Ядерный будильник - Гайдуков Сергей - Страница 23

• Предыдущая
• 23/95
• Следующая

— Что — Белов? Давай напрямую, безо всяких там…

— Напрямую будет так. Я пока отслеживал всю эту ситуацию… Короче говоря, я подумал — а он ведь ничего, этот парень. Белов, я имею в виду.

— В каком смысле?

— В смысле — упёртый такой, настырный. Правильный парень. Подходящий.

— Куда это он подходящий?

— К нам.

Бондарев вздохнул. Ему захотелось немедленно поделиться с кем-нибудь своими соображениями насчёт Дюка, но полковник Фоменко явно не был настроен на беседу, а говорить самому Дюку о его ошибках было примерно то же самое, что кидать в стену каучуковые мячики — мало того, что отскочат, ещё и по лбу треснуть могут.

— Ты… Ты давно в отдел кадров записался? — спросил Бондарев. — Тебя сюда за этим прислали?

— Я знаю, зачем меня прислали, — отмахнулся Дюк. — И я всё сделал правильно. Вот если бы ещё этот придурок свой лоб не подставил под пулю…

— А что ж ты с пулей-то не договорился? Что ж ты с ней не согласовал? Что вообще твой полковник в лесу делал?

— Белов взял полковничьего сына в заложники. Я полковнику сдал его местонахождение. Полковник взял своих ребят и почесал на место, чтобы все окончательно урегулировать. Я все организовал, выбрал полянку в лесу, поставил туда машину с Беловым и полковничьим сыном. Все как положено. А потом думаю — парень-то ведь неплохой. Глупый, правда, но это по молодости, это пройдёт. А хватка есть, а удар держит, один против системы пошёл и ведь продержался… Жалко терять такого парня. Полковник ведь его непременно замочил бы.

— И что же ты сделал после этих замечательных рассуждений?

— Я решил — дам парню шанс. Если он действительно толковый, то использует его, прорвётся.

— Ага… То есть ты ему в благотворительных целях положил в машину автомат.

— Не угадал.

— Оружие. Пистолет, нож…

— Не угадал. Я ему положил…

— Да хоть шоколадный торт. Тебя не за этим сюда посылали. Не ради экспериментов — прорвётся не прорвётся… — Бондарев замолчал.

— Ну, — сказал Дюк. — Ну-у-у…

— Что это ты нукаешь?

— Ну, теперь спроси меня. У тебя на физиономии написано, что ты хочешь меня спросить — прорвался он или не прорвался.

— Больше у меня ничего не написано на физиономии? Не написано, что я вообще обо всём этом думаю?! — Бондарев покачал головой, но Дюка эта демонстрация недовольства не обманула. После нескольких мгновений сурового молчания Бондарев нехотя спросил: — Ладно. Сколько там было людей с этим полковником?

— Пятеро, он шестой.

— Что за люди?

— Его личный отряд.

— А у твоего Белова? Что там за подарок?

— Чисто символическая вещь, — ухмыльнулся Дюк. — Чисто символическая.

В эти минуты, вполне возможно последние в жизни Алексея, время текло как-то слишком быстро, а мысли, напротив, — слишком медленно. Алексей для ускорения мыслительного процесса дважды треснул себя ладонью по лбу, но родилось лишь предложение развязать Олега Фоменко и дать ему хорошего пинка под зад — пусть бежит в лес, отвлекает на себя внимание. Предложение было бы неплохим, если бы у Алексея имелось время. А сейчас уже было не успеть распутать все эти мастерски завязанные узлы. Вот именно — мастерски. Какой-то недобрых дел мастер сварганил эту ситуацию, и смысл её только самому мастеру, должно быть, и понятен.

Секунды утекали, а руки Алексея лихорадочно шарили вокруг, рылись в «бардачке», забирались под сиденья… Он и сам не знал, что именно ищет; он искал что-то. Какую-то вещь, которая спасёт его. Что-то типа волшебной палочки. Что-то типа…

— Михалыч! — громко сказал мужской голос. Это было уже совсем рядом. Это уже… Это уже конец. Алексей мгновенно соскользнул с сиденья на пол, съёжился. Олег Фоменко на заднем сиденье, наоборот, оживился и заёрзал.

— Ты засёк кого-нибудь?

— Никого.

Это голоса с противоположных сторон поляны. Это кольцо. Кольцо — это замкнутая линия. Замкнутая. То есть не имеющая выхода. По-русски это ещё называется «кранты». И много ещё есть других хороших русских слов для обозначения такой ситуации.

— Я сейчас выйду, не шмальни в меня случаем…

— Ага.

Алексей машинально отметил, что эти говорят «шмальнуть», а у Алексея во взводе говорили про то же самое «засадить» или «херачить». Вот, оказывается, в чём разница. Когда ты стреляешь, то херачишь. Если в тебя, то шмаляют. Отлично.

Сейчас эти ребята вылезут из кустов, подойдут к машине и уж тогда так шмальнут, чтобы наверняка. Гады. Гады. Гады.

Он изо всех сил вжимался в пол, чувствуя рёбрами педали, рычаг… И ещё какую-то постороннюю вещь, которая не была предусмотрена конструкторами «ВАЗа».

Алексей быстро протиснул руку, схватил небольшой цилиндр, подтащил к себе. Это была та самая волшебная палочка, которую он так отчаянно искал. На этот раз она приняла форму и свойства дымовой шашки, но у Алексея не было претензий по этому поводу.

Кто-то из полковничьих людей, то ли Михалыч, то ли Петрович, выбрался в этот миг на поляну и направился к машине.

А потом пошёл дым, и стрелок пропал в дыму. Для Алексея это не было удивительным, для стрелка — было.

— Ах ты ж, мля! — прочувствованно сказал стрелок, прежде чем закашлялся и отступил назад. В следующую секунду что-то тяжёлое и тоже кашляющее ударило ему в грудь и повалило наземь. Палец стрелка на спусковом крючке судорожно дёрнулся, короткая очередь ушла в небо, но это было лишь начало.

Потому что затем все остальные стволы принялись палить наугад и без передышки, боясь упустить в дыму свою мишень. Полковник Фоменко яростно жал на спуск «Макарова», приняв участие в коллективном стрелковом безумии, и в какой-то момент ему вдруг показалось, что он различает в дыму человеческий силуэт. У Фоменко появилась твёрдая уверенность, что вот сейчас он влепит гадёнышу свинцовую оплеуху в башку, только надо чуть-чуть поближе подобраться… Фоменко, выставив пистолет перед собой и пристально вглядываясь в тёмную пелену возле машины, шагнул, потом ещё, а потом вдруг споткнулся, упал и больше не двигался. Никто этого и не заметил, потому что каждый был занят своим делом: стрелки лихорадочно расходовали боезапас, Олег Фоменко лежал на полу «десятки» и орал от ужаса, а Алексей спасал свою шкуру.

Алексей Белов пробежал в трех метрах от тела полковника Фоменко и не заметил его. Сейчас Алексея больше заботили две другие вещи — скорость и пули. Он бежал так быстро, как только мог, а пули… Пули ломали ветки и сбивали листья, с чавканьем входили в кору деревьев или просто проносились мимо с голодным свистом. Пуль было много, но они были глупы, и с каждым шагом Алексей все больше верил, что сумеет уйти. Вот ещё пять метров, вот ещё… И все эти пули, все эти крики — они постепенно оставались позади. Так ему казалось.

Пока вдруг голоса не раздались совсем близко. Слева, а потом оттуда прилетела и пуля, расцарапав Алексею плечо. Он стиснул зубы и резко свернул вправо, ещё больше согнувшись и ещё больше петляя, насколько позволяли ему деревья и кусты.

В какой-то момент он практически бежал на четвереньках, толкаясь руками от земли; а потом зацепился ногой за корень и покатился кубарем куда-то вниз, расцарапав лицо.

Алексей долго лежал абсолютно неподвижным и беззвучным предметом — не было ни чувств, ни мыслей, одна лишь усталость, камнем придавившая его к земле.

Где-то слышались голоса, но уже далеко, слов было не разобрать. Потом стало совсем тихо, но Алексей не торопился подавать признаки жизни.

Мошки липли к его кровоточащим царапинам — на лице, на ноге, на кулаках, разбитых об спецназовца в том отчаянном прыжке. Алексей нехотя их стряхивал с себя, но мошки не успокаивались, как не успокаивалась боль в его теле. Он стянул майку с плеча, осмотрел отметину от пули — ничего серьёзного. Можно было вставать и идти дальше. Только вот куда? И зачем? Если сутки назад у Алексея было довольно чёткое представление насчёт куда и зачем, то сейчас этого не было и в помине. Вся чёткость, вся уверенность испарилась, исчезла, как будто сон. И когда Алексей попытался вспомнить, когда же это исчезновение имело место, память со скрипом выдала ему лишь вечер возле дачи полковника Фоменко. Лесное шоссе. Свет фонарей. Необычная тишина. Глубокая, как колодец. Внезапный лязг открывшейся калитки.

• Предыдущая
• 23/95
• Следующая