Топор - Макбейн Эд - Страница 20

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая

– Конечно.

Они подошли к стойке, взяли две чашки кофе и нашли пустой столик в глубине зала. Прежде чем сесть, Дэнни внимательно огляделся.

– В этих открытых круглые сутки кафетериях обычно гужуются наркоманы, – сказал он. – Не хватало, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел меня с тобой.

– Давай, – сказал Карелла, – рассказывай про игру.

– Я уже сказал тебе, что ты ошибаешься: игра там ведется нерегулярно, так?

– Да. Что еще?

– Во-вторых, ты прав насчет того, что играют они в одном и том же месте. Но, Стив, размах этой игры не заслуживает внимания.

– Ты имеешь в виду число игроков или ставки?

– И то и другое. Если каждый раз набирается десять человек, считай, что им повезло.

– Это не так уж мало, – заметил Карелла.

– Да нет, ерунда. Я видел, как вокруг стола сидит двадцать человек.

– Ладно, а как насчет ставок?

– По малой. Лимита нет, но ставка не больше доллара-двух, от силы пятерки.

– А что насчет Лассера? Имел он что-нибудь с этого?

– Нет.

– Тогда зачем рисковать, позволяя у себя в подвале играть?

– Не знаю, Стив.

– Да, не очень понятно.

– Непонятно и насчет игроков.

– А кто там играл, Дэнни?

– Каждый раз другие, большей частью мелочь всякая. Постоянных было только двое, насколько мне удалось выяснить.

– И кто это?

– Один – Акула Эли Спедино, слыхал про такого?

– Что про него известно?

– Почти ничего, – ответил Дэнни. – По-моему, он сидел, и не раз, в Каслвью. За что – не знаю.

– А кто второй?

– Его зовут Зигги Рер. Слыхал про такого?

– Нет.

– Я тоже. Во всяком случае, игра была на уровне детсадовской. Деньги небольшие, да и про игроков никто ничего не знает.

– Были такие, кто выиграл порядочно?

– Как можно выиграть порядочно, если ставят по мелочи? Кроме того, если Лассер не был банкометом, с чего это кому-то затаить против него злобу, выиграл ты или проиграл?

– Да, верно. Я ничего что-то не понимаю, Дэнни.

– Одно я понимаю, – ответил Дэнни. – По какой бы причине Лассер ни позволял им пользоваться его подвалом, во всяком случае, не потому, что ему за это платили.

– А он сам вкладывал деньги?

– Ты о чем?

– Сам он играл? – спросил Карелла.

– Нет. Иногда смотрел, как играют. Но большую часть времени сидел в другой стороне подвала, читал газету или раскладывал пасьянс.

– Кто тебе об этом рассказал, Дэнни?

– Малый, который участвовал в нескольких играх, а потом понял, что зря теряет время.

– Не понимаю, – покачал головой Карелла. – Ей-богу, не понимаю.

– Чего ты не понимаешь?

– Лассер должен был зарабатывать на этих играх. Так, по крайней мере, объяснили мне его приятели.

– Приятели не всегда знают, – пожал плечами Дэнни. – Я говорю тебе то, что узнал, Стив. Играли по маленькой. Лассер с того ничего не имел.

– Может, кто-то из них платил ему постоянно за право играть? Сотни две долларов, как ты думаешь?

– Стив, это же не игра, а слезы, понятно? Доллар-два, вот и все. Кто же будет платить Лассеру за это две сотни, можешь ты объяснить? Банк-то у них был пустяковым.

– Ладно, не две сотни, а четвертную или что-то вроде этого.

– Это ближе к истине, только я не пойму зачем.

– За меньшие деньги он не стал бы рисковать, – отозвался Карелла.

– Рисковать? Послушай, Стив, из того, что мне стало известно, я понял, что об этой игре знают все патрульные на том участке. А это значит, что им платили, верно? Поэтому чем рисковал Лассер? Никакого риска не было. Он позволял им пользоваться подвалом, а сам оставался чистым.

– Значит, просто делал одолжение? – спросил Карелла.

– Почему бы и нет? Давал ребятам возможность поиграть. Почему в это так трудно поверить?

– Ни почему, – ответил Карелла. – Я верю.

– Тогда в чем проблема?

– Мне хотелось бы знать, каким образом Джордж Лассер, который жил на такой респектабельной улице в Нью-Эссексе, познакомился с подонками, которым захотелось поиграть в кости в его подвале.

– Почему бы не спросить об этом самих подонков? – усмехнулся Дэнни.

– Именно это я и собираюсь сделать, – ответил Карелла.

Акула Эли Спедино явился в сыскной отдел по собственному почину в десять утра в понедельник 13 января. Весь уик-энд его в городе не было, объяснил он, а когда вернулся, узнал кое от кого по соседству, что двое ле... два детектива его разыскивают. Поскольку скрывать ему было нечего, он рассудил, что лучше самому прийти к ним прежде, чем они объявят розыск по всей стране, ха-ха-ха.

Карелла и Хейз предоставили Спедино возможность немного похохотать, а затем попросили его присесть. Спедино недаром прозвали Акулой. Голова у него по форме напоминала акулью голову, а когда он улыбался, у человека замирала душа при виде его острых мелких зубов. Он обладал подвижностью и грацией танцовщика, и поэтому казалось, будто он, не прилагая никаких усилий, способен скользить в водах Карибского моря, охотясь среди коралловых рифов за аквалангистами. И кроме того, он был не то чтобы бесстрашным, а каким-то непредсказуемым. Невозможно было понять, что он предпримет, если брызнуть ему в лицо водой: уплывет ли в страхе или начнет кровожадную атаку? Акула не понравился Карелле еще тогда, когда он перечитывал имеющееся на Акулу досье, и вызвал у него еще меньше симпатии, когда расположился перед ним за столом в следственном отделе.

– Так зачем я вам понадобился? – переспросил Спедино, усевшись на стул в понедельник утром.

– Доводилось отбывать срок, Спедино? – решил проверить его Карелла.

– Если вы меня искали, значит, уже видели мое досье и прекрасно знаете, что я делал и чего не делал, верно? – улыбнулся Спедино своей акульей улыбкой, обнажив мелкие острые зубы.

– Предположим, что не видели и ничего о тебе не знаем. Расскажи-ка лучше сам.

– Я засыпался дважды, – сказал Спедино, и улыбка исчезла с его лица, сделав взгляд еще более напряженным. – В 1930 году подделал кое-какие бумаги и отсидел пять лет – весь срок – в Каслвью.

– Впервые нарушив закон? – спросил Карелла.

– Да.

– И отсидел весь срок?

– Да. Мне в ту пору было всего восемнадцать, норовом я был горяч, поэтому освобождения условно, честно говоря, не заслужил.

– Значит, тебя выпустили в 1935 году, верно?

– Да. А в 1936-м я снова сидел, только уже не в Каслвью.

– Где и за что?

– Шесть месяцев на Уокер Айленде за подстрекательство к преступлению.

– И кого же ты подстрекал?

– Я пытался убедить одного малого из банка изготовить на мое имя несколько чеков.

– И каким манером ты его пытался убедить?

– Сказал, что порежу, если он этого не сделает.

– И чем это кончилось?

– Он пошел в полицию, – пожал плечами Спедино. – Чеков я так и не получил, зато заработал шесть месяцев на Уокере.

– А с тех пор? – спросил Хейз.

– Чист, как снег.

– А кто играл на деньги в подвале у Лассера? Выражение лица у Спедино не изменилось ни на йоту.

– Какие игры? – спросил он. – И кто такой Лассер?

– Джордж Лассер.

– Первый раз слышу.

– Пятая Южная, 4111.

– А где это?

– Мы знаем, что ты там бывал, Спедино.

– Когда шла игра? – спросил Спедино.

– А что? Решил рассказать все как на духу?

– Нет. Просто думаю, может, вы меня с кем-то спутали. Поэтому и спросил, когда играли.

– Спедино, – медленно сказал Карелла, – ты – мешок дерьма.

– Может, и так, – не стал возражать Спедино, улыбнувшись своей хищной улыбкой, – но я и вправду ни в чем не замешан с тех пор, как вышел из тюрьмы, и надеюсь никогда больше туда не возвращаться.

– Хочешь сказать, надеешься, что тебя никогда больше не поймают, а, Спедино?

– Нет, сэр, я хочу сказать, что больше ни в каких противоправных действиях я не участвую.

– Начиная с 1936 года, так?

– Да, сэр, с ноября 1936 года, так будет вернее.

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая