Гомункулус - Плавильщиков Николай Николаевич - Страница 17

Вот теперь-то Ян и начал свои похождения натуралиста. Ему хотелось устроить у себя такую же кунсткамеру, какая была у его отца. Он не имел лишнего гроша и не мог покупать всякие диковинки у приезжих моряков, — но зачем они, когда все вокруг кишит разнообразными животными? Чем крохотный жучок хуже яркой заморской птицы?

Начались странствования Яна. Он не отправлялся в опасные далекие путешествия, нет. Ян принялся исследовать окрестности своего родного города. Лазил по болотам, проваливался в грязь между кочками, резал руки о жесткую осоку. Бродил по лесу, продираясь сквозь заросли кустарников, ходил по полям. Каждая прогулка давала ему богатую добычу: жуков и мух, бабочек и кузнечиков, улиток, ракушек, пауков. Музейчик рос, хотя в нем и не было заморских редкостей.

— Так, так… Моя кровь… — улыбался аптекарь.

Собирание жуков и ракушек скоро перестало удовлетворять Яна. Изучать жизнь рачков, улиток и насекомых куда интереснее, чем смотреть на пустые раковинки или засушенных бабочек с обтрепанными крыльями. Теперь Ян подолгу просиживал над каким-нибудь жуком, копошившимся в песке, и терпеливо ждал: когда же жучок народит маленьких жучат.

Не удивляйтесь, что Ян — не мальчик, а большой парень — не знал того, что жуки не родят жучат. Триста лет назад не знали многого из того, что теперь знает всякий школьник.

До двадцати четырех лет прожил так Ян, бродя по полям и лесам, собирая всякие диковинки и надоедая матери бесконечными просьбами то зашить штаны, то починить куртку. Но всему бывает конец. Ян поступил в университет в Лейдене. Здесь он подружился с полезными ему людьми. Среди них были анатомы Стенсен и Де-Грааф. Тогда Де-Грааф еще не пользовался особой известностью. Позже он прославился: открыл так называемые «граафовы пузырьки» в яичнике млекопитающих. Правда, он ошибся, приняв эти пузырьки за яйца, но всё же пузырьки были названы его именем.

Такое знакомство привело к определенным последствиям: Сваммердам увлекся вскрытиями разнообразных животных.

Деля свое время между анатомическим столом и разговорами с друзьями за кружкой пива и фарфоровой трубкой с длиннейшим чубуком, Ян в 1663 году окончил университетский курс. Он тотчас же поехал во Францию, где и прожил некоторое время в Сомюре — небольшом городке на реке Луаре. Этот период времени не был богат открытиями, но Сваммердам научился вскрывать насекомых. А потом он перекочевал к своему другу Стенсону в Париж. Здесь Ян познакомился со своим будущим покровителем Мельхиседеком Тевено. Этот богатый и влиятельный человек одно время был французским послом в Генуе. Итальянцы в те времена очень интересовались естествознанием, и они-то и приучили к этому благородному занятию французского посла.

У всякого итальянского герцога имелся свой домашний ученый. Мог ли Тевено отказаться от такого удовольствия?

— Едем со мной! — пригласил он Сваммердама.

Наш будущий ученый очутился в имении вельможи в окрестностях Парижа.

Здесь он на славу поработал.

В 1667 году Сваммердам защитил в Лейдене диссертацию на степень доктора медицины и в том же году заболел малярией. Едва он успел выздороветь, как встретился с герцогом Тосканским. Этот покровитель наук приехал в Амстердам поискать хороших бриллиантов: голландцы славились своим искусством гранить драгоценные камни. Конечно, он не миновал кунсткамеры Сваммердама-отца, и в ней он встретился со Сваммердамом-сыном.

Ян Сваммердам (1637–1685).

Сваммердам-сын вскрыл перед герцогом гусеницу. Это была особая гусеница: она должна была со дня на день окуклиться.

Перед глазами изумленного герцога развернулась замечательная картина. Оказалось, что под кожей гусеницы уже имеются зачатки органов будущей бабочки — усиков, крыльев.

— Это вовсе не превращение, — говорил Ян. — Кто тут превращается и во что? Бабочка уже спрятана внутри гусеницы, нужно только вынуть ее оттуда. А гусеница спрятана в яйце. Ее не видно там, правда, но она прозрачная в это время.

Редкостный фокус — извлечение бабочки из гусеницы — очаровал герцога. Его ученые еще не додумались до этого.

— Едем со мной, — пригласил он Яна. — Я дам тебе двадцать тысяч гульденов, а ты возьми с собой свои коллекции.

Ян отказался.

Тем временем отец-аптекарь начал ворчать:

— Пора бы и за ум взяться. Что ж, так все и будет — жучки да мошки? Я сам люблю все это, — он гордо поглядел кругом, — но и дела не забываю. — Тут он глянул в сторону аптеки. — А ты? Так и будешь до седых волос на отцовские денежки жить? Доктор медицины… вот и займись практикой. За лекарством ко мне посылать будешь, а времени тебе для ученых занятий и тогда хватит. — Старик похлопал Яна по плечу. — Так-то, Ян, послушайся меня.

А Ян возьми да и не послушайся: ни одного пациента.

Отец подождал месяц, подождал другой, подождал полгода.

— Я перестану давать тебе деньги, — сказал он непокорному сыну. — Сам зарабатывай.

Тут Ян призадумался. Дело в том, что он начал прикупать кое-какие диковинки из заморских стран для своего музейчика. Угроза отца лишала его этой возможности. И все же он не сдался сразу.

— Я очень испортил себе здоровье, — сказал он отцу. — Я могу еще работать, сидя за столом, но принимать пациентов, ходить к ним я не в состоянии. Дай мне денег, я поеду в деревню, отдохну и полечусь. А тогда… — И Ян сделал такое движение, словно загребал в свои руки всех жителей Амстердама.

Старик не очень поверил сыну, но денег дал. Ян поехал в деревню.

Может быть, он и выполнил бы обещанное, но кругом было столько лесов, полей и болот! Все это прямо-таки кишело всяким зверьем — четвероногим, шестиногим, восьминогим. А в воде попадались и десятиногие. Как тут было утерпеть, как тут было ограничиться питьем парного молока! Ян махнул рукой на молоко и прочие деревенские прелести и засел за работу: принялся изучать водяную блоху. Она привлекла его внимание тем, что очень занятно подпрыгивала в воде, размахивая чем-то вроде пары длинных рук.

Папаша думал, что сынок лечится и набирается сил, а тот крошил да крошил жука за жуком — здесь водилось множество жуков-носорогов — и не думал о лечении.

Виноградная улитка, извлеченная из раковины («Библия природы»).

Пришло время ехать домой.

— Если ты так лечил себя, то как же будешь лечить других? — ядовито осведомился отец, увидев Яна. — Ты, кажется, забыл, что у меня аптека, а не гробовая лавка! — И, довольный остротой, захохотал.

Снова все пошло по-старому: Ян потрошил жуков и гусениц, а отец ворчал.

— Ах, что за чудесное животное! — восторженно восклицал Ян, наблюдая… вошь.

— Действительно, чудесное, — брюзжал отец.

— Конечно! — не унимался Ян. — Она так мала, и у нее есть все: кишки, мускулатура, дыхательные органы, нервная система, половой аппарат. Есть все, что и у нас. Вот только… самцов я ни разу не видал. Я анатомировал около сорока вшей, и все оказались самками. Должно быть, у вшей не бывает самцов.

И Ян нагибался над столом, где в стеклянной чашечке с водой лежала крохотная вскрытая вошь.

Он изучал ее много дней. Он нашел у нее даже «мозг», а брюшную нервную цепочку без дальнейших разговоров назвал «спинным мозгом», хотя она и лежала не на спинной, а на брюшной стороне.

— Это замечательное животное, — повторял Ян. — Это одно из чудес творения.

Отец сердито хлопал дверью и уходил в аптеку:

— Чудо творения… Придумал! Лучше бы порошок от блох выдумал: житья от них нет. А то — кишочки, трубочки… Эх, не задался у меня сынок…