Преступная связь - Макбейн Эд - Страница 54
- Предыдущая
- 54/78
- Следующая
Салли Хоукинс, сама как зяблик, длинная и хилая, с жесткими каштановыми волосами и выпученными темными глазами. Именно таким Лоретта и представляла себе зяблика.
— Ну, птица такая, — промямлила Салли. — Наверное.
— Ты имеешь хоть какое-нибудь понятие о том, как она выглядит?
— Нет.
— Она синяя? Желтая? Красная?
— Не знаю.
— Так не кажется ли вам, что поэт должен предлагать нам образы, которые мы можем себе представить? Теперь возьмем цикламен. Кто-нибудь знает, как выглядит цикламен? Алисия?
— По-моему, что-то типа гвоздики.
Алисия Голдштейн. Складненькая малютка с темными волосами и еще более темными глазами, очень переживающая по поводу своего претенциозного имени, которое ее мать считает более стильным, чем просто Алиса.
— "И даже ярче цикламена!" Последняя строчка стихотворения. Кстати, где он сам, Браунинг? Стихотворение называется «Мысли о доме из-за границы». Итак, где находится автор? Цикламен растет в Англии или где-то за границей?
— Наверное, за границей.
Дженни Ларсон. Толстые очки, веснушки по всему лицу. Тихая, как мышка.
— И где именно?
— Может, в Италии?
— Почему именно в Италии?
— "Цикламен" звучит как-то по-итальянски. Не знаю. Просто мне так кажется.
— А еще он написал «Моя последняя герцогиня», — сказала Эми Фиски. — Там ведь дело происходит в Италии, правда?
— А еще он написал «Испанскую монашку», так, может, он не в Италии, а в Испании? Если мы не знаем, что такое цикламен...
На Лоретту Браунинг всегда наводил тоску, даже если о нем говорила миссис Уэллес. Вчера она прочла им поэму Т.С.Элиота, которая начиналась словами: «Апрель — жестокий месяц», и эти несколько слов сказали ей больше, чем все разглагольствования Браунинга...
Прозвенел звонок.
— Черт! — ругнулась миссис Уэллес.
Лоретта схватила в охапку книжки, подбежала к учительскому столу, набрала побольше воздуха в грудь и выпалила:
— Миссис Уэллес, я должна с вами поговорить...
— Милая, а завтра нельзя? — прервала ее Сара. — Я очень тороплюсь.
И она ушла буквально тут же — захлопнула атташе-кейс, выхватила сумочку из ящика стола, сорвала пальто с вешалки, помахала Лоретте ручкой и — исчезла.
Что ж, очевидно, придется подождать до завтра.
Расстояние в три квартала между Шестидесятой и Пятьдесят седьмой улицами она пробежала бегом. Конечно же, Билли уже уехал. Значит, придется сперва позвонить Эндрю, предупредить, что она уже едет, а затем попробовать поймать такси. Но — чудо из чудес — машина все еще дожидалась на прежнем месте, куда Сара обычно приходила в четыре десять — четыре пятнадцать, но никогда так поздно, как сегодня, — почти в полпятого, все из-за учебной тревоги и собрания.
Стихи, которые она написала, лежали у нее в сумочке.
Она не видела Эндрю целых две недели. Как ей хотелось оказаться с ним наедине! Она распахнула заднюю дверь лимузина, юркнула на кожаное сиденье и наконец отдышалась.
— Я думала, ты уже уехал, Билли. Спасибо, что...
— Мне приказано ждать, пока все коровы не вернутся домой, — ответил Билли, включая зажигание.
— Никогда не слышала, чтобы он так говорил.
— Простите?
— Мистер Фарелл, — пояснила она. — «Пока все коровы не вернутся домой».
— Ах, мистер Фарелл, — хмыкнул Билли.
В зеркальце заднего вида их глаза встретились. В его взгляде она прочла слабую усмешку.
— Ну, на самом деле он сказал по-другому, — уточнил Билли. — Мистер Фарелл. — Все еще улыбаясь, он добавил: — Если буквально, он приказал ждать столько, сколько потребуется. Ну, я и ждал.
— Ты всех своих пассажиров так ждешь?
— Нет, мэм, не всех.
Он свернул на Парк-авеню. Улицы были забиты машинами. Сара начинала думать, что собрание и учебная тревога отнимут у нее гораздо больше, чем двадцать минут.
— И сколько ты дожидаешься тех, остальных?
— Все зависит от обстоятельств. Если я встречаю самолет, то жду до упора.
— Ты часто встречаешь самолеты?
— Да, очень.
— А если не самолет?
— Двадцать минут, полчаса. Я звоню и спрашиваю, хочет ли... — он чуть поколебался, прежде чем продолжать, — мистер Фарелл, чтобы я еще ждал, или нет. Как он скажет, так я и делаю. Он мой хозяин.
У нее на языке вертелся вопрос, возил ли он других женщин. Получал ли он указания дожидаться и других женщин бесконечно долго, пока не придут. Но она не спросила. Вместо этого Сара откинулась на мягкую черную спинку, убаюканная настойчивым поступательным движением автомобильного потока, и закрыла глаза. Если бы Билли не посигналил другой машине, она бы заснула.
— Где мы? — встрепенулась она.
— В Бруклине, он велел привезти вас в «Буона Сера», — ответил Билли и после паузы снова ухмыльнулся в зеркало заднего вида. — Мистер Фарелл.
— Куда?
— В «Буона Сера». Такой ресторан.
— Реет...
— И очень хороший. На самом деле мы уже почти приехали.
— Ресторан? Я не могу...
Ее вдруг охватила паника. Ресторан? Он что, сошел с ума? Хотя бы и в Бруклине, не важно. Сумасшедший!
— Там очень мило, — сказал Билли. — Вам понравится.
Он затормозил напротив дешевой типично итальянской забегаловки, какие во множестве встречаются в Куинсе по дороге в аэропорт имени Кеннеди. Зеленый тент перед входом, пластмассовые окна в раме из нержавеющей стали, двойные двери с массивными ручками под бронзу, потертый красный ковер под тентом. Билли уже обошел вокруг машины и распахнул перед ней дверцу лимузина. Нет, она не выйдет из машины. Возмутительно. Почему он...
Вдруг двери ресторана распахнулись и выпустили на улицу Эндрю. Он быстро зашагал ей навстречу.
— Привет, — сказал он.
— Эндрю, что...
— Пора нам и в свет выйти, — улыбнулся он.
Как только они уселись, Эндрю взял ее руки в свои. Он даже не пытался скрывать их отношения. Она чувствовала и испуг, и возбуждение одновременно.
— Мне надо многое тебе сказать, — объявил он.
— Неужели мы не могли поговорить в...
— Я хотел показаться с тобой на людях.
— Зачем?
— Чтобы похвастаться тобой.
— Эндрю...
— Чтобы все видели, как ты прекрасна. Чтобы вое видели, как сильно я люблю тебя.
— Но это очень опасно.
— Мне все равно.
— Да, конечно, мы в Бруклине...
— Потому-то я его и выбрал.
— И тем не менее...
— Не волнуйся.
— Я не могу не волноваться.
— Я хочу сказать тебе, что...
— Можем мы хотя бы не держаться за руки?
— Но я хочу держать тебя за руки.
— Я тоже. Но...
— Тогда перестань нервничать.
— Эндрю, а вдруг кто-нибудь...
— Что будешь пить? — прервал он ее и взмахом руки подозвал хозяина заведения.
Тот примчался пулей, потирая ручки и беспрерывно улыбаясь. Они сидели за маленьким угловым столиком. Посреди заляпанной красными пятнами белой скатерти стояла бутылка из-под кьянти с воткнутой в нее свечой. Круглолицый, доброжелательный хозяин, казалось, воспринял бы как оскорбление, если бы они не были влюблены друг в друга. Из умело замаскированных динамиков доносились сладкие звуки арий, достаточно громкие для тех, кто хотел их послушать, и достаточно тихие, чтобы возникало впечатление, будто ветер доносит их сквозь раскрытые окна со стороны Большого канала. Для среды в ресторан набралось довольно много народу. В воздухе парил приятный гул голосов вперемежку с позвякиванием серебра о хрусталь и вкусным запахом хорошей еды с кухни.
— Си, синьор Фавиола, — вежливо сказал хозяин, что, как она догадалась, означало «Слушаю, уважаемый синьор», или «Да, дорогой сэр», или что-то в этом роде. Фавиола — наверное, что-то родственное с «фаворитом». Теперь его лицо стало предельно серьезным и внимательным.
— Сара, чего бы ты хотела?
— Капельку «Блэк Уокер» со льдом.
— А мне мартини с «Бифитером» со льдом и парочку оливок, — заказал Эндрю. — Штучки три или четыре, Карло. Если не жалко.
- Предыдущая
- 54/78
- Следующая
