Выбери любимый жанр

Завтра я всегда была львом - Лаувенг Арнхильд - Страница 9


Изменить размер шрифта:

9

Между тем мы по-прежнему так и не знаем, кто же такой этот Капитан, откуда он взялся и как от него можно избавиться. Многие считают, что ответ появляется сам собой после проведения обследования и постановки диагноза. Они сказали: «У тебя шизофрения», и решили, что нашли нужный ответ. Но Капитан продолжал орать у меня в голове, а все важные вопросы оставались без ответа. Ведь жизненно важные вопросы - это кто я такая, чего я хочу, кто и что имеет для меня важное значение, каким основным правилам жизни я привыкла следовать и какие из них я хочу сохранить, что я люблю и чего не люблю, и о чем я мечтаю в дальнейшей жизни. А на эти вопросы никакой диагноз по системе ICD не дает удовлетворительного ответа. Поэтому Капитан никак не реагировал на поставленный диагноз.

Он продолжал орать до тех пор, пока мне не помогли разобраться в том, что же он собой представляет, пока со мной не поработали над моими требованиями и страхами, над вопросами, которые ставит передо мной моя жизнь, и над тем, как я собираюсь на них отвечать. Когда я выяснила для себя, откуда взялись мои требования, чего я боюсь, и хорошенько подумала над тем, какие требования к самой себе и к другим я считаю важными, правильными и разумными, только тогда Капитан, наконец, успокоился. Он был всего лишь маркером, всего лишь сигнальной лампочкой, и когда главная поломка в моем жизненном двигателе была исправлена, лампочка погасла как-то сама собой.

Разумеется, симптомы, даже если говорить только о симптомах положительных, включают в себя не только галлюцинации. Во время болезни я совершала множество очень странных поступков, которые даже тогда казались мне самой странными, но я все равно не могла от них удержаться. Теперь я задним числом вижу, что они вполне объяснимы. Одно время я, например, ела очень странные вещи, такие, как носки и обои. Казалось бы, в этом нет никакого смысла, хотя, возможно, какой-то смысл и тут можно отыскать. Попробуйте представить себе какого-нибудь знакомого вам подростка. Отнимите у этого образа телефон, телевизор, проигрыватель CD-дисков и все другие источники музыки, отнимите у него друзей, любимых, возможность какой бы то ни было деятельности, школу, любимые занятия и мечты о будущем. С чем ты тогда останешься?

Про себя я, например, очень хорошо знаю, с чем я осталась, когда я подростком попала в закрытое отделение со строгим и плохо организованным режимом, где у меня отняли все, что было мне интересно. Мне нельзя было позвонить друзьям. Мне был разрешен один звонок в неделю маме и один звонок сестре плюс одно посещение. Мне не оставили ничего, чем я могла нанести себе травму, а это включало почти все, что только можно себе представить, включая электрическую лампочку под потолком. Меня проинформировали о моем хроническом диагнозе, и одновременно отняли у меня все мечты о будущем и надежды. И вот я осталась взаперти наедине с единственным, что у меня осталось, то есть наедине с пустотой. Пустота была огромной и невыразимой, она болела у меня внутри. В тоске и отчаянии я совершенно конкретным образом пыталась уменьшить пустое пространство, которое ощущала у себя внутри, я его заполняла.

Капитан со своей злостью никуда не делся, он был по-прежнему тут, поэтому для еды или чего-нибудь вкусного у меня не находилось места, а потому пустоту приходилось заполнять чем-то другим. Я ела туалетную бумагу, салфетки, поролоновый матрас, свои носки, а позже принялась и за обои. Я не думаю, что стекловолокно полезно для желудка, и знаю, что оно вредно, но оно заполняло пустоту, которая пожирала меня изнутри. Кстати, коли уж об этом зашел разговор: тогда я не понимала, зачем я это делаю, я не могла представить лечащему персоналу разумного и взвешенного обоснования своих поступков, сказав, например, что я сожалею о том, что обдираю и поедаю у вас обои, но у меня, мол, внутри такая пустота, я так многого лишилась, что хорошо бы нам вместе подумать о том, как придать моей жизни хоть какое-то содержание! Я была тогда очень и очень далека от того, чтобы разобраться в причинах и следствиях, и уж тем более не могла это выразить словами. Разбираться в них я предоставляла персоналу и психологам. А они не очень-то пытались найти объяснение. Они уже знали, что я - шизофреник

Еще один симптом шизофрении - нанесение себе физического вреда. Нанесение себе физических повреждений может быть симптомом очень разных болезней, к нему прибегают люди с очень разными диагнозами, а также запутавшиеся и не находящие выхода подростки без какого бы то ни было медицинского диагноза. У меня в нанесении себе физических повреждений выражалось много разных вещей. Одной из важнейших была возможность выразить через него страдание, которое не вмещалось ни в какие слова. Для меня это было способом показать окружающему миру, что мне больно, но также и способом сделать это страдание конкретным и управляемым, так сказать, физически ощутимым. Нанесение себя повреждений стало для меня средством заменить или заглушить неконтролируемую душевную боль внешней болью, которой я могла управлять, это можно сравнить с тем, как мы, сидя в кресле зубного врача, так стискиваем кулаки, чтобы ногти впивались в ладонь. Нанесение себе травм могло также использоваться для усиления требований Капитана («Ты была такой ленивой или такой обжорой, что заслуживаешь, чтобы...»). Иногда бывало и так, что этого требовали от меня голоса, если я не хочу, чтобы что-то случилось с теми, кто мне дорог.

В одной недавно прослушанной мною лекции говорилось, что, как показывают исследования, «подавляющее большинство из тех, кто наносит себе физические повреждения, предпочтительно пользуются при этом каким-то определенным методом, редко отступая от привычного способа». Я не читала этого исследования и не сверяла данных, но согласна с этим утверждением, оно вполне соответствует моему собственному опыту и тому, что я наблюдала у других больных. Однако лектор не пошел дальше этого утверждения, не добавив к этой теме ничего, кроме замечания, что «выбрав один предпочтительный метод, пациент, как правило, уже не пытается испробовать какие-то новые методы».

Мне показалось, что это звучит так холодно! Хотя прошло уже столько лет с тех пор, как я резала себе руки, я почувствовала себя вдруг такой мелкой и глупой. Потому что я именно резала себе руки, а не причиняла себе физические повреждения. Может быть, это действительно самообман с моей стороны, которым я пытаюсь скрыть отсутствие фантазии и способности «испробовать какие-то новые методы >, но я все же с уверенностью утверждаю, что я резала себе руки, потому что хотела порезаться. Несколько раз я пыталась жечь себя, иногда я себя била, но за исключением битья головой об стенку и раскачивания, когда голоса становились невыносимы, все остальное на меня не действовало. У меня не было стремления «нанести себе физическое повреждение >, я стремилась порезать себя, потому что мне требовалось увидеть кровь. Часто, особенно в первый период моей болезни, я чувствовала себя какой-то ужасно пустой и далекой, и серой, и мертвой.

Я боялась, что в жилах у меня вместо крови течет овсяный кисель, и что в моем теле совсем не осталось живого тепла, что в нем нет ни искры жизни. Поэтому я расцарапывала себя и резалась, чтобы убедиться, что в жилах у меня течет настоящая кровь и что я живой человек, а не мертвый робот с овсяным киселем вместо крови. Ведь кровь - это жизнь. Вампиры пьют кровь, для того чтобы продлить свое полуживое существование, и во время причастия мы символически пьем кровь Христову, чтобы причаститься его страданий, смерти и воскресения. И в самый разгар своих страданий, среди серости и пустоты, я хотела получить вещественное доказательство того, что я жива, а не просто существую - что во мне есть жизнь, как есть она в крови, и огне, и в духе, и в капельках росы. И хотя я резала себя понапрасну и это мне совсем не помогало, а только создавало для меня новые проблемы, в этих действиях все-таки был смысл и человеческое желание, от которых не осталось и следа в холодных словах лектора о том, что пациент уже «не пытается испробовать новые методы», и в его таблицах с графами «частота», «диагноз» и «повторяемость». Я надолго задумалась о том, что же тут осталось от жизни, ее страданий, страхов, от тоски, отчаяния, страха смерти и страха жизни и жгучего кроваво-красного упорства. Однако для лекции, пожалуй, эта тема была бы слишком сложна. Статистика, как правило, бывает гораздо проще и схематичнее. А лекция была хорошая. Вполне. Но мне все же не хватало в ней живого содержания.

9
Перейти на страницу:
Мир литературы