36 рассказов - Арчер Джеффри - Страница 7
- Предыдущая
- 7/144
- Следующая
Уже в первые годы своей преподавательской работы они стали признанными авторитетами в своих областях и, как магниты, притягивали лучших студентов.
— Половину этих лекций прочитает доктор Хатчард, — объявила Филиппа в начале очередного семестра. — Но, заверяю вас, это будет не лучшая половина. Поэтому всегда следите за тем, кто именно из докторов Хатчард читает лекцию.
Когда Филиппу пригласили в Йельский университет прочитать курс лекций, Уильям взял академический отпуск, чтобы не покидать ее.
— Давай вознесем благодарность, что путешествуем морем, — сказала Филиппа на корабле, пересекающем Атлантику. — По крайней мере, здесь у нас не может внезапно кончиться бензин, дорогой.
— Давай лучше возблагодарим Бога за то, что у корабля есть двигатель. При твоем характере ветер отказался бы дуть в паруса «Кьюнарда».
Отсутствие детей — вот единственное, что печалило и Филиппу и Уильяма, но и это обстоятельство их сплачивало. Филиппа постоянно изливала свой материнский инстинкт на подопечных студентов и лишь однажды горестно позволила себе сказать, что была лишена возможности родить ребенка, похожего на Уильяма и с его мозгами.
Когда началась война, умение Уильяма жонглировать словами сделало неизбежным его работу в области дешифровки. Его завербовал неназвавшийся джентльмен с чемоданчиком, прикованным к руке, посетивший их дома. Филиппа бесстыдно подслушала разговор двоих мужчин, обсуждавших стоявшие перед ними проблемы, ворвалась в комнату и потребовала, чтобы завербовали и ее.
— А вы знаете, что я могу заполнить кроссворд в «Таймс» вдвое быстрее мужа?
Неназвавшемуся мужчине осталось только порадоваться, что он не прикован к Филиппе. Он подписал контракты с обоими супругами, и они получили работу в отделе Адмиралтейства, где занимались дешифровкой радиограмм, адресованных немецким подлодкам.
По принятому в германском флоте порядку кодовая книга состояла из последовательностей по четыре цифры, а таблицы эти менялись ежедневно. Уильям научил Филиппу оценивать частоту встречаемости букв, и она применила новое знание при анализе текстов на современном немецком языке. И вскоре каждый дешифровальный отдел Британского содружества пользовался частотным анализом.
Несмотря на это супруги потратили на разгадывание шифров и составление главной кодовой книги значительную часть времени — настолько трудной оказалась эта задача.
— Я и не знала, что твои «если» и «и» могут нести столько информации, — говорила Филиппа, восхищаясь своей работой.
К лету 1944 года, когда союзники высадились в Европе, супругам было достаточно всего десятка строчек, чтобы расшифровать закодированный текст.
— Какие же они неграмотные, — ворчал Уильям. — Они не шифруют умлауты. Как же прикажешь их понимать?
— Как ты можешь делать кому-то замечания, когда сам никогда не ставишь точки над «i»?
— Потому что я считаю эту точку избыточной и надеюсь, что смогу убрать ее из английского языка.
— Таким ты видишь свой главный вклад в науку, Уильям?
В мае 1945-го премьер-министр и миссис Черчилль дали в их честь неофициальный ужин на Даунинг-стрит, 10.
— А что имел в виду премьер-министр, когда сказал мне, что он никогда и не понимал, чем ты занимаешься? — спросила Филиппа, садясь в такси.
— Видимо, то же самое, когда говорил мне, что отлично знаком с твоими талантами.
Когда в начале пятидесятых годов мертонский профессор английского языка ушел на пенсию, весь университет замер в ожидании, кого из профессоров Хатчард назначат на его место.
— Если совет пригласит тебя на это место, — сказал Уильям, поглаживая седеющую шевелюру, — значит, мне они предложат место заместителя председателя.
— Единственный способ, которым ты можешь занять это место, а ты его совершенно недостоин, — это по блату, а значит, оно по праву принадлежит мне.
Ученый совет заседал семь часов, создал две профессорских должности и пригласил Уильяма и Филиппу в тот же день занять их.
— Все очень просто, — сказал председатель, когда его спросили, почему он нарушил традицию. — Если бы я не назначил их обоих, кто-то из них нацелился бы на мое место.
В тот вечер после праздничного ужина они шли по берегу Темзы, как обычно, жарко споря — на сей раз о достоинствах последнего романа Пруста. К ним подошел полисмен и спросил:
— Все в порядке, мадам?
— Нет, не в порядке, — вмешался Уильям. — Эта женщина нападает на меня уже тридцать лет, а полиция практически ничего не делает, чтобы защитить меня.
В конце пятидесятых Гарольд Макмиллан пригласил Филиппу в состав совета директоров телеканала Ай-би-эй.
— Полагаю, тебе предложат поработать учителем, — сказал Уильям. — Но поскольку по умственному развитию телезрителям нет и семи лет, ты будешь чувствовать себя как дома.
— Согласна, — ответила Филиппа. — Двадцать лет жизни с тобой научили меня обращаться с детьми.
Всего через несколько недель председатель совета директоров Би-би-си пригласил Уильяма в его состав.
— И чем ты будешь там заниматься? — спросила Филиппа.
— Я прочитаю цикл из двенадцати лекций.
— Боже, и на какую тему?
— О гениальности.
Филиппа сверилась с программой.
— Так, передача поставлена на два часа в воскресенье. Теперь все понятно: именно в это время ты мыслишь наиболее ярко.
Когда Уильяму присудили почетную степень доктора наук в Принстоне, Филиппа гордо сидела в первом ряду.
— Я бы и рада была сесть сзади, — пояснила она, — но все было занято спящими студентами, которые явно и не слышали о тебе.
— Если так оно и было, то я просто удивляюсь, как ты не узнала в них собственных учеников.
Шли годы, и в жизни Оксфорда появилось много анекдотов из жизни «пикирующихся Хатчардов». Многие из них были придуманы, но теперь каждый студент знал, как супруги провели свою первую ночь вместе. Как они завоевали премию Чарльза Олдхема. Как Фил решает кроссворд в «Таймс» еще до того, как Уилл успевает побриться. Как они оба и в один день были назначены профессорами английского языка и занимались своим предметом гораздо глубже и дольше, ведь каждому надо было доказать свое превосходство над другим. Казалось бы, из соображений симметрии их следовало бы считать равными. До тех пор пока под Новый год Филиппа не получила титул Дамы Британской империи.
— По крайне мере, наша дорогая королева выяснила, наконец, кто из нас действительно достоин признания, — отметила Филиппа, приступая к десерту.
— Наша дорогая королева, — сказал Уильям, подливая себе мадеры, — слишком хорошо знает, как мало женщин-преподавательниц в колледжах. Поэтому приходится отмечать более слабых кандидатов, чтобы пробудить истинные таланты.
И теперь каждый раз, когда супругов приглашали на официальные мероприятия, церемониймейстер всегда объявлял их как профессора Уильяма и даму Филиппу Хатчард. Она предвкушала, как будет все время на официальных событиях идти на шаг впереди мужа, но ее триумф продлился всего полгода. На День рождения Королевы Уильям был посвящен в рыцари. Филиппа выразила удивление таким безрассудным решением королевы и настояла, чтобы на публике их называли сэр Уильям и дама Филиппа Хатчард.
— Все понятно, — сказал Уильям, — королева сделала тебя дамой, чтобы тебя не приняли за леди. Когда я взял тебя в жены, ты была молоденькой студенткой, а теперь оказалось, что я живу со старой дамой.
— Нет ничего удивительного в том, — сказала Филиппа, — что твои студенты гадают, от чего ты страдаешь — от латентного гомосексуализма или от эдипова комплекса. Радуйся, что я не приняла приглашение в Кембридж. А то был бы ты сейчас женат на собственной начальнице.
— Я всю жизнь состою в браке с начальницей, глупая женщина.
Шли годы, но ни один из них не переставал делать вид, что сомневается в умственных способностях другого. Работы Филиппы, как она сама настаивала, «исполненные научной важности», выходили в «Оксфорд юниверсити пресс», а работы Уильяма — по его словам, «монументальной значимости», — печатались в типографиях Кембриджа.
- Предыдущая
- 7/144
- Следующая
