Время волка (СИ) - Абердин Александр М. - Страница 11

Мы погрузили помело на трайк, и тут я вспомнил, что сегодня меня ждёт ещё один очень неприятный разговор с каким-то сотрудником криминальной полиции города Москвы, схватился за голову и даже застонал. Для полного счастья мне сегодня не хватало только общения с ментами, но и уклоняться от этого разговора не имело никакого смысла. Он ведь запросто может вызвать меня в полицию повесткой и вручит её не кому-либо, а моей дочери, что, учитывая мой образ жизни, было бы очень нежелательно.

Предыдущая ночь была спокойной. С девяти вечера и до шести утра я просидел у Геши за компьютером, колотя пальцами по клавиатуре. Ко всем своим прочим грехам, я ещё и пейсатель-хвантаст. Так меня иронично называет моя дочь. Когда я получаю гонорары и роялти за свой очередной опус, правда, как правило, фэнтезийный, фантастику я пишу гораздо реже, чем фэнтези, то это ей нравится. А вот то, что я пишу книги, преимущественно романы с продолжениями, про эльфов, гномов, драконов, магов и прочих обитателей потустороннего мира, да ещё потом фотографирую самых выразительных из них, чтобы художники сваяли из этих фоток обложку, ей это не нравится. Она, видите ли, читает исключительно серьёзную литературу вроде Паоло Коэльо. Что тут сказать, кому-то нравится поп, кому-то попадья, кому-то попова дочка, а мне по нраву свиной хрящик.

Так что вчера, ни разу никуда не вылетев, но зато набив сорок восемь тысяч знаков текста, я поднялся с пятого этажа, где жил в четырёхкомнатной квартире, одна из комнат которой служила мне базой, Геша, на седьмой, в нашу с Настёной квартиру, которая уже практически полностью была оккупирована моей дочей, и немедленно завалился спать. Настя проснулась в половине седьмого, а в восемь умчалась в свой заборостроительный колледж, который в этом году заканчивала. В половине девятого в квартиру стал кто-то названивать. Мне бы сделать над собой усилие и встать, но я не отважился это. Наш домовой, Сидор Семёнович, высунул нос из квартиры, посмотрел на этого типа и даже умудрился пошарить в его карманах, после чего пришлёпал ко мне на мягких лапках и шепотом доложил:

— Хозяин, тебя какой-то мент домогается. По нонешнему полицейский. Оперуполномоченный из отдела убиенных. Мне его шугануть от квартиры чем-нибудь или просто завесу тишины соткать?

Сняв с головы подушку, я попросил домового:

— Семёныч, лучше организуй тишину. Позвонит-позвонит и умотает. Я спать хочу, просто спасу нет.

Домовой так и сделал, и потому я дрых до полудня, как суслик, после чего встал, оделся и приготовил себе поесть. У моей доченьки, как всегда, до трёх часов ночи гостили друзья и сожрали всё, что только смогли найти на кухне, но до второго холодильника, стоящего в моей комнате, не добрались. Поэтому мне не пришлось выходить из квартиры. Слегка обжарив на сковородке большой кусок отменной говяжьей вырезки, я слопал его полусырым, без хлеба. Всё правильно, я же волк, а не лошадь, чтобы зерновыми питаться. После этого я сел за компьютер уже в своём собственном рабочем кабинете, который, как и спальную комнату, мне удалось отстоять, и, быстро добив последнюю главу очередного романа про приключения короля волков-обортней в сказочной стране Эйринерии, отослал её по электронке в редакцию вместе с аннотацией.

В пять часов вечера в нашей семикомнатной квартире сделалось очень многолюдно, это раз, и жутко шумно, это два. Вернулась домой моя дочура и привела с собой человек двадцать друзей и просто мимолётных знакомых. Хорошо, конечно, если бы человек, но почти половина из этих молодых лоботрясов, как раз людьми-то и не были. Моя дочь непроявленная колдунья, причём, как и её покойная мать, очень сильная и потому колдовская сила бьёт из неё ключом. Ещё бы, моя жена происходила из очень древнего рода чистокровных колдунов, а я, хотя мне о моих настоящих родителях ничего неизвестно, оказался потомственным оборотнем и тоже с чистой кровью. Вот такой компот из вишен с косточками получился. О том, что она колдунья, Настя не знала, как и не знала, что её отец на самом деле воин-волк — ночной истребитель нечисти.

Она считала меня жутко плодовитым борзописцем, оседлавшим бойкую лошадку, которая всегда приходит к финишу первой и потому её ясли полны овса, а не соломы. Настю поражало только одно, неужели мои литературные заработки были настолько велики, что я сумел купить такую большую и бешено дорогую квартиру в одном из самых уютных уголков Москвы? Тут, конечно, моя дочь ошибалась. Грабежами архов, я зарабатывал намного больше, и потому Настя никогда и ни в чём не знала отказа. Ей было запрещено только одно, выходить куда-либо из дома после восьми вечера, да она и сама боялась. Когда Насте было всего три месяца, её мать загрыз в Сокольниках насмерть волк. О том, что это был волк-оборотень, я ей, конечно, не рассказал, когда она спросила меня в семь лет, как умерла Оля.

Настенька и раньше не любила выходить из дома под вечер, а зимой так и вовсе стремилась вернуться домой засветло и всегда торопила няню, одну из подруг-колдуний Тамары, но после того дня квартира стала для неё крепостью. Так оно на самом деле и было. Куда проще тайком проникнуть в резиденцию любого президента на Земле, чем в нашу квартиру. Зато ей разрешено приводить в дом хоть три десятка друзей и подруг, что моя дочь и делает, а иногда их число доходит и до полусотни. Всё правильно, ведь я молодёжь никогда не гнобил и очень часто друзья говорили ей: — «Настюха, до чего же у тебя классный пахан. Никогда нас не грузит и что самое прикольное, каждую ночь сваливает, и мы можем беситься, хоть до утра.»

Между прочим, Насте это не очень нравилось, но поскольку двумя этажами жил мой лучший друг Геша, самый лучший автомеханик и специалист по тюнингу во всей Москве, которого она очень любила, то всё как-то обходилось. Именно с Гешей, а ещё с кем-либо из подруг Тамары, но только не со мной, Настенька отправлялась летом куда-нибудь в горы, а зимой на юга, в разные тёплые страны. Ничего, скоро ей исполнится восемнадцать и тогда она узнает, кем является на самом деле и кто её отец. Заодно окончится и срок моего служения мудрой и очень осторожной колдунье. Может быть тогда, я займусь, наконец, серьёзной литературой. Хотя кто сказал, что мои романы несерьёзные? Извините, но за каждым из них стоит реальный персонаж, взятый из жизни и те мои читатели, которые живут в потустороннем мире, считают, что я очень хорошо рассказываю о их приключениях. Вообще-то для них это просто жизнь со всеми её сложностями.

Хотя дочь не ставит меня, как писателя, ни в грош, она, как мне кажется, и книг-то моих никогда не читала, наверное, на неё очень сильно подействовал мой короткий рассказ о смерти Оленьки, у меня с ней нет никаких проблем. Правда, до пятнадцати лет это был один человек, а после пятнадцати она очень сильно изменилась. Раньше моя доча была нежным, ласковым и очень заботливым ребёнком. Она знала, что папа каждую ночь уходит на дежурство, но зато после этого весь день проводит с ней. В детский сад она ходила всего два года, и всегда я отвозил её утром, а в четыре часа или даже раньше забирал. Потом я отвозил её в школу и, как и прежде, забирал, но вёз домой не сразу, а после прогулок по городу. Ей это нравилось.

После того, как Настеньке исполнилось пятнадцать лет, моя детишка стала быстро взрослеть, и у неё мигом появилось множество друзей и подруг. Раньше она была просто задиристой, вредной девчушкой, которая запросто гоняла пацанов, и те её даже побаивались, а тут вдруг стала самой красивой девочкой в классе. Вообще-то в пятнадцать лет в Настеньке просто проснулись колдовские силы, и хотя она не знала о колдовстве ровным счётом ничего, к ней тотчас потянулось всё живое и мыслящее. Я мог бы смело назвать свою дочь вундеркиндом, но таковы все маленькие колдуны и колдуньи. Это мальчики-оборотни молчаливы, тихи и задумчивы в детстве и юности.

Колдовская сила, бьющая из моей Настеньки, как магнитом манила к себе всех юных и молодых обитателей потустороннего мира, которые вместе с родителями перебрались в Москву. Их в какой-то мере можно было назвать энергетическими вампирами, но как я сам, так и Тамара были только рады, что они всасывали в себя её силу. В Настёне её всё равно не убывала, зато она обрела множество верных и преданных друзей. Три подруги Тамары так и вовсе трансформировались в семилетних девочек и стали одноклассницами и подругами моей дочери, а это, что ни говори — подвиг. А ещё у неё было четыре самых настоящих рыцаря, готовых пойти ради неё хоть в огонь, хоть в воду — четыре юных чёрта. Все они были старше Насти на четыре, пять лет и она считала их братьями, хотя и знала, что они даже не были родственниками и познакомились в нашем доме.