Выбери любимый жанр

Юмористические рассказы - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 33


Изменить размер шрифта:

33
Тебя безумною любовию любя,
Готов отважиться на подвиг я опасный,
Но если ты обманываешь меня,
То знай, что мститель я ужасный.
Как ягуар я кровожаден, зол,
Тебя я буду мучать пыткою смертельной,
Потом, вонзив в сердце тебе топор —
Ращет покончу с жизнью твоей изменной.

Меланхолик Бенцион был прямой противоположностью своему пылкому брату. Тона у него были элегические, нежные, и даже стихи так и назывались «Элегия».

Ты пела в сладостном томленьи:
Милый мой, люблю тебя.
Внимали сим речам в сомненьи
И звёзды, лес, шептавшийся с природой…
Теперь же всё прошло… навек…
Нет больше этих чудных снов.
И так исчезнет всякий человек,
Бесследно так же, как и это.

Письма и стихи очень потешили секретаря и сотрудников.

— Какой же вы дадите ответ этим чудакам? — спросил секретарь.

— Увидите, — засмеялся я.

На другой день я ответил в «Почтовом ящике» — в ряду других юмористических шутливых ответов неудачникам пера и карандаша — братьям Абраму и Бенциону из м. Степанцов.

«Братья-писатели! Приводим ваши стихи, представляя их на суд публике. Очень талантливо. Я думаю, все согласятся с нами, что самое лучшее для вас, — это забросить ваши степанцовские дела и приехать в Петербург, чтобы такие гениальные дарования развивались и совершенствовались в благоприятных условиях. Довольно ли вам по 500 рублей в месяц заработка?»

В ближайшем номере журнала «Почтовый ящик» был напечатан, и журнал разлетелся по всей необъятной России, вплоть до безвестных Степанцов.

II

Однажды, когда я, сидя у себя, просматривал последнюю корректуру, мне сообщили:

— Вас на лестнице спрашивают каких-то двое.

Я вышел.

На площадке лестницы действительно стояли два худых, грустных господина, обременённых чемоданом, парой подушек и какими-то коробками и свёртками.

— Что та-ко-е? — отшатнулся я в удивлении. — В чём дело? Вы, вероятно, не ко мне?

— Ну, если вы редактор, то к вам, — сказал, дружелюбно улыбнувшись, старший человек. — А если не редактор, то не к вам.

— Мы прямо, так сказать, к нему, к редактору, — подтвердил господин помоложе.

— Кто вы такие?

— Конечно, он нас не узнал, — обернулся один к другому.

— Конечно, если они нас никогда не видали. Хе-хе! Мы — братья Самуйловы. Он — Абрам, а уж я так Бенцион.

— Что же вам от меня угодно?

— Смотрите! — сказал Бенцион. — Это человек так занят, что даже всё забыл. Мы же из Степанцов, которые стихи вам прислали, а вы ещё написали — «приезжайте, можно склеить гениальное дельце». Бенцион толкнул Абрама в бок, и тот одобрительно, полный радужных перспектив, захохотал.

Я похолодел.

— И вы потому, что прочли мой ответ в «Почтовом ящике», потому и приехали?

— Ну, конечно, — кивнул курчавой головой Абрам. — Зря на чтобы мы поехали?.. А так — отчего же!

— Сделайте милость! — подтвердил Бенцион.

Я стоял бледный, растерянный.

— Где же вы… остановились?

— А нигде. Прямо так с вокзала, то к вам. Стихов привезли кучу. Три недели писали.

— Ну, хорошо… Заходите через четыре дня… Я подумаю.

Братья схватили свой чемодан, подушки, взялись за руки и послушно повернулись к дверям.

— Постойте, — остановил я их. — А деньги-то у вас пока есть?

— Абрам, — с любопытством обратился Бенцион к брату, — а деньги у нас пока есть?

Тот полез в карман.

— Есть. Рупь с мелочью. Билеты стоят, извините, чертовски дорого. Ну, мы как-нибудь пока.

— Постойте! — нетерпеливо вскричал я. — Нате вам пока, а там увидим.

— Зачем? — удивился Абрам. — Ведь мы же ещё не заработали.

— Это так принято, называется аванс, берите.

— Называется аванс, — подтвердил Бенцион. — Бери, Абрам. Отработаем.

Они застенчиво взяли деньги и ушли, а я весь день чувствовал себя в глупом положении неопытного, растерявшегося спирита, вызвавшего духов и не знающего, что с ними делать. Когда я рассказал. в редакции об этом случае, весь день во всех углах стоял гомерический хохот.

III

Братья пришли ровно через четыре дня.

— Здравствуйте, — сказал Бенцион. — Как поживаете? Нечего сказать — большой город Санкт-Петербург. А?

— Нечего отнимать время у них, — сказал деловым тоном Абрам. — Вынимай стихи.

Оба, как по команде, вынули из карманов по пачке стихов и положили передо мной.

— Эти ещё лучше, чем те, — сказал Бенцион.

— Ого! — захохотал Абрам, подталкивая одобрительно брата в бок. — Гораздо более!

Я развернул одну пачку с тайной бессмысленной и беспочвенной надеждой найти в ней что-нибудь мало-мальски годное для печати.

Первое стихотворение начиналось так:

Будет осень, но будет не время.
Скажут: милый знакомиться с ней,
С той красивой, пухлявой девчуркой,
Чей глазки печальны, как ночь.

— Хорошо, — нерешительно сказал я. — Зайдите через неделю, мы их прочтём, посоветуемся.

— А! — торжествующе воскликнул Абрам, подмигивая Бенциону. — Уже нас читают, об нас советуются. Недурно, а?

— У вас ещё деньги есть? — спросил я.

— Есть, — ответили они, но по их лицам я видел, что денег у них нет.

Чтобы не слышать возражений, я сказал:

— Получите деньги, это так принято. Всякий писатель получает аванс, когда даёт вещь для печати.

— Хорошее дело быть писателем, — сказал Бенцион. — Какой дурак Гришка Конухес, что он сидит в своей галантерее. Что такое, спрошу вас, галантерея в Степанцах? Ха-ха-ха!

Они раскланялись и ушли, а я схватил сам себя за волосы и заскрежетал зубами.

Через неделю они опять пришли, взявшись под руки, сияющие, полные самых радужных надежд.

— Ну?

— Пока ничего, — пожал я плечами. — Деньги у вас есть?

— Нет, — покачал головой Абрам, — деньги мы у вас больше не возьмём. Мы узнали: таких правилов нет, чтобы деньги брать да брать, а что же дальше?

Опустив голову, Бенцион тихо добавил:

— Ну, нам некоторые тут знакомые сказали, что стихи наши не такие гениальные, как мы думали…

Сердце моё сжалось.

— Ну, что вы!.. Стишки ничего себе… только…

В это время у меня сидел заведующий нашей конторой: грубоватый, суровый старик.

— Да что в самом деле: стихи да стихи. Стихов у нас и так хоть залейся… Вы бы лучше объявление хорошее принесли.

— Объявление? — удивился Бенцион. — Какое?

— Публикацию от какой-нибудь фирмы для нашего журнала. А то стишки — эка невидаль.

Братья стояли молча. Вздохнули и дружно сказали друг другу:

— Ну, идём.

— Ну, идём.

— Возьмите ещё аванс! — вскричал я, хватая Бенциона за руку.

Он деликатно высвободился и ушёл.

IV

Однажды, когда я сидел, полный чёрных мыслей о своём легкомысленном поступке и о судьбе исчезнувших братьев, ко мне постучались.

— Ну, кто там?

— Извините, — сказал Бенцион, протискивая вперёд Абрама. — Мы ещё раз к вам. Вот: не надо ли?

Протиснутый вперёд Абрам положил мне на стол какую-то бумагу и застенчиво отскочил. Его место занял Бенцион, положил какую-то бумагу и, глупо улыбаясь, тоже отскочил.

«Ещё стихи», — усмехнулся я про себя и робко заглянул в подсунутые мне бумаги.

33
Перейти на страницу:
Мир литературы