Румпельштильцхен - Макбейн Эд - Страница 14
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
Снова затрещал селектор. Было уже четыре часа дня, и этот понедельник показался мне самым долгим из всей моей жизни. Я нажал кнопку, и Синтия объявила мне, что встречи со мной дожидается некто Энтони Кениг.
— Кто? — переспросил я.
— Энтони Кениг. Вы не договаривались с ним о встрече. На сегодня, кажется, больше…
— Пусть войдет прямо сейчас, — сказал я.
Первое впечатление, произведенное Кенигом, было поистине внушительным. Мне показалось, что на вид лет ему было пятьдесят восемь — пятьдесят девять. Его массивная голова по величине как раз подходила к огромному торсу; я приблизительно прикинул, что росту в нем было примерно шесть футов и четыре дюйма, а весил он должно быть около двухсот с половиной фунтов. У Кенига были густые седые и несколько длинноватые волосы, ниспадавшие ему на лоб. Костюм на нем тоже был белым, под стать волосам, а бледно-розовая рубашка была спереди дополнена узким черным галстуком, заколотым посередине простой по форме золотой галстучной булавкой. Тип лица — поросенок; его бледно-голубые глаза за толстыми стеклами очков казались еще больше, чем они были на самом деле, нос его казался несколько приплюснутым, но вот губы были с виду на редкость чувственными. Он протянул мне руку и заговорил безо всякого вступления.
— Я муж Виктории Миллер, у меня есть ее письмо, с которым, я думаю, вам следует ознакомиться.
— Ее муж? — переспросил я.
— Ее бывший муж, — уточнил он.
— И что это за письмо?
— О том, что она хотела, чтобы я забрал к себе Элисон, если с ней самой вдруг что-нибудь случится. Она написала в нем, что мне следует обратиться к вам.
— Обратиться ко мне?
— Да. Если вдруг что-нибудь случится. Ведь вы же ее адвокат, так ведь?
— Нет, сэр, это не так.
— Но тогда, какого черта все это? Кто же вы ей тогда? — спросил он.
— Ее знакомый.
— Знакомый?
— Мы несколько раз встречались. Это было в какой-то мере…
— Но тогда мне вообще не понятно, какого черта она хотела, чтобы я обратился именно к вам?
До этого момента он говорил хорошо поставленным голосом, это была плавная речь образованного южанина, в которой к тому же не было заметно ни малейшего акцента. Теперь же, когда он начинал волноваться все больше, и лицо его при этом начал заливать густой румянец, а глаза из-под белесых нахмуренных бровей глядели крайне неодобрительно, территориальная принадлежность посетителя стала более очевидной.
— Мистер Кениг, — начал я, — она должно быть только собиралась поговорить со мной о…
— Нет, — возразил мне на это он, — она сообщила мне, что она уже позаботилась об этом. У меня прямо здесь в кармане лежит ее письмо, да куда же оно там запропастилось в конце концов, это треклятое письмо? — с этими словами он начал шарить во внутреннем кармане своего белого костюма, вынув из него сначала чековую книжку в черной обложке, затем пустой футляр от очков, и затем наконец оттуда было извлечено и само письмо, которым Кениг сначала победоносно помахал в воздухе, а затем кинул его на мой стол. — Ну, давайте, читайте же эту чертовщину.
На конверте был написан адрес: Мистеру Энтони Кенигу, Чарльз Авеню, Гарден Дистрикт, Новый Орлеан. Я вытащил письмо из конверта и развернул его. Датировано он было седьмым января; значит, это был прошлый понедельник. Я принялся молча читать.
Дорогой Тони,
Как тебе уже известно, мои концерты начнутся вечером в пятницу (это будет одиннадцатое число, можешь пометить его себе, ха-ха) в ресторане «Зимний сад, что всего несколько месяцев назад открылся у нас на Стоун-Крэб. Я немного волнуюсь, потому что до этого мне еще ни разу не доводилось выступать перед зрителями с тех пор, как ко мне пришел успех (мои случайные подработки в Арканзасе не в счет). Но уж во всяком случае это будет мое первое выступление с тех пор, как я отошла от дел. Но я пишу тебе не для того, чтобы просто рассказать обо всем этом. Речь пойдет об Элисон.
Я знаю, что ты не откажешь мне в этом. Если со мной вдруг что-нибудь случится, то я хочу, чтобы заботу о нашей Элисон ты взял на себя. Я уверена, что ты сумеешь воспитать ее и что ты будешь ей хорошим отцом. Ведь ты был им всегда. Я иногда начинаю думать о том, Тони, что нам не следовало расставаться, тем более так, как это вышло тогда. Но прошлого теперь не вернуть.
Я лишь хочу просить тебя забрать ее к себе, если, не дай Бог, что-нибудь случится с ее матерью. Я познакомилась тут с одним человеком, его зовут Мэттью Хоуп, он адвокат здесь у нас в Калусе и просто очень хороши человек, и если возникнет необходимость, то тебе лучше будет иметь дело только с ним.
Ну вот, кажется, и все. И, Тони, пожелай мне удачной пятницы. Я уверена, что это мне очень пригодится. Элисон передает тебе большой привет и говорит, что она ждет с нетерпением, когда в следующем месяце она снова приедет к тебе в гости.
Очень прошу, береги себя.
С наилучшими пожеланиями,
Викки.
Я взглянул на него.
— Вот, — сказал он.
— Вы меня, конечно, извините, мистер Кениг, — заговорил я, — но я не вижу здесь ничего такого, что указывало бы…
— Дайте-ка это сюда, — прервал он меня, и приподнявшись нас стуле, он буквальны вырвал письмо из моих рук. — Вот здесь, — сказал он, пробежав по тексту глазами, — а что бы по-вашему это могло означать, если не то, о чем я вам уже говорил? Я познакомилась тут с одним человеком, его зовут Мэттью Хоуп…
— Да, это конечно…
— …и тебе будет лучше иметь дело только с ним.
— Да, но она ведь ничего не пишет о том, что я ее адвокат.
— Она пишет, что вы адвокат, вот это место…
— Я на самом деле адвокат. Это совсем не означает еще того, что я ее адвокат.
— Черт побери, но ведь здесь и так все ясно. Сначала Викки пишет, что она хочет, чтобы я взял к себе Элисон, а затем она говорит о том, что если возникнет необходимость, то чтобы я имел дело только с вами, ведь это же ее слова, если возникнет необходимость. И скажите мне на милость, какая другая чертовщина, по-вашему, может быть скрыта за этими словами, если речь не идет о том, что у вас должна быть бумага от Викки, что я имею право на опекунство?
— Мистер Кениг, у меня нет такой бумаги. Как я вам уже ранее говорил, Викки, должно быть, только собиралась обсудить со мной этот вопрос, а затем из-за недостатка времени между репетициями перед премьерой или…
— Но почему же тогда она написала мне об этом, как будто все уже на самом деле устроено?
— Понятия не имею. А вообще вы часто писали друг другу письма?
— В принципе, да, но обычно это была так, обыкновенная болтовня, ничего особо важного. Это письмо…
— Да, здесь все кажется уж слишком серьезным.
— Я опасался, что с нею может что-нибудь случиться, и вот это на самом деле произошло, ее убили…
— Да.
— И мне кажется, что она боялась, что это может случиться, а поэтому она дала указания, чтобы моя дочь осталась бы только у меня.
— Мне Викки таких распоряжений не давала, мистер Кениг.
— Вы все время твердите теперь об этом, но ведь в письме-то говорится совсем об обратном.
— И я снова скажу вам, что мне ничего не известно о ее волеизъявлении относительно какого бы то ни было опекуна.
— Но вот ведь ваше имя, оно же здесь, в этом письме, будь оно неладно!
— Да, это так. Она пишет, что мы встречались, и это действительно так. Но никаких особых распоряжений, ни в письменной, ни в устной форме, касательно опеки над Элисон, в случае…
— Тогда, сэр, я уже ровным счетом ничего не понимаю, — проговорил Кениг.
— И я тоже.
— Я просто не могу понять этого.
— В любом случае/6 — заметил я, — я уверен, что распоряжения, отдаваемые вот так в письме, не могут быть приняты к обязательному исполнению судом.
Наступило продолжительное молчание. Мы сидели по разные стороны моего стола, молча уставившись друг на друга.
— Я хочу взять к себе мою малышку, — сказал Кениг, — здесь во Флориде у меня нет адвоката, он остался в Новом Орлеане, там, где я живу. Я был бы вам очень признателен, если бы вы смогли бы выяснить для меня, что именно говорит закон по поводу опеки.
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
