Конец света с вариациями (сборник) - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 69

Егор занял место среди зевак.

– Фейк, – комментировал негромкий, хорошо поставленный, прямо-таки лекторский баритон. – Постановка. Ни один поп фелонь поверх рясы не натянет. И уж тем более диаконским орарем не подпояшется… Им вообще не подпоясываются.

– Да не, натурально корчится… – возразил молодой ломающийся тенорок. – И кровищи-то, кровищи… Походу всерьез все.

– Баночника поймали да силком обрядили… – предположил женский голос, полный откровенной неприязни; неясно, правда, к кому эта неприязнь относилась – к баночнику, или к поймавшим и обрядившим его, или вообще ко всему на свете.

– Не похож, сытый на вид. И чистый… В смысле, был совсем недавно.

Егор перестал вслушиваться. Мерзко.

Удары по неподвижному окровавленному телу прекратились. Снимавшие на мобильники – двое из троих – решили, что ничего интересного уже не произойдет. И поспешили прочь, в разные стороны: один к Сенной, другой к пешеходному мостику. Оба на ходу продолжали нажимать клавиши, наверняка оперативно выкладывая ролики в Сеть. Тут кто первым успел, тот и собрал львиную долю просмотров.

Третий сам себе режиссер продолжил снимать. И не ошибся, кое-что интересное еще предстояло. Экзекуция вступила в новую фазу. В завершающую. Один из парней достал из кармана шнур, нагнулся, подсунул под голову жертвы… Скрестил концы шнура, намотал вокруг ладоней, явно прилаживаясь закончить дело. Удавить, проще говоря.

Кто-то в небольшой толпе охнул.

Кто-то отвернулся.

Кто-то сказал – повысив голос так, чтобы пятеро услышали – что полиция уже вызвана и вот-вот появится. Это он зря конечно, подумал Егор. Здесь пешеходная зона, что для полицейской машины, разумеется, не помеха. Но со стороны Сенной не подъехать, все перекопано, а пока доберутся дальним объездом, можно удавить священника, или кто он там, не торопясь, с перекурами, – и смыться по пешеходному мостику, где машина не протиснется… Место для экзекуции пятерка выбрала с умом.

Но раз полиция вызвана, за трансляцией с места событий сейчас наблюдают вживую. А потом многократно просмотрят в записи.

Парень с веревкой вызванной полиции не испугался. И потянул концы удавки в разные стороны.

Не то священник, не то ряженый баночник ожил. Мотнул головой, впился зубами в руку своего палача.

Парень заорал. Дергал рукой, голова ряженого билась о тротуар с мерзким хрустким звуком, но зубы не разжимались. Остальные бросились на помощь, лупили остервенело, уже не красуясь для камеры, не принимая киногеничные позы. Толкались, мешали друг другу. Тоже что-то орали, неразборчивое, да и крики укушенного, вопившего на порядок громче, не позволяли ничего толком расслышать.

– Вы ведете себя не толерантно, – прозвучал механический голос, лишенный интонаций.

Вроде и негромко прозвучал, но совершенно в иной тональности, – и как-то удивительно легко перекрыл саунд-трек избиения.

– Ваши действия классифицируются по статье семнадцать Федерального закона «О нахождении в общественных местах», статье сто одиннадцать часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации в редакции от… – продолжал тот же голос.

Голос стал громче и раздавался снизу, от Мойки, – неподалеку как раз имелась лестница, спускавшаяся к воде. Полицейский катер, решил Егор. Эти посудины с электроводометами двигаются бесшумно, скользят по воде бело-синими призраками…

Пятеро, войдя в раж, ничего не услышали. Но зрители – а набралось к тому моменту уже десятка полтора зевак – все поняли и быстро стали рассасываться.

Пошагал прочь и Егор. Сделав несколько шагов, все же бросил взгляд назад. И сбился с ноги. Над верхними ступенями спуска показалась голова крокодила, а затем и туловище, поднималась рептилия быстро. Со шкуры скатывались струйки воды, – значит, никакого катера внизу не было.

Гребенчатый… Гребенчатый, мать твою! Они же не могут, когда меньше восемнадцати градусов… Значит, теперь могут… Уже могут.

Полицейская форма крокодилу не полагалась, надпись «полиция» и личный номер красовалась прямо на брюхе, нанесенные белой краской. Да и глупо как-то рассекать вплавь реки и каналы Северной Венеции в намокшем мундире.

Надо досмотреть, решил Егор. Он никогда не видел гребенчатого в деле. Лишь слухи доходили, и самые паршивые слухи… Досмотрит. Будь что будет, начнут пасти, – значит, судьба такая. Оторвется, не впервой.

Но какая махина… Центнеров шесть, а то и все семь.

Шагала рептилия на задних лапах, однако звания прямоходящей не заслуживала – туша склонилась вперед, могучий хвост играл роль балансира. Все снаряжение гребенчатого крепилось на спине, на ремне, перетянувшем условную талию, и на двух портупеях. И оттуда, из-за спины, доносился мертвый голос динамика, перечисляющий статьи, параграфы, пункты и подпункты.

Как ни были увлечены нарушители статей и параграфов своим занятием, все же услышали монотонную речь. Вернее, услышал один, крикнул друзьям. Остальные подняли головы и тотчас же увидели крокодила, как раз шагнувшего на тротуар.

Реагировали на увиденное все пятеро по-разному… Двое – те, что стояли ближе к проезжей части, – после секундного оцепенения развернулись, явно намереваясь выдать рекордный спринтерский забег с высокого старта. Еще один вжался спиной в парапет, смотрел испуганно – ему наверняка тоже страстно хотелось дать деру. Но гребенчатый почти перекрывал парню дорогу, проскочить надо было рядом с зубастой пастью.

Четвертый участник расправы, тот самый, укушенный, – оказался полным, по мнению Егора, тормозом. Руку из зубов жертвы он сумел-таки выдрать, и теперь пылал жаждой мщения. Пылал и мстил, не откладывая. Кушал блюдо горячим.

Уже после предостерегающего крика он нанес удар, замахнулся для второго… И тут увидел крокодила, застыл с отведенной назад ногой. Полное впечатление, что ему хотелось и побежать, и пнуть, – и он никак не мог сообразить, чего же ему хочется сильнее.

Последний из пятерки реакцией обладал неплохой. Обстановку оценил сразу: и ему гребенчатый перекрыл путь для бегства. И парень выдернул из-под куртки оружие. Ловко выдернул, для дилетанта даже очень быстро.

Дальнейшее разглядеть в деталях оказалось непросто. Все произошло за один миг.

Только что все шестеро были на ногах – пять человек и одна рептилия. Миг – и трое оказались на асфальте, сбитые ударом огромного хвоста: «тормоз» и наладившиеся бежать. А еще на асфальте лежал «макаров». И кисть руки, ровненько отхваченная точно по суставу. Запястье парня, наоборот, оказалось располосовано, мышцы повисли лохмотьями, белел обломок кости. Кровь пока не текла.

Гребенчатый застыл неподвижно. Словно не он только что провел мгновенную ампутацию без наркоза.

– …в трактовке, подтвержденной решением Конституционного Суда Российской Федерации от второго марта текущего года, – закончил динамик и смолк.

Тишина стояла мертвая. Даже лишившийся руки не издавал ни звука. Хотя рот его распахнулся, и губы круглились все шире, – казалось, кожа сейчас лопнет в уголках рта, брызнут капельки крови…

Вместо этого кровь брызнула из культи. Сначала лишь брызнула, но тут же хлынула струей, обильно пятная тротуар, и без того густо залитый красным.

Парень осел назад. Приземлился на пятую точку, так и не закричав. Платок, свалившийся с его лица, висел на шее на манер детского слюнявчика.

Гребенчатый шагнул вперед. Наклонил туловище, уставившись неподвижными зрачками на истекавшего кровью человека.

И тут покалеченный парень сумел удивить… Не крокодила, тот не умел удивляться, – Егора.

Левая уцелевшая рука поползла к валявшемуся рядом оружию. Вполне осознанным и целенаправленным движением.

Гребенчатый не двигался. Казался оцепеневшим, внезапно вспомнившим, что при температуре воздуха ниже восемнадцати градусов подвижным ему быть не полагается.

Сбитая с ног троица ворочалась, пытаясь встать, – не получалось. Похоже, у всех троих переломы. Один из них застонал, негромко, протяжно, на одной ноте.

Оставшийся на месте и на ногах окаменел, стал частью гранитного парапета, – горельефом, символизирующим всепоглощающий ужас.