Синяя дорога - Браун Жанна Александровна - Страница 46

А на голой каменистой площадке перед самым логовом лежало искалеченное тело Ноэля де Брезака. Стальные доспехи были смяты, руки и ноги неестественно вывернуты, сквозь прорези шлема натекла лужа крови. Переломленное копье и двуручный меч валялись неподалеку.

Жак взялся за ручки тележки. Даже если чудища нет в норе, оно скоро вернется и не пройдет мимо отравленной приманки.

Тележка с грохотом покатилась по крутому склону, несколько раз подпрыгнула, перевернулась, одно колесо отлетело в сторону, и, наконец, тележка и истерзанный кабан порознь шлепнулись на площадку внизу. И сразу же, в ответ на раздавшийся шум из тьмы переплетшихся стволов донесся жуткий шипящий звук:

— Кх-х-х!..

Жак, едва удержавшийся на склоне, упал на землю; редкая трава не могла прикрыть его, и он понимал, что если змей взглянет наверх, то сейчас же обнаружит непрошенного гостя. Теперь обрыв казался совсем ничтожным.

Внизу посыпались камни, заскрипело сгибаемое дерево, и из черного провала расщелины одним мгновенным рывком выдвинулась голова змея. Быстро перебирая чешуйчатыми лапами, он выбрался из норы, сильным ударом отбросил в сторону доспехи баронета.

Массивная лапа поднялась второй раз и ударила вепря. Громко хрустнули кости.

Жак, вжавшись в землю, затаился между кустиками иссопа и глядел, не в силах отвести глаз.

Нет, это был не тот игрушечный змей, которого с такой легкостью пронзает на иконах скачущий Георгий Победоносец. В ущелье разлегся настоящий дракон, покрытый несокрушимой броней, вооруженный острым гребнем вдоль спины и всесокрушающего хвоста. Кривые когти напоминали мавританские сабли, а клыки в открытой пасти были почти полутора пядей длиной. От морды до хвоста в чудовище насчитывалось не меньше тридцати шагов.

Дракон наклонил пасть над кабаном и, блеснув клыками, оторвал ему голову. Лапа нетерпеливо рванула тушу, распоров вепрю брюхо. Издав знакомый шипящий звук, дракон окунул морду в кровавое месиво. Через минуту все было кончено. От кабана не осталось даже костей, и дракон разлегся на солнце, прикрыв маленькие пронзительно красные глазки морщинистыми нижними веками. Тонкий раздвоенный язык метался между оскаленных зубов.

Солнце поднялось совсем высоко, отвесные лучи немилосердно палили, над известковыми утесами, переливаясь, дрожало прозрачное марево нагретого воздуха. От сухой травы тянуло душным пряным ароматом. Из ущелья поднималось зловоние. Голова кружилась, склоны плыли перед глазами. Но уходить было нельзя, во-первых, потому, что малейшее движение могло привлечь внимание лежащего чудовища, а во-вторых, Жак знал, что если уйдет сейчас, то уже никакими силами не заставит себя вернуться и проверить действие яда.

Дракон вздрогнул, раскрыл глаза и медленно переполз к телу де Брезака. Лизнул алым языком засохшую кровь, потом опустил морду на землю. Хвост дракона беспокойно дергался, гремя чешуей по камням. Движения его становились все более редкими и вялыми, наконец прекратились вовсе. Красные глаза потухли.

Жак ожидал, что отравленный колосс будет реветь, кататься по камням, биться в судорогах на дне ущелья. Но ничего этого не было: громада дракона недвижно лежала перед ним, вокруг глаз толклись мухи.

Жак еще долго выжидал, опасаясь, что страшилище просто спит. Наконец решившись, он поднялся на колено и взял лук. Стрела ударилась о костяную пластину на морде дракона и отскочила, не оставив следа. Дракон продолжал лежать.

По осыпающемуся под ногами склону Жак спустился вниз, осторожно приблизился к чудовищу. В трех шагах от уродливой головы остановился, поднял с земли двуручный меч господина де Брезака, выставив его перед собой, подошел к монстру вплотную, нацелился острием в фигурную ноздрю, зияющую над пастью, и что есть силы навалился на рукоять. Секунду казалось, что кожа дракона не уступит натиску стали, но потом клинок легко и быстро вошел в плоть, погрузившись до половины.

Дракон не шелохнулся. Из рассеченной ноздри вытекла струйка зеленой крови.

Жак отвернулся от поверженного чудовища и принялся насаживать слетевшее колесо. Потом отыскал стрелу, впрягся в тележку и покатил ее прочь. У выхода из ущелья оглянулся: рыцарь Ноэль сеньор де Брезак лежал рядом с убитым гигантом. Меч рыцаря торчал из окровавленной морды.

Всякий увидавший эту картину поклялся бы, что доблестный рыцарь убил дракона, но и сам был повержен издыхающим чудовищем.

— Ты навек прославишься, добрый сеньор, — пробормотал Жак.

Отойдя от скал на приличное расстояние, Жак принялся собирать хворост и грузить его на тележку. Разрешение на сбор у него было. Стрелу и лук он спрятал в одной из вязанок. Теперь никого не удивит, что делал он с тележкой в лесу.

Вскоре он уже вывозил груз из леса. На краю поля остановился, вытер рукавом пот со лба.

Хлеб стоял стеной. Усатые колосья пшеницы покачивались на ветру. Еще две недели — и можно будет жать. Ничего не скажешь — удачный год, урожай будет по меньшей мере сам-десят. И если больше ничего не случится, то даже после выплаты всех повинностей хлеба хватит до следующего лета.

— Ну успокойся! Ведь тебе уже шесть лет. Разве мужчины плачут?

Мальчик безутешно рыдал, прислонившись к белому резному столбику дачного крыльца.

— Перестань же! Тебя обидели?

Почему все мальчики шумно играют на полянке, а ее сын опять прибежал в слезах?

Он отнял от лица мокрые от слез руки и сердито проворчал, ни к кому не обращаясь:

— Синяя Дорога.

— Что? Что ты сказал?

Ей показалось, что она ослышалась.

— Синяя Дорога, — он прерывисто всхлипнул.

— Господи, какая синяя дорога? — она вздрогнула. А он размазал слезы по лицу и вдруг улыбнулся:

— Я ее все равно найду! Пусть тогда смеются сколько хотят!

Она подхватила его в охапку и потащила к умывальнику. Нет, быть такого не может, это просто совпадение!

— Понимаешь, — оживленно заговорил он, отфыркиваясь от струйки холодной воды. — Есть такая Синяя Дорога. Никто не знает, где она, но она обязательно есть. И там… Мама, это ведь не просто дорога, она особенная. По ней пройдешь босиком — и сбудется все самое хорошее. Будет удача в работе. И много друзей вокруг. И никогда не будешь болеть. Понимаешь, мама, какая это дорога?

Она протянула ему полотенце:

— Откуда ты это взял?

— Папа рассказывал, — мальчик отчужденно улыбнулся. — Он ее так и не нашел. Это сделаю я. Он мне поручил.

— Что ты выдумываешь? Он же погиб, когда ты был совсем крошечным! Откуда ты мог слышать о Синей Дороге?

— От папы, — он тряхнул головой.

— Да ты его и не помнишь, — она суетливо собирала полотенце, мыло и щетку. Мыло шлепнулось на дорожку. — Подними, не видишь? — прикрикнула она.

— Помню, — он задумчиво отряхивал мыло от песка. — Я лежал в кроватке — голубенькой такой, деревянной. А папа подошел в сапогах и в шлеме, а костюм у него был белый-белый. И сказал: "Ну, сынок, слушайся маму, расти большой. Вернусь — все с тебя спрошу".

Они поднялись на веранду. Дом стоял на холме, отсюда было видно, как солнце опускается над лесом. Смолкли крики игравших на поляне ребят: их уже позвали ужинать.

— Костюм у папы был белый-белый, — повторил мальчик, усаживаясь за стол. — И сапоги, и шлем!

— Дурачок, — печально улыбнулась мать. — Это же я тебе рассказывала. И про голубую твою кроватку, и про папин костюм.