Архангельские новеллы - Шергин Борис Викторович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/29
• Следующая

— Верно, с голоду несчасны дерутся. Бросим черева-та им!

Жужа да Маха стали ись да кольцо-то в черевах и нашли. Кольцо волшебно не потонуло. Его эта рыбина проглотила...

Наши друзья от радости мало не убились. До закати'мого тут праздновали, а ночью подобрались к тюремной ограды. Машка па стенку залезла, положила кольцо в кирпич и давай петь.

Ванька услыхал и показался в окошечко.

— Моя, — говорит, — кошечка была эка же пасть. Машка окно приметила и по трубе айда к хозеину.

Он схватил ей, целует... А Маха суприз подает... Как у бедного парня сердце от радости не лопнуло! Ну, кольцо с руки на руку переменить да языком лягнуть не долго... Выскочило три ерманца:

— Что, новой хозеин, нать?

— Немедленно воротить на старо место дом с крыльцом и мост кольцом...

Утром осударь вышел на проминаж, а мост как век тут был, и пароходики из-под его взад-вперед. Ваньке ту же минуту от императора телеграма:

— Прошшаю. Ульянку можно вымепять на другу дочку. Добавлю деньжонок.

Ванька на ответ:

— Нам ваши дочки и даром не надо, и с деньгами не надо!

Стали опять поживать четверыма — Ванька с мамкой да кошечка с собачкой. А дом с мостом отворотили в другу сторону.

На веках невкотором осударстве царь да ише другой мужичонко исполу промышляли. И по началу все было добрым порядком. Вместях по рыболовным становищам болтаются, где кака питва' идет, тут уж они первым бесом.

Царь за рюмку, мужик за стакан. Мужичонка на имя звали Капитон. Он и на квартире стоял от царя рядом.

Осенью домой с моря воротяцца, и сейчас царь по гостям с визитами заходит, по главным начальникам. Этот Капитонко и повадился с царем. Его величию и не по нраву стало. Конешно, это не принято.

Оногды императора созвали ко главному сенатору на панкет. Большой стол идет: питье, еда, фрелины песни играют. Осударь в большом углу красуется. В одной ручки у его четвертна, другой рукой фрелину зачалил. Корона съехала на ухо, мундер снят, сидит в одном жилету. Рад и тому бажоной, што приятеля нету.

Вот пир к концу заприходил. Царицы Аграфены пуще всех в голову вином ударило. И как только ейной адъютант Королев в гармонь заиграл, она вылезла середка залы и заходила с платочком, запритаптывала:

Сенаторы, которы потрезве, смеются:

 — Хы-хы! При муже кавалера припеват. Вот до чего — и то ничего.

И вдруг это веселье нарушилось. Капитонко в залу ворвался, всех лакеев распехал, увидал, что царица Аграфена утушкой ходит, сейчас подлетел, ногами шарконул и заходил вкруг ей вприсякду, с прискоком, с присвистом. Песню припеват:

А у самого калошишки па босу ногу, у пинжачонка рукав оторван, карманы вывернуты. Под левым глазом синяк. И весь Капитон пьяне вина! Царь немножко-то соображает. Как стукнет по столу, да как рявкнет:

— Вон, пьяна харя! Убрать его!

Капитонко царя услыхал, обрадовался, здороваться лезет, целоваться:

— На, пес с тобой, ты вото где? А я с ног сбился, тебя по трактирам, по пивным искавши!

Придворны гости захикали, заощерялись... Это царю пеприлично:

— Кисла ты шерсь! Ну, куда ты мостиссе?! Кака я те, пьянице, пара? Поди выспись.

Капитонку это не обидно ли?

— Не ты, тиран, напоил! Не тебя, вампира, и слушаю! Возьму батог потяжеле, всех разбросаю, кого не залюблю!

Брани, дак хоть потолоком полезай. Царь с Капитоном драцца снялись. Одежонку прирвали, корону под комод закатили. Дале полиция их розняла, протокол составили.

С той поры Капитона да амператора и совет не забрал. И дружба врозь. Мужичонко где царя увидат, все стращат:

— Погоди, навернессе ты на меня. Тогда увидам, которой которого наиграт.

Судятся они друг со другом из-за кажного пустяка. Доносят один на другого. Чуть у царя двор не убрали или помойну яму закастили, мужичонко сейчас ко квартальному с ябедой.

Вот раз царь стоит у окна и видит: Капитонко крадется по своему двору (он рядом жил) и часы серебряны в дрова прятат. Уж, верно, крадены.

Царь обрадовался!

— Ладно, зазуба! Я тебе напряду на кривое-то веретно.

Сейчас в милицию записку. У мужика часы нашли и самого в кутузку. Он с недельку отсидел, домой воротился. И даже супу не идет хлебать, все думат, на царя сердце несет. Вот и придумал:

У царя семья така глупа была: и жена, и дочки, и маменька. Цельной день по окнам пялятся, кивают, кавалерам мигают, машут. Царь их никуда без себя не пускат в гости. Запоежжат, на войну ли, на промысел, — сейчас всех в верхней этаж созбират и на замок закроет.

А вокурат тот год, как промеж царем да Капитонком остуда пала, в царстве сахару не стало. Капитонко и придумал. Он в короб сору навалил, сверху сахаром посыпал да мимо царский дворец и лезет, пыхтит, тяжело несет... Царские маньки да вапьки выскочили:

— Эй, мужичок! Откуда эстольку сахару?

— На! Разве не слыхали? Заграничны пароходы за Пустым островом стоят, всем желающим отсыпают.

Ваньки-маньки к царю. Царь забегал, зараспоряжался:

— Эй, лодку обрежай! Мешки под сахар налаживай!

Аграфена с дочкой губы надувают:

— Опять дома сидеть... Выдал бы хоть по полтиннику на тино, в тиматограф сходить. Дома скука, вот так скука дома!

Царь не слушат:

— Скука? Ах, вы, лошади, кобылы вы! Взяли бы да самоварчик согрели, грамофон завели да... Пол бы вымыли.

Вот царь замкнул их в верхнем этажу, ключ в контору сдал, мешки под сахар в лодку погрузили и, конешно, пива ящик на свою потребу. Паруса открыли и побежали за Пустые острова. С царем свиты мужика четыре. Провожающий народ на пристани остался. Все узнали, што царь по сахар кинулся. Капитонко украулил, што царя нету, сейчас модной сертук на прокат взял, брюки клеш, камаши с колошами, кепку, заместо бороды метлу, штобы пе узнали. Потом туес[9] полон смолы, пеку черного налил, на голову сды'нул, идет по городу да вопит:

— Нет ли лбов золотить!? А вот кому лоб золотить?

К царскому дворцу подошел да как вякнет это слово:

— А нет ли лбов золотить?!

Царева семеюшка были модницы. Оне из окна выпехались, выпасть рады.

— Жала'м, мы жалам лбов золотить! Только ты, верно, дорого спросишь?

— По причине вашей выдающей красоты отремонтируем бесплатно. К вам кото'ройду затти?

— Мы сидим замчёны и гостей к себе на канате, на блочку' подымам.

Вот они зыбочку спустили, тот примостился:

— Полный ход!

У Аграфены силы не хватат. Мужик тяжолой, да смолы полпуда. Аграфе на девку да матку кликнула. Троима за канат ухватились, дубинушку запели:

• Предыдущая
• 12/29
• Следующая