деле я убил этого педри...
Он осекся.
— Ну? Продолжай, — попросила Эйлин.
— Не я убил Бобби Уилсона. Но если тебе так легче, я возьму все на себя. О'кей?
— Как ты его назвал?
Клинг замешкался.
— Смелее, — сказала Карин.
— Педрила, — уточнил Клинг.
— А почему ты не договорил сразу?
— Потому что я недостаточно хорошо знаком с вами, чтобы употреблять такие выражения в вашем присутствии.
Эйлин рассмеялась.
— Что тут смешного? — спросил он.
— Но ведь и в моем обществе ты никогда не пользовался таким лексиконом, — заметила она.
— Каюсь. Наверное, это тоже мой грех — следить за своим словарем в дамском обществе.
— Если бы только ты мог сейчас самого себя услышать! — не унималась Эйлин, смеясь.
— Не-ет, я и вправду уже не понимаю, что здесь такого комичного, — сказал он, снова начиная злиться. — А вы понимаете?
— Почему вы оказались в зоне Канала той ночью? — отозвалась Карин.
— Я вам уже сказал.
— Нет, не говорил, — возразила Эйлин.
— Я туда пошел, так как не был уверен, что Энни и Шанахан с этим справятся.
— Нет, — возразила Эйлин. — Не то.
— Так что же, по-твоему, что?!
— Ты думал, что это я не справлюсь.
Он посмотрел на нее.
— Да-да, — сказала она.
— Нет. Я не хотел вверять твою безопасность в руки этих людей.
— Ты не хотел вверить мою безопасность в мои руки.
— Эйлин! Ни один настоящий полицейский не верит даже самому себе в ситуации, когда...
— Я это знаю.
— Поэтому и существуют подстраховщики, дублеры.
— Да-да, конечно.
— И чем их больше, тем лучше.
— Берт, но ты ведь не верил мне. Никогда. После изнасилования...
— О Господи, опять за старое. После изнасилования, после изнасилования...
— Да! Пропади оно все пропадом!
— Нет. Проклятье! Ты толкуешь о доверии? Отлично. Так кто же кому не доверяет? Уволь, не желаю, чтобы на меня вешали всех собак за то, что я не сделал...
— Я тебя обвиняю в том, что ты утратил веру в меня.
— Нет. В том, что хотел тебя защитить.
— Не нужна мне твоя защита! Мне было нужно понимание...
— О, довольно, Эйлин. Если бы во мне вообще было больше понимания ближних, я бы переквалифицировался в священники.
— Это еще что значит?
— А ты попробуй сообразить. О'кей?
— Не буду. Так что же?
— А то. Дескать, кто теперь не даст мне к ней прикоснуться после изнасилования...
— Так вот как глубоко это зашло?!
— Да при чем тут это! Куда зашло... А туда, что это не я тебя изнасиловал. И не я вышел на тебя с ножом. А если ты в своей башке путаешь меня с теми... педрилами... Так? Тогда уж я никак тебе помочь не смогу.
— Да кто тебя просит помочь?
— Я-то думал, что нахожусь здесь потому...
— Никто тебя не просил о помощи.
— Она сказала, что вдруг я...
— Никому не нужна твоя паршивая помощь.
— Хорошо. Буду считать, что я не так все понял.
— И давай серьезно уговоримся вот о чем, — заявила Эйлин, — я вовсе не хотела корчить из себя жертву.
— И я этого не хотел.
Она посмотрела на него.
— Но разница в том, что я на этом карьеру не сделал, — сказал он.
— Извините, — вмешалась Карин. — Наше время вышло.
Дом, в котором отныне жил Томми, находился примерно в километре от церкви Святой Марии, куда ходил Карелла, когда семья поселилась в Риверхеде. Ее называли «Утоли мои печали» или «Наша Скорбящая Богоматерь».
Он перестал посещать богослужения в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет, сейчас уже трудно вспомнить.
Кажется, из-за того, что один из священников ляпнул какую-то глупость, хотя это не помешало Карелле по-прежнему посещать по пятницам танцевальные вечеринки в полуподвале храма... Раздумывая ныне об этом, он приходил к заключению, что большая часть его преждевременной сексуальной активности сформировалась именно на этих вечеринках. Одному Богу известно, что в действительности творилось на танцплощадке. Ах, эта пылкая юношеская активность... Знал ли Господь, во что она выливалась? А если знал, отчего не наслал карающую молонью или что-нибудь такое еще?
Ну, допустим, персонально Он замечал не все, у Него других дел было по горло, как-то: вкладывать персты в бесчисленные язвы и так далее. Ладно. Но священник-то всегда мог обратить внимание на подозрительную лихорадочную сумятицу, сокровенное лапание юных ягодиц и персей, на суходрочку в полутьме? А ведь он стоял, сияя, рядом, возвышался в своей сутане над слоу-фоксом, доводившим младую поросль буквально до оргазма! И что же, так ли уж не догадывался, что никто из танцоров и думать не думал о вознесении хвалы в честь Пресвятой Девы Марии? Отец Джакомелло, так его звали. Молодой священник. Всегда улыбавшийся. Зато второй, тот, что постарше, наложил на Кареллу епитимью, заставив приходить на исповедь в самое неудобное время...
Нынешним вечером, затаившись в тени каштанов, Карелла мрачно глядел на другую сторону улицы, где был гараж Томми. Тот мог выйти оттуда, а мог и не выйти. Анджела сказала, что у ее мужа есть полюбовница. Ну что же, если так, то самое время застукать их сейчас на месте преступления. Да, Томми был выкинут из родного гнезда. Это так. Но в то же самое время искать утешения и теплоты на стороне? Конечно, если действительно у него появилась подружка...
Карелла ждал в темноте.
Надо же? Выполнять полицейские функции по отношению к зятю... Он с отвращением поежился.
Где-то цвели розы, он чувствовал их аромат в спокойной ночной тиши... Когда-то юноши и девушки теплой летней ночью возвращались по пятницам с танцев и розы так же были в цвету. Он и сестра, когда та повзрослела, шли домой вместе, толкуя о том, о сем — и ни о чем. Тогда, видимо, он был для сестры самым близким человеком на свете, и тем не менее приходил в ярость из-за того, что она посещала вечеринки, невольно покушаясь на его сексуальную самостоятельность. Ну как, скажите, вы смогли обжиматься с Марджи Кэннон, когда ваша же родная сестра танцевала с кем-нибудь всего в двух шагах от вас? И как, поведайте, могли бы уследить за нравственностью сестренки, уберечь ее от посягательств дерзкого молодого повесы, пока сами тискали Марджи Кэннон? Порой возникали коллизии. Впрочем, кто утверждает, что юность безоблачна?
- Предыдущая
- 33/68
- Следующая
