Аборигены Прерии - Калашников Сергей Александрович - Страница 12

– Прими картинку, – она не представилась и даже не обратилась, а просто сказала это, едва установила связь.

– Ух, ты! – сейчас он видел ее глазами. – Срочно уходи вверх!

– Не могу, Степашка, две семьсот. И скорость терять нельзя…

Каменные стены словно наскакивали на нее то справа, то слева. Рыхловатые с виду, обнажающие структуру слоев осадочных и метаморфических пород, местами заросшие или вдруг отчего-то идеально гладкие. Делла интенсивно маневрировала, заботясь о том, чтобы выписываемые парапланом дуги нигде не пересеклись с твердой поверхностью.

– Правее возьми, стена слишком близко.

– Нельзя, сейчас выйду из ветровой тени, и меня как раз вправо и швырнет.

– Ух ты, йе! Уваливайся!

– Так и сделала, сейчас обойду этот столб и под другим углом попробую через ту узость… нет, вот другой проход открылся.

Минут десять интенсивного маневрирования – и лабиринт остался позади. Зато крутые стены долины с обеих сторон интенсивно сближались.

– Что такое, Делла, почему падает скорость?

– Встречный ветер в узком месте, только со снижением еще и продвигаюсь.

Земля была уже в паре десятков метров под ногами, уплывала за спину со скоростью неторопливого пешехода, но стены разошлись в стороны и развалились в склоны, на которых росли трава и кустарник. Можно было даже немножко набрать высоты и подразогнаться. До верхней точки участка оставался всего километр, а там… Аххх! Вот это вид. Панорама восхитительная. Под ногами плыла долина со множеством озер, слева – пик Эскапизма, горделиво подбоченясь, смотрел в спокойные зеркала воды и отражался в них вместе с высоким небом и перышками облаков.

Делла умышленно повернула голову во все стороны, показывая всю картину, и услышала сдавленный полувыдох-полустон восторга:

– Ух, ты! Здорово! Я прерываюсь, на посадку захожу. Пока. – Было понятно, что Степану жалко прерывать контакт и браться за рычаги.

А ей предстояли еще несколько часов скучного однообразного полета. Следующий интересный момент будет часа через четыре, это уже в прямой трансляции не передать – ее парень в это время на службе.

Чей парень?

Ну, подруга, ты даешь!

Буквально несколько минут прошло, и вдруг до слуха донеслись не вполне благозвучные звуки. Кто-то насвистывал, причем фальшиво, но, тем не менее, мотив был узнаваем. Перевела взгляд на индикаторы – Степка почему-то оставил задействованным голосовой канал.

«Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе», – вот что он выводил, засранец. Только без слов. Не иначе, сконцентрировался на приземлении, и вылезло из него рефлекторно.

Так вот! Такой шрам на этом самом месте у Деллы имелся, она как-то раз нерасчетливо кое с чего съехала. Не заметить его он не мог.

И не так уж сильно он фальшивил.

Западнее южной части Большого хребта находилась та самая прерия, облик которой воодушевил человека, давшего имя планете. С гор, среди которых сверкающие льдом вершины встречались лишь изредка, сюда стекали многочисленные ручьи и речушки, их большая часть терялась в бескрайних просторах. Лишь четыре реки – Борейка, Зефира, Эолка и Анемона – доносили свои воды от самых ледниковых отрогов до южного берега материка, напоив по пути прибрежные заросли густого кустарника.

Оставив позади, по левую руку, самый северный и самый маленький из «снеговиков» – пик Эскапизма, – Делла без приключений прошла Еловую падь, глубокую долину между горами основного хребта. Свежий ветер в спину и превосходная видимость – это было замечательно. Вылетела на равнину со скоростью авиетки или даже коптера, удержалась в воздушных потоках, ради такой удачи даже пересидела в стропах лишних пару часов, отмечая с удовольствием по датчику позиционирования проглоченные километры. Она выиграла по сравнению с первоначальным планом целых два дня пути, и на закате приземлилась рядом с домиком фермера, с которым договорилась заранее. Гор с земли отсюда уже не было видно.

«Домик» превзошел любые ожидания. Эта двухэтажная постройка размером тридцать на тридцать метров с плоской крышей и внутренним двором была возведена из самана и не имела наружных окон с южной стороны, зато внутри царила тень, и даже крошечный фонтанчик журчал свободно падающими струями.

Приняли гостью сдержанно – раньше ни с кем из здешних обитателей она знакома не была. Густой пастообразный сок непривычного вкуса и ломтики маринованной тыквы – вот и все, чем ужинали. Но сытно. Комнатку выделили, как у всех, с выходом на внутреннюю галерею – цепь балконов или лоджий, опоясывающую открытое пространство. Хоть и с устатку, но отметила, что семья большая, три поколения, внуки взрослеют.

Проснулась привычно рано, едва забрезжило, а дом-то уже был полон движения. Завтрак из чашки отличного кофе, подслащенного ложечкой патоки, сухой творог, смоченный почти не сладким, но очень фруктовым сиропом – все это выдавалось едокам по мере их прибытия к столу в неограниченных количествах. Никто никого не ждал, никто никуда не спешил. Пользуясь утренней прохладой, народ отправлялся на поля. Делла тут позиционировала себя как батрака, так что выдачу ей мотыги, она же тяпка, она же окучник, она же сапа, восприняла как нечто само собой разумеющееся. Обрядили ее в белую юбку до пят, а на плечи накинули пелерину длиной до кистей рук. О шляпке с фатой сказали, что годится, и к сандалиям тоже претензий не было. Вся группа оказалась готова одновременно и отправилась к месту работы на одном четырехколесном велосипеде. Педали у него – доски, на которые давят ногами все пассажиры, сидящие верхом на мягкой продольной балке в затылок друг другу.

Арбузов вокруг – видимо-невидимо. Размеры и плотность окраски – на любой вкус. Некоторые Делла даже и не пыталась бы приподнять, зато другие можно подбрасывать и ловить одной рукой.

До нужной делянки докатили в два счета. Весело ехали, с гиком и присвистом, с прибаутками и толканием. И ее облапали, но как-то необидно, даже можно сказать, мотивированно, вроде как на ухабе поддержали. Она и поняла-то не сразу, за какое место ее «поддерживают». Потом рассмотрела этого «исследователя» – а он еще и улыбнулся ей лучезарно. Показала кулак. И решила, что на обратном пути сядет сзади всех.

Арбузы и плети с их листьями заносили вправо, протяпывали обнажившуюся полосу земли, потом перекладывали зелень на обработанный участок и рыхлили освободившееся место, а уже потом распределяли листву, стебли и подрастающие плоды на обе полосы. Действовали энергично и слаженно, даже с некоторой художественностью. А по соседству шел полив. Тут крепкие мужики с трехведерными баллонами за спиной и длинными трубками на концах коротких шлангов впрыскивали точно отмеренные порции воды прямо в места, где проклюнулись всходы.

Появление солнца из-за горизонта и постепенное нарастание жары привели к снижению темпа работ, а когда светило приблизилось к верхней точке своего маршрута, все двигались плавно и неторопливо. Обратно ехали медленно, долго и трудно, потом был душ, обед из окрошки на кефире и адмиральский час до наступления вечера. Жара спадала медленно и неохотно, а усталость все никак не хотела покидать тело. Надо же, как наработалась. Даже планы воспитания «охальника», что поначалу вынашивала, прикидывая, как задать трепку расшалившемуся подростку, бледнели в ее воображении с каждым часом.

Следующий рабочий день дался заметно труднее. Вообще неделя оказалась утомительная, но потихоньку девушка втянулась и начала примечать вокруг себя все больше и больше интересного. И конечно, прежде всего, это касалось арбузов. Ими кормили коров, для чего даже специально выращивали огромные монстры, которые крепкие мужчины при погрузке подхватывали вдвоем специальным захватом – а то выскальзывали. Множество разных паток и сиропов, вываренных из корок и сердцевины, обильно включалось в рацион, были и сорта плодов с плотной мясистой мякотью, содержащей относительно мало влаги и отлично насыщавшей. Или наоборот – водянистые и очень сладкие, сок которых газировали, а то и пускали на бражку. Просто товарные плоды – привычные всем – в заметном количестве увозили в сторону побережья. И дыни двух десятков видов, и тыквы любых размеров и форм.