Вне закона - Акимов Владислав Иванович - Страница 1

• 1/21
• Следующая

В избе было тепло и душно.

Маша, жена Ивана Александровича, ловко орудуя деревянной лопатой, выволакивала на шесток стряпню. Новорожденные пироги попадали в проворные руки бабки Андреевны и тут же исчезали в мохнатых полотенцах, отправляясь на покой в горницу.

В ожидании первомайских пирогов за столом томились порядком разомлевшие от жары и бессонной ночи охотники. Егерь Иван Александрович Барсуков, навалясь грудью на стол, лениво ковырял вилкой соленую капусту. Напротив него в майке и босиком сидел городской гость Михаил Иванович Воронцов.

«…передаем прогноз погоды», — хрипловато возвестил со стены репродуктор.

Иван Александрович цыкнул на женщин, и без того тихо колдовавших у печи.

«…в последующие дни ожидается переменная облачность. В северных и центральных районах области слабый дождь. Температура воздуха ночью 1—2 градуса выше нуля. Днем от 4 до 10 градусов тепла…»

— Ну вот, теперь можно будет и волчками заняться.

Барсуков подошел к окну, толкнул раму. В избу тугой струей полилась утренняя прохлада. Обалдев от нахлынувшей свежести, бабочка-крапивница, которая уже давно билась о стекло, несколько минут сидела на подоконнике и нерешительно помахивала пестро-красными крылышками. Потом она полетела через дорогу, где на деревянные тротуары падали косые лучи вылезшего из-за изб солнца.

Кругом чернела обтаявшая земля, о ночном заморозке напоминали только белые полоски на крышах да искристо-белый уголок покрытой инеем полянки за домом.

— Когда думаешь, Иван, искать выводок?

— Да тянуть-то долго нельзя. Кабы его не побеспокоили.

Барсуков опустился за стол, снова ковырнул вилкой капусту.

— А поспешишь, тоже плохо. Видел, какая сухота в лесу? К глухарю и то подкатить мудрено. А тут волк! Да и охотников понаехало — пропасть. Тут без присмотра нельзя. Ну, а уж как охотников провожу, так сразу и за выводок. И в лесу помягче будет.

Барсуков говорил медленно, словно прислушиваясь к собственному голосу.

— Волчица старая, стреляная. Два раза выводила в логу под Кошелями. В позапрошлом году я у нее щенков забрал, а ее только слегка пометил. В прошлом году кто-то ее, видно, стронул, и она всех щенят уволокла к Говорухе. Только в августе их нащупал. Матерого, троих прибылых и переярка мы в осень взяли. А она опять ушла и остальных за собой увела. Ждал ее в феврале, в марте. Считал — к логову должна подтянуться. Ждал-ждал да и ждать перестал, думал, забили где.

В конце марта, как раз оттепель была, я из Пискарей на подводе еду. Смотрю: следы. Свежо так прошли. Волчица матерая и самец. Стал следить. По всему видать — моя старая знакомая. Сначала они у татарских деревень шкодили. Лося затравили, колхозников малость порастрясли. Скоро и поближе пожаловали. По переходам видно, что устроилась она опять на Говорухе. Сперва оба туда ходили, а теперь один самец. Значит — волчица на логове. Думаю, на прошлогоднем месте. Там ее до осени не шевелили. Место глухое. Ямы карстовые.

Помнишь, как-то мы с тобой с тока шли, да по левую руку от Журавлинской дороги по грани свернули? Тут, чуть вверх по речке, в левом отвершке, и логово.

— Ну-ко, охотнички, раздвигайтесь!

Маша расчистила на столе место для пирога, а он, пахучий и румяный, уже торжественно ехал на бабкиных руках из горницы. Появление пирога внесло всеобщее оживление. Задвигались скамейки, зазвенела посуда.

— Мать, Сашку-то будить пора. Хватит спать. Люди, поди, уж с флагами ходят.

Иван Александрович пододвинул свою табуретку к приятелю.

— У меня, Миша, одна идейка есть. В журнале «Охота и охотничье хозяйство» прочел я здорово любопытную статейку. Охотник один рассказывает, как он воспитал и приручил волчонка. Да мало приручил — натаскал его, а потом не один год с ним охотился и по зверю, и по птице. Ты понимаешь, натаскал, как собаку! Ну, а о чутье и других охотничьих качествах, сам знаешь, говорить нечего. Все это у волка похлеще, чем у самой наилучшей собаки. Так ведь? И вот запала мне думка. Что, если… а?

Иван Александрович вприщур внимательно глядел на приятеля.

— Ну что ж. У тебя это, Ваня, по-моему, выйдет!

Весна была затяжная. Май в Предуралье уже подбирался к двадцатым числам, а леса стояли голые, как в позднюю осень. Только по южным склонам от вышедшего в копейку листа березняки курились бледно-зеленой дымкой.

То крепкие заморозки, то непогодь, то егерские хлопоты — все что-нибудь мешало заняться волчьим выводком.

На закрытие охоты Барсуков прихватил Сашку. Вдвоем было веселей да и сподручней. Браконьеры встречались задиристые. Трофеями Барсуковых в это последнее охотничье утро были три протокола да отобранная у браконьера «ижевка».

Стало совсем светло, но солнце еще не взошло. На северо-востоке оно густо окрасило низкие, напоенные влагой облака в оранжевый цвет. Уходя в высь, цвет этот бледнел, и висящая над головой облачная кисея уже только чуть розовела.

На Журавлинской дороге Сашка вслед за отцом снял шапку и, стоя с задранной к еловому вершиннику головой, никак не мог определить: то ли бусит с неба, то ли просто морочно и сыро кругом от набежавшего к утру тумана.

На севере раскатисто ухнул выстрел. За последние полчаса он был уже третьим. Стреляли там, где были сплошные ельники и глухие лога, и никаких глухарей, и тем более тетеревов, там, конечно, не могло быть. Стреляли рябка.

Лицо Ивана Александровича помрачнело.

— На Сухой речке браконьерят. Я пойду, а ты, сынок, шагай-ка через Журавли к дому. К обеду дотопаешь, а я, может, и до вечера задержусь. Видишь, братва какая понаехала.

Сашка согласно кивнул:

— Ладно, давай действуй.

Затем он шагнул на обочину залитой вешней водой дорожки и ходко пошел в затянутый туманом лесной прогал.

Идти ему было легко и вольготно. Состояние удрученности и досады, возникшее после встречи с браконьерами, сменилось невесть отчего нахлынувшей радостью.

Прострочив мокреть лесного покоса, дорожка нырнула в ельник. Покрытая кое-где крепким, звенящим под сапогом «черепом», она бежала все дальше, укрываясь в тени разлапистых елей. Ее белеющая ледком полоска то вдруг стремительно ныряла в шумящие ручьями ложки, то тяжело взбиралась на густо поросшие пихтовым подлеском угоры.

Скоро среди мрачного чернолесья стали попадать огромные, казавшиеся на темном фоне елей особенно яркими и веселыми, красные стволы сосен. Потом появились березы, осины, и в лесу стало заметно просторнее и светлее.

До Журавлей оставалось километра два, когда высоко над Сашкиной головой с характерным шелестом пролетел молодой глухарь. Следя за его стремительным полетом, Сашка вспомнил слова отца. Где-то близко здесь была речка Говоруха, а за ней ток. Сашка некоторое время в нерешительности стоял на дороге, но вдруг, заметив в нескольких шагах от себя квартальный столб, быстро пошел к нему. С севера на юг дорогу пересекала просека, та самая, о которой говорил отец.

Не раздумывая более ни минуты, Сашка свернул на квартальную.

Через полчаса просека скатилась под гору, запуталась в разлапистом вершиннике растущих в логу сосен, затерялась и только на другом берегу Говорухи, разорвав сосновое мелколесье, светлой полоской убежала дальше на юг.

Сашка спустился к речке, стал поднимать голенища сапог, и тут увидел волчьи следы.

Они шли от речки в угор и обратно. Сердце молодого охотника екнуло…

Старое логово, по словам отца, было в отвершке, впадающем в Говоруху чуть выше просеки. Сашка перешел речку и внимательно осмотрел тропу. Следы некоторое время шли по ней, потом круто сворачивали, уходя вверх по логу. На спрессованной снегом прошлогодней траве от волчьих лап оставались вмятины. Очевидно, волчья тропа вела к логову. За сеткой ольховника виднелся черный мыс ельника, отделяющий Говоруху от впадающего в нее отвершка. Стало быть, логово могло быть совсем близко. Словно в подтверждение этого, с отвершка отчетливо донеслась сорочья стрекотня.

• 1/21
• Следующая