Гомункулус - Плавильщиков Николай Николаевич - Страница 19

«Когда же они успевают поесть?» — спросил сам себя Сваммердам, и получил ответ от самой поденки. Ее кишечник так недоразвит, что есть это нежное насекомое не может. Впрочем, поденке и некогда есть: тех немногих часов, что она живет, едва хватает на более важное дело — на обзаведение потомством.

Сваммердам долго смотрел, как кружатся над водой тучи поденок, но процесса оплодотворения так и не заметил. Он видел, как падают на воду самцы и умирают там; видел, как спускаются на воду самки; находил в воде яйца поденок. И из всего увиденного сделал вывод: у поденок оплодотворение происходит так же, как у лягушек.

— Самки кладут в воду икру, а самцы поливают ее семенной жидкостью, как молоками, — говорил он. — Это то же самое, что мы постоянно наблюдаем у рыб.

Ян видел замечательную вещь — как перед вылетом взрослого насекомого дважды линяет «куколка» поденки. Видел, как садится на осоку взлетевшая над водой поденка и там сбрасывает с себя последнюю шкурку. Он разглядел это последнее «раздеванье» поденки во всех подробностях, следя за насекомым, севшим ему на рукав. Не думайте, что Яну уж очень повезло. Любой из вас может видеть это на собственном рукаве: стоит лишь попасть на берег реки в час вылета поденок. Постойте тогда около воды, и поденки на вас сядут. Вернувшись домой, вы найдете на своем платье десятки тоненьких шкурок.

Взлетев с воды, поденка садится для последней линьки на осоку, камыш, на все, что окажется у берега. Эта линька занимает какую-нибудь минуту: едва сев, поденка уже сбрасывает старую шкурку и тотчас же взлетает.

В самый разгар работы над поденками Сваммердам получил ответ от Стено.

«Переходи-ка, милый брат, в католичество. Тогда герцог заплатит тебе за коллекции двадцать тысяч гульденов и устроит тебя во Флоренции», — вот содержание этого письма.

Сваммердам покраснел, швырнул на пол стеклянную трубочку, которую только что так старательно изготовил, а вдогонку за ней полетело и скомканное письмо.

«Я не торгую душой!» — вот его ответ епископу Стено, бывшему анатому Стенсену.

Итак, и со вторым комиссионером дело не выгорело. Все же Ян продолжал подправлять и пополнять свои коллекции. Найдется же когда-нибудь на них покупатель!

Около года дожидался Сваммердам покупателей и за это время закончил свою работу о поденках. Он описал этих насекомых, как сумел, подробно. В этой же работе он блеснул замечательными строками. Они совсем коротенькие, но в них передана вся жизнь взрослой поденки:

«Из воды появляется она. Покровы ее лопаются. Она сбрасывает их. Улетает прочь. Вновь линяет. Порхает по воздуху. Отыскивает себе пару. Откладывает яйца. Умирает. И все это успевает проделать за короткий срок жизни — в два или три часа».

Работа о поденках была прекрасна, но публиковать ее без разрешения прорицательницы Сваммердам не решился: ведь это была явная и бесспорная «суета». Он отправился к Буриньон в Шлезвиг, где она проживала в это время. Кстати, он рассчитывал и обменяться с ней некоторыми мыслями, среди которых мечты о «тихом уголке» занимали видное место.

Кое-как Яну удалось выпросить у отца немного денег на эту поездку. Старик дал их только потому, что надеялся на прорицательницу: может быть, она «наставит на ум» сына.

В Шлезвиге дела были совсем плохи. Правоверные лютеране вели против прорицательницы войну, и столь успешную, что той приходилось подумывать о выезде.

— Все равно вышлем, — деликатно предупреждали ее отцы города. — Уезжайте уж сами.

Поденки.

Антуанетта де Буриньон облюбовала себе город Копенгаген. Но ехать туда сразу она не решилась: ну как вышлют и оттуда? И вот Сваммердам с одним из приятелей поехали в Копенгаген выхлопатывать своей наставнице разрешение на въезд и проповедь. Там им, однако, отказали наотрез. После такой неприятности Яну не оставалось ничего другого, как ехать к отцу, — денег больше не было.

Аптекарь встретил сына очень неласково. Еще бы! Сын продолжал интересоваться всем, чем угодно, только не пациентами.

— Ты будешь получать от меня ровно двести гульденов в год. Лишнего гроша не дам! — заявил старик. — Нужно тебе больше — заработай сам.

Сваммердаму не оставалось ничего иного, как засесть дома. На двести гульденов не проживешь. Другой начал бы искать заработка, искать пациентов, врачебной практики. Ян и не подумал о прибавке к нищенской сумме в двести гульденов. Он занялся своим делом.

Изучив немножко анатомию каракатицы и назвав это животное странным именем: «испанская морская кошка», Ян перешел к одному из морских червей, носящему в наши дни красивое имя «Афродита».

Он не знал научного названия червя — это не его вина, тогда этот червь еще был безымянным — и назвал его не менее странно, чем каракатицу: «бархатная морская улитка». Но дело ведь не в названии, а в том, насколько исследовано строение. А это было сделано на совесть.

А затем Ян заменил иголочки и скальпель пером и чернильницей: попробовал обобщить кое-что из виденного им, а видел он немало.

Бабочка, спрятанная в гусенице, — «фокус», который когда-то столь удивил заезжего герцога, — произвел не меньшее впечатление и на самого «фокусника». Ян начал всюду искать схожего с этим «фокусом». И вот мало-помалу создалась замечательная теория: все развивается по одним и тем же законам, развитие заключается в развертывании уже имеющихся признаков.

Примеры у Сваммердама имелись.

В яйце спрятан зародыш, его не видно, он прозрачен, но он там есть. В зародыше насекомого спрятана гусеница, в гусенице спрятана куколка, а в куколке — бабочка.

Безногий головастик соответствует гусенице насекомого, а головастик с ногами — куколке. Человек не исключение: безногий зародыш человека соответствует «червячку», зародыш с ногами — куколке. Даже у растений Ян нашел те же ступени развития: семя соответствует яйцу, росток — червяку, почка цветка — куколке, а распустившийся цветок — взрослому животному, ну хоть бабочке.

Нет никаких «превращений»: все стадии развития вложены одна в другую, и развитие состоит лишь в росте. Гусеница растет, вырастает до известных размеров и перестает расти. Она сбрасывает шкурку, и тогда становится видна куколка, которая до этого была спрятана внутри гусеницы. Внутри куколки спрятана бабочка.

Нет ничего нового, все имеется готовым с самого начала. Нужно только расти, «развертывая» уже имеющееся.

Есть игрушка «матрешки» — деревянные куколки, вложенные одна в другую. Вообразите, что у вас несколько таких матрешек: внутрь синей матрешки вложена красная, внутрь красной — желтая, внутрь желтой — зеленая. Синяя матрешка — яйцо, красная — зародыш, желтая — гусеница, зеленая — куколка. Матрешки-игрушки не растут, а сваммердамовские «матрешки» растут. Растет красная матрешка, разрывает синюю, сбрасывает ее — развивается зародыш. Затем начинает расти желтая матрешка, сбрасывает красную — перед вами гусеница. И так до последней матрешки.

Рассуждения Сваммердама были очень наивны, но вскоре их повторили высокоученые исследователи и философы. Появилась «теория вложения». Под разными названиями и в разных вариантах она просуществовала более двухсот лет.

Развитие лягушки и гвоздики:

I–VI — последовательные стадии, сравниваемые Сваммердамом («Библия природы»).

Эта замечательная теория не утратила своего значения и сейчас. Правда, автором ее считается уже не Сваммердам, а немец Вейсман^[9]. И по Вейсману в яйце спрятаны вложенные друг в друга зародыши, и по Вейсману в гусенице спрятана будущая куколка, а в куколке — бабочка. Разница между Вейсманом и Сваммердамом все же есть: Сваммердам видел бабочку в куколке, а Вейсман не видел — да и не мог видеть — всех тех загадочных «биофор», на которых построена его теория.