Колыбельная - Макбейн Эд - Страница 49
- Предыдущая
- 49/62
- Следующая
— Он действительно был пьян? Или это инсценировка? Чтобы поскорее убраться из гостей.
— Я думаю, он был пьян на самом деле, — сказал Карелла.
— Может быть, по дороге к дому протрезвел, — предположил Мейер.
— Привратник сказал, что он был трезв.
— Значит, на месте преступления он был трезв.
— Да.
— О'кей, продолжайте.
Чем больше он пил, тем больше эта мысль овладевала им. Он должен вернуться домой, трахнуть Энни. Когда он разговаривал с ней по телефону в 12.30, он прошептал ей, что хочет...
— Он вам это говорил?
— Да.
— Говорил, что прошептал ей это?
— Да.
— А что именно?
— Сказал: «Я хочу тебя трахнуть»
— Сукин сын, — пробормотал Мейер.
— У-гу, — сказала Нелли. — А что она ответила?
— Она сказала: «Хорошо. Приходи».
— Ну и акселератка!
— Точно.
— Он вам все это рассказал?
— Записано на кассету.
— А что он ответил?
— Он сказал: «Немного попозже».
— Все это на кассете?
— Все. Кроме того, хозяйка вечеринки подслушала его разговор. Есть заявление и от нее.
— Как он буквально выразился?
Он сказал Энни: «Немного попозже».
— О'кей. Продолжайте.
В час ночи он удрал с вечеринки у Керр, как бы желая проветриться.
Ко времени, когда Холдинг добрался до своего дома, он протрезвел. Поднялся по лестнице, и его встретила Энни, у которой под юбкой ничего не было. Они провели бурные минуты на диване в гостиной, он поцеловал дочь в розовую щечку и ушел. Привратник запомнил, что Холдинг выходил из лифта без четверти два.
— Трах-бах, мерси, мадам, — сказала Нелли.
— Так, по его словам, развивались события, — сказал Мейер.
— А ваша версия?
— Я думаю, что напряженность отношений начала давить на него, — сказал Мейер. — Сам факт, что в новогоднюю ночь он рискнул вернуться в квартиру с намерением быстро...
— Послушайте, вы только что сказали, будто он был влюблен в нее по уши!
— Совершенно верно. И погружался все глубже и глубже. Например, на Рождество он...
— Только, пожалуйста, без каламбуров, — попросила Нелли и улыбнулась.
Карелла улыбнулся ей в ответ. Мейер хранил серьезное выражение лица.
— На Рождество он преподнес ей подарок. "Наше первое Рождество". — Мейер с горечью повторил слова Холдинга. — И заставил ее порвать со старым...
— Что за подарок? — спросила Нелли.
— Лазурь на золотой цепочке.
— Сувенир дорогой?
— Я полагаю, умеренно дорогой.
— Дешевая лазурь тоже бывает, — сказала Нелли.
— Он купил этот подарок у Ламонта.
— О'кей, значит, дорогой, — согласилась Нелли.
— Что я хочу сказать — парень потерял контроль...
— У-гу.
— Для начала влюбляется в подростка...
— У-гу.
— Вбивает себе в голову эту ерунду, покупает дорогие подарки, трахается с ней в парке, Господи Боже мой, встречается с ней в дешевом отеле на Стеме, где по вестибюлю бродят шлюхи, в общем, делает то, что мужчине при его положении в обществе...
— Детектив Мейер, простите, пожалуйста, — сказала Нелли, — но все же почему он ее убил?
— Потому что не видел другого выхода.
— А с чего вы это взяли?
— Но он же сам все это сказал.
— Он сказал, что хотел убить?
— Нет, но...
— Сказал вам, что не мог этого больше выносить?
— Ну.
— Не видя никакого другого выхода?
— Это не совсем его точные слова...
— А что тогда?
— Миссис Бранд, извините теперь меня, — сказал Мейер. — Он в этой квартире трахается с этой девчонкой с часу пятнадцати до без пятнадцати два. Когда через сорок пять минут он возвращается домой вместе с женой, девушка уже мертва. Зарезана. И мы должны предположить, что кто-то еще залез в квартиру за эти сорок пять минут? Не будет ли более обоснованным вывод, что Холдингу подвернулся случай покончить с его чертовыми проблемами, связанными с девушкой, или он...
— С какими проблемами? Разве он сказал вам, что связь между ним и этой девушкой хоть с какой-то стороны была для него проблемой?
— Он сказал, что должен был повидаться с ней. Должен...
— А я не вижу тут никакой проблемы. Он регулярно встречался с ней. И встречи с ней не были для него проблемой, детектив Мейер.
— О'кей, тогда давайте предположим, что они из-за чего-то потом поссорились, и она сказала, что не хочет его больше видеть. В ноябре она так поступила со своим приятелем, так почему сейчас она не могла сделать то же самое с Холдингом? Между нами все кончено, привет. Только ему этого не хотелось, особенно после кайфа, который он словил за последние пару месяцев. И вот Холдинг слетает с резьбы, отправляется на кухню — он знает, где лежат ножи, он живет в этой...
— Я рада, что вы это упомянули, — сказала Нелли.
— Возвращается и всаживает в нее нож, — сказал Мейер.
— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнула Нелли. — Он был в квартире полчаса, — добавил Мейер.
— Хорошо, давайте допустим, что так все и было, — улыбнулась Нелли. — Они хорошенько отдохнули, а потом она сказала ему, спасибо, все было очень здорово, но это наш последний танец, прощай и желаю счастья в личной жизни. Он рванул на кухню, схватил нож и пришил ее. О'кей? Это похоже на ваш сценарий?
— Да, — сказал Мейер.
— Давайте допустим, что все это — что, кстати, вы не можете доказать, — чистая правда. Тогда ответьте мне еще на один вопрос.
— Запросто.
— Зачем ему тогда надо было убивать дочь?
Но на это ответа не было ни у кого.
Генри Цу совсем не улыбалось прослыть сплетником. Сам себя он считал достойным доверия бизнесменом, ему не нравились люди, распространяющие о нем сплетни. Так уж случилось, что его бизнес вступал в прямое противоречие с законом, но это ничего не значило. Он вел свои дела как настоящий джентльмен. Конечно, за свою жизнь Генри был вынужден несколько раз пробить чей-то череп или сломать шею тому, кто этого заслуживал. Но все его коллеги сходились на том, что так Генри поступал только в случае крайней необходимости. А поскольку у него была хорошая репутация, ему не хотелось видеть, как из-за маленького грязного пуэрториканца ее втаптывают в дерьмо.
Хосе Доминго Геррера. Несколько лет назад он делал кое-какую работу для людей Чанга, которых в те времена в Чайнатауне называли бандой Желтого Листа. Генри слышал, что пуэрториканец очень хорошо выполнял свои обязанности. Что он делал, знали только сам Геррера и Чанг Тай Фей, известный в городе еще под именем Уолтера Чанга. Вообще говоря, и самого Генри на языке предков звали несколько иначе — Цу Хонг Чин. В молодости он был вылитый Генри Фонда, только с узкими и раскосыми глазами. Возможно, в этом и заключалась причина его нового воплощения.
Сложив вместе кусочки головоломки, которыми располагал, Генри вычислил, что Геррера был «офицером связи» между группировкой Чанга и колумбийскими группами, сгоравшим иот желания застолбить теплое местечко в городе. Колумбийцам до смерти хотелось провернуть сделку с итальяшками из Майами, которые, похоже, воображали, что владеют всем этим долбаным миром. Колумбийцы не хотели больше связываться с макаронниками, и поэтому они обратились к китайцам. Китайцам был нужен кто-то, кто мог общаться с людьми, выглядевшими и болтавшими точь-в-точь, как голозадые bandidos в сомбреро из мексиканских фильмов, и одновременно сильно смахивавшими на громил в пиджаках с ватными плечами времен «сухого закона». Поэтому они и выбрали в качестве посредника пуэрториканца Герреру.
Вот что вычислил Генри.
Маленький Хосе Доминго Геррера сделался представителем как у китайцев, так и у колумбийцев.
Но как Геррера связался с ямайкским поссом — совсем другой сюжет.
Вот почему в это тусклое субботнее утро 21 января Генри беседовал с человеком по имени Юан Кай Шао, мать которого была испанкой — настоящей испанкой из Испании, — а отец родился на Тайване. Разговор шел на английском, потому что Генри вообще не знал ни слова по-испански, а китайский Юана не мог понять даже китаец, ибо отец его приехал в эту страну двухлетним мальчиком.
- Предыдущая
- 49/62
- Следующая
