Протяни ребятам руку - Макбейн Эд - Страница 29

• Предыдущая
• 29/36
• Следующая

– Неужели?

– Да. Вы будете ей звонить?

– Ну, я не знаю. Нам надо сперва разделаться с этим делом.

– Ну, конечно, – согласилась Таффи. – Она очень хорошая девушка. Очень милая.

– Да, она мне показалась приятной, – признался Хейз и сразу почувствовал себя неловко.

– Вы работаете по ночам?

– Иногда приходится.

– Почему бы вам не заходить сюда выпить чашечку кофе, когда вы освобождаетесь после дежурства?

– Хорошо, может быть, зайду.

– Отлично, – обрадовалась Таффи и улыбнулась.

Карелла вернулся. – Я позвонил Андровичу, хотел узнать, имела ли Барбара другую квартиру.

– Ну и как?

– Он отплыл в Японию.

Все большие города к пяти часам дня приобретают особый облик, свойственный исключительно большим городам. Если вы выросли в маленьком городе или деревне, вы не знакомы с этим обликом. Если вы выросли в местах, которые претендуют на роль столичных центров, но в действительности представляют собой всего лишь разросшиеся маленькие города, вы видели только имитацию этого пятичасового облика большого города.

Большой город – это женщина, которую вы понимаете. Его нельзя сравнить ни с чем другим, только с женщиной. Маленький городок можно уподобить угловатой девчонке или старику, сидящему в качалке, или долговязому подростку, выросшему из своих брюк, но большой город – это типичная женщина, его можно сравнить только с ней. Подобно женщине, он излучает любовь и ненависть, уважение и пренебрежение, страсть и безразличие. Город – это женщина, всегда та самая женщина, только с постоянно меняющимся обликом, с волшебным коварством высокомерной ведьмы. Если вы рождены в одном из его зданий, если вы знаете его улицы и атмосферу, вы любите его. И эта любовь не подвластна вашему контролю. Она была с самого начала, с первого вздоха, наполнившего ваши легкие воздухом, смешанным с запахом цветущей вишни, угарного газа, дешевых духов и свежего весеннего дождя, всего того, что составляет атмосферу города, и что невозможно увидеть или представить, но можно почувствовать, что составляет саму жизнь, которую вы вбираете в ваше тело и в ваши легкие, все это и есть город.

Кроме того, город – это лабиринт тротуаров, на которых вы учились ходить, потрескавшийся бетон, влажный асфальт и булыжные мостовые, сто тысяч поворотов, за которыми миллионы неожиданностей. Это город, который смеется, манит, кричит; его улицы иногда чисты, а иногда шуршат газетной листвой, летящей вдоль тротуаров в такт ударам городского пульса. Вы смотрите на него и видите много вещей, которые надо воспринять и сохранить в памяти, как сокровища в сундуке, и вы влюбляетесь во все, что видите, город не может принести вам вреда, он – ваша любовь, он ваш, подобно любимой женщине. Вы улавливаете самое сокровенное ее настроение по выражению лица, вы помните ее глаза, то испуганные, то нежные, то плачущие, вы помните ее смеющийся рот, ее струящиеся по ветру волосы, пульсирующую жилку на шее. Это не случайное любовное увлечение. Она становится частью вас в большей степени, чем кончики ваших пальцев.

Вы в плену, вы попались на крючок.

Вы попались на крючок, потому что эта женщина может изменить свои лицо и тело. Все, что было теплым и нежным, внезапно может стать холодным и бессердечным, но вы все равно влюблены. Вы навсегда влюблены в нее, как бы она ни одевалась, как бы ни изменялся ее облик, кто бы ни претендовал на нее, она – тот самый город, на который вы смотрите невинными глазами юности.

А в пять часов город приобретает новый облик, и он вам нравится тоже, вам в нем нравится все; и ярость, и страстная нетерпеливость, и беззаветная любовь, не нуждающаяся в оправдании. В пять часов его пустынные улицы вдруг оживают. Ваша любимая трудилась весь день в пыльной гостиной, и вот теперь она выходит, и вы ждете, ждете, чтобы сжать ее в своих объятиях. В ее походке чувствуются игривость, скрывающаяся усталость, а вместе они создают образ прошлого и настоящего, из которого рождается обещание будущего. Сумерки поднимаются на горизонте и нежно прикасаются к верхушкам островерхих зданий. Звездный свет готовится залить улицы города серебром. Огни города – лампы накаливания, флюоресцирующие и неоновые, готовятся украсить ее руки браслетами, а шею – ожерельем, обвесить ее бесчисленными яркими накидками, в которых ей нет нужды. Вы прислушиваетесь к уверенному постукиванию ее высоких каблучков и улавливаете далекий звук саксофона. Еще только пять часов и музыка будет звучать позже, пока же можно различить только глухое ворчание саксофона. Наступает время звона бокалов с коктейлем, приглушенного гула разговоров и болтовни, легкого смеха, что разносится в воздухе, подобно звуку дребезжащего стекла. И вы уже сидите с ней, смотрите ей в глаза, полные значения и глубины, обдумываете каждое ее слово, потому что вы хотите понять, кто она, что собой представляет. Но вам не дано это узнать. Вы будете любить ее до самого последнего дня, но никогда не узнаете ее, даже не начнете ее узнавать. Ваша любовь необычна, она граничит с патриотической горячкой. Потому что в этом городе, в этой женщине, в этой крупной ворчливой удивительно искрящейся, нежной и бессердечной, жестокой даме сосредоточены дыхание и жизнь нации. Если вы родились и выросли в большом городе, вы не можете думать о своей стране как-то по-другому, а только как о многолюдном центре. Для вас в вашей стране не существует ни маленьких городов, ни полей, колышущихся под тяжестью зерна, ни гор, ни озер, ни морских побережий. Для вас существует только этот большой город, он ваш, и любовь ваша слепа.

Двое мужчин, влюбленных в свой город, детектив Карелла и детектив Хейз, влились в поток людей, идущих по тротуарам в пять часов пополудни. Они не разговаривали друг с другом, ведь они были соперниками, претендующими на руку одной и той же дамы, а джентльмены не обсуждают даму, в которую влюблены. Они вошли в фойе Крео-билдинг, поднялись в лифте на восемнадцатый этаж, прошли по пустынным коридорам в его конец и оказались в приемной Чарльза Тюдора.

Войдя, они увидели, что Тюдор запирает свой кабинет. Все еще колдуя над замочной скважиной, он повернулся и приветствовал их наклоном головы. Потом вынул ключ, положил его в карман, подошел к ним с протянутой для приветствия рукой и спросил: – Есть новости, господа?

Карелла пожал протянутую руку. – Боюсь, что нет, мистер Тюдор. Но мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов.

– Конечно. Вы не возражаете, если мы расположимся в приемной, я уже запер свой кабинет.

– Великолепно.

Они сели на длинный диван, стоящий против стены, обвешанной фотографиями танцовщиц стриптиза.

– Вы сказали, что были влюблены в Бабблз Сиза, мистер Тюдор, – начал Карелла. – Вы знали, что она встречалась, по крайней мере, еще с одним человеком, и это наверняка, а может быть, и с двумя?

– Барбара?

– Да. Вы знали об этом?

– Нет.

– Вы с ней часто виделись, мистер Тюдор? Мы сейчас говорим не о ваших деловых отношениях.

– Да. Я виделся с ней часто.

– Как часто?

– Ну, так часто, как только мог.

– Раз в неделю? Два раза в неделю? Чаще? Как часто, мистер Тюдор?

– Думаю, что в среднем я виделся с ней три или четыре раза в неделю.

– И что вы делали, когда встречались с ней, мистер Тюдор? Как вы проводили время?

– О, по-разному. – Тюдор озабоченно пожал плечами, – Что делают люди, когда они проводят время вне дома? Обеды, танцы, театры, кино, поездки за город. Все, что нам хотелось, все, что приходило в голову.

– Вы с ней спали, мистер Тюдор?

– Это дело мое и Барбары, – резко отрезал Тюдор.

– Возможно, это касается и нас тоже, мистер Тюдор. Я знаю, что чертовски неприятно отвечать на такие личные вопросы. Поверьте, мистер Тюдор, нам не доставляет никакого удовольствия их задавать. Есть много вещей, о которых нам бы не хотелось спрашивать, но, к несчастью, нам приходится это делать, нравится нам это или нет. Я уверен, вы можете это понять.

• Предыдущая
• 29/36
• Следующая