Румпельштильцхен - Макбейн Эд - Страница 30
- Предыдущая
- 30/65
- Следующая
ТРЕТЬЕ: Относительно основной суммы и аккумулированного дохода по трастовому вкладу, учрежденному моим отцом Двейном Робертом Миллером в 1965 году — я завещаю поделить весь аккумулированный дохода, равно как и основную сумму вклада на четыре части, из которых: три четверти от общей суммы передать моей дочери Элисон Мерси Кениг и одну четверть — моему бывшему мужу Энтони Льюису Кенигу, с тем, чтобы он мог надлежащим образом, беспрепятственно и без каких бы то ни было материальных затруднений осуществлять опеку о моей дочери до достижения ею возраста двадцати одного года.
На этом рукописный текст Викки заканчивался. Заключительная часть завещания была также выполнена в виде бланка, который Викки должна была заполнить своей рукой. И указанное ею здесь имя тут же бросилось мне в глаза:
Настоящим я так же назначаю Мэттью Хоупа исполнителем настоящей моей последней воли и завещания.
Я перевернул страницу.
и уполномачиваю его оплатить все мои долговые обязательства, в случае если таковые имеются, а также оплатить сполна за все расходы, связанные с моими похоронами и погребением.
Документ был датирован четвертым января, подписан самой Викки и засвидетельствован Альбертом Витлоу и Дороти Витлоу, наверное это были родители няни, они указали свой адрес — 1122, Цитрус Лейн.
Я одиноко сидел в кабинете у Блума, и вновь перечитывал завещание. Викки составила свое завещание, или по крайней мере датировала его, четвертого января, за неделю до начала концертов в «Зимнем саду». Письмо Кенигу она отправила седьмого, посоветовав ему в случае ее смерти обратиться к Мэттью Хоупу, что, кстати, было вовсе не лишено смысла, ведь в завещании она назначила меня своим душеприказчиком. Вполне возможно и то, что Кениг заранее знал о существовании завещания и о том, что Викки оставляет четверть от аккумулированного дохода и основной суммы трастового вклада, где, по-видимому, она была бенефициаром. С другой стороны, также возможно и то, что Кениг не только знал о завещании, но даже и обсуждал этот вопрос с Викки, после того как она отправила ему письмо. В принципе, этим и можно объяснить, почему ему так не терпелось, чтобы я разыскал это завещание. Я совершенно не имел ни малейшего представления о сумме, подлежащей выплате, но ведь в криминалистической практике известны случаи, когда убийства совершались даже из-за жалких грошей.
Дверь в кабинет отворилась, и в дверном проеме возникла огромная, сверх нормы напичканная холестеролом туша Блума. За его спиной за одним столом сидели два агента ФБР, облаченные в одинаковые синие костюмы. Оба они разговаривали каждый по своему телефону. Блум закрыл за собой дверь.
— Труляля и Траляля, — гримасничая, проговорил он, кивнув в сторону закрытой двери. — Устроили здесь переговорный пункт, день и ночь не слезают с телефона. Ничего, вот скоро нам выкатят счет за междугородние переговоры… Как ты думаешь, с этим без проблем? — спросил он, указав на завещание.
— Как бы тебе сказать… по-моему, не совсем. Скорее всего, перед тем, как написать это завещание, Викки с кем-то консультировалась по этому вопросу, или же она использовала чужое завещание в качестве образца, а потом заверила свой документ у свидетелей. Но все же я на месте Кенига не стал бы спешить делать раскладки на причитающуюся ему долю с доверительного имущества.
— И позволь узнать, почему?
— Смею выдвинуть предположение, что сроки по этому трастовому соглашению еще не вышли. Если бы срок действия трастового соглашения уже истек, то основная сумма, равно как и аккумулированный доход с нее уже находились бы в распоряжении Викки, и тогда ей вовсе не пришлось бы упоминать о самом наличии траста. В таком случае было бы вполне достаточно упоминания о «недвижимом и личном имуществе» в первом пункте завещания.
— Ну, знаешь ли! Она ведь не была юристом.
— Допустим. Но я просто убежден, что Викки составляла это завещание, когда срок договора еще не истек. И здесь-то и могут возникнуть некоторые трудности. Как для Кенига, так и для его дочери.
— Каким же образом?
— Мне не известны условия их трастового соглашения. Но я точно знаю то, что если только гарант…
— Миллер.
— Судя по всему, да, «… по трастовому вкладу, учрежденному моим отцом Двейном Робертом Миллером в 1965 году».
— Ты думаешь, что такое возможно?
— Вполне. Но только в случае, если там есть специальный пункт, оговаривающий право Викки назначать другого, скажем так, альтернативного, бенефициара, на случай своей смерти… ну, я не знаю, что там еще может быть. Для этого мне нужно увидеть сам документ. Но, во всяком случае, уже сейчас можно точно сказать, что только гарант, или учредитель, трастового вклада — то есть тот, кто является его создателем — может принимать решения о том, когда и каким образом должен распределяться основной капитал и аккумулированный доход по нему. Только в случае наличия действующей доверенности на распределение наследственного имущества.
— Ну это надо же! Здесь ведь счет идет уже на миллионы.
— С чего ты это взял?
— Да если исходить из того, что ты мне наговорил, то тут только одни апельсиновые плантации тянут по крайней мере миллиона эдак на четыре.
— Так оно конечно, так, но…
— Так что если даже не принимать в расчет мотели и тому подобное дерьмо, выходит, что Кенигу отсюда будет причитаться кругленькая сумма в миллион. На карманные расходы это даже вовсе не дурственно.
— В случае, если вся эта собственность является частью трастового вклада.
— Ты о чем?
— Мы с тобой ведь не знаем, что именно Миллером записано в этот вклад. Может оказаться, что основным капиталом там считается некий бесполезный золотой рудник где-нибудь в Юконе, и доход с него из года в год просто равен нулю.
— Держу пари, что в траст внесено все, что у него только есть.
— Если послушать Кенига, то это далеко не так. Он утверждает, что Миллер складывал все деньги, что доводилось зарабатывать Викки, в банк, на свой собственный счет.
— Это версия Кенига, а что может Миллер сказать по этому поводу? Знаешь, мне теперь и самому очень хочется взглянуть на это трастовое соглашение. Как ты думаешь, могу я как-нибудь его заполучить на руки?
— Но ведь ты можешь просить о выдаче тебе судебного предписания, разве нет?
— И на каком же основании?
— Ты занимаешься расследованием по дело об убийстве…
— Ну конечно же, а миллион баксов может оказаться вполне убедительным мотивом для совершения преступления, так?
— Точно.
— Но вот как посмотрит на это судья? — Блум с сомнением покачал головой. — Сомневаюсь я что-то. Ему обязательно захочется узнать, на каком основании мною были сделаны подобные выводы о мотивах убийства, если я даже и сам еще не знаю, о чем идет речь в самом трастовом соглашении. Тогда я начну объяснять, что я не смогу узнать условий соглашения, пока мне не будет открыт доступ непосредственно к самому документу. На что он мне ответит: «В виду отсутствия аргументированного обоснования, запрос отклоняется». Вот и все.
— Хочешь, что я сам попробовал?
— А ты-то какое отношение сюда имеешь?
— А почему бы и нет? Имя моего клиента упоминается в завещании и как раз в связи с этим документом. И вполне логично предположить, что получение им завещанной на его имя части имущества может находиться в прямой зависимости от положений и условий трастового соглашения.
— М-мм, — промычал мне на это Блум. — Какой у Миллера адрес?
— Он живет на Манакава Фармз Роуд. Сразу же по выезде из города нужно сделать первый левый поворот. Это у светофора на 41-м шоссе, там, где обычно ты поворачиваешь направо, когда едешь на пляж, понятно? Он живет — сколько там? — в пяти-шести милях от города.
— У светофора — налево, — повторил я. — Манакава Фармз Роуд.
— Ага, а теперь угадай, в какой цвет он выкрасил свой ящик для почты?
— На нем значится какое-нибудь имя?
— Только цифры. Три-два-четыре. Думаешь, тебе удастся выведать там хоть что-нибудь?
- Предыдущая
- 30/65
- Следующая