Чертова баба - Арбенина Ирина - Страница 39

• Предыдущая
• 39/60
• Следующая

— Странная вы студентка! Звонили, звонили… Что-то плели насчет дипломной работы — и вот! Что вы тут собираетесь со мной делать-то на кладбище?

— Да ничего я не собираюсь с вами делать, — попробовала успокоить старушку Аня. Начало разговора получалось не слишком удачным. Напрасно, кажется, Светлова понадеялась, что тема похорон волнует Елизавету Львовну так же, как и тема болезней.

— Ой, ли?

— Я интересуюсь обстоятельствами смерти вашего брата, — уже без всяких уловок и вранья насчет дипломной работы честно выложила золовке Светлова.

Удивительное дело, но Елизавета Львовна почему странным образом сразу успокоилась.

— А вы знаете, — вдруг заметила старая дама, — я всегда знала, что кто-нибудь этим рано или поздно заинтересуется!

«Ну, вот как хорошо: человек волнуется, когда что-то непонятно, а когда понятно, сразу успокаивается», — обрадовалась такому поведению золовки Светлова.

— Ведь не может быть, чтобы Леша так странно и рано умер. И ничего — всем наплевать! Не может ведь так быть? — вопросительно взглянула на Аню Елизавета Львовна.

«Наивная, наивная золовка Елизавета Львовна. Вера в справедливость у этих стариков просто неистребима, — вздохнула про себя Аня. — Еще как бывает! И умирают, и рано, и странно. И никого это не колышет».

— Значит, вы даже ждали, что кто-то рано или поздно заинтересуется обстоятельствами смерти вашего брата? — произнесла она вслух, обращаясь к золовке.

И Елизавета Львовна кивнула своей седой головой в круглой каракулевой шапочке.

Оказалось, что кроме собственных болезней, есть нечто, что интересует Елизавету Львовну еще больше. И это была странная смерть ее брата.

— А вы все-таки кто? — наконец спросила она у Светловой. — Ведь не студентка же?

— Видите ли… Я частный детектив, — призналась Аня.

— Ну, тогда это точно то, что нужно, — вздохнула Елизавета Львовна. — Понимаете, при вскрытии выяснилось, что смерть наступила в результате отравления. Да, в общем, никто в этом и не сомневался, и я в том числе. Но они квалифицировали его как пищевое отравление.

— Кто?

— Судебно-медицинские эксперты. Они посчитали, что яд попал в желудок вместе с каким-то спиртным. У Леши там, в его квартирке московской, где я нашла брата мертвым, стояли бутылочки.

— Какие бутылочки?

— С наливкой вишневой. Леша из деревни привозил.

— Ах, вот оно что!

— Ну, они и сделали заключение — по статистике, мол, самая распространенная смерть от вишневой наливки с косточками.

— Статистика у нас, — вздохнула Светлова, — как всегда, сама замечательная в мире — что нужно, то и подтвердит. А я-то думала, что улицу в неположенном месте переходить более рискованно, чем пить вишневую наливку…

— В общем, они мне все говорили, успокаивали: зачем и кому могло понадобиться убивать вашего брата? Не волнуйтесь, это не убийство. Такой тихий человек — и ничего из квартиры не пропало!

— А вы все равно волновались?

— Я и сейчас не успокоилась. Понимаете?.. Я много раз пила эти его вишневые наливки — и, как видите, жива! А Леша умер. В расцвете сил… Он ведь был не стариком. Мужчина средних лет. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — успокоила ее Светлова «Ох, как понимаю…» — подумала она про себя.

— Скажите, не было у него каких-то происшествий в квартире незадолго до смерти? Может, приблизительно в то же время, когда он погиб?

— Да нет…

— Взлома? Кражи?

— Нет. Нет…

— Мог кто-нибудь проникнуть в квартиру без его ведома?

— Ну, если бы нашелся кто-то, кто смог открыть и закрыть замок, то вполне. Ведь когда Леша уезжал в деревню, квартира стояла пустой.

"Итак, два почти очевидных убийства, — думала Светлова, распрощавшись с золовкой Елизаветой Львовной. — Доктор Милованов, Леша Суконцев… А возможно и кто-то еще! И это, не считая подозрений по поводу убийства Селиверстова.

Да… для такой серии преступнице нужен весомый мотив!

Конечно, деньги — это мотив, но неужто у Погребижской такие высокие гонорары? И в этом ли дело?

А зачем столь немолодой уже Лидии Евгеньевне столько денег?"

Светлова вспомнила вдруг Феликса Федуева, его поклонение писателю Ивану Андреевичу Гончарову. А ведь, пожалуй, нью-помещик прав: Гончаров — писатель ну очень современный. И Светлова открыла запомнившийся ей отрывок. Тот самый, где дядюшка Петр Иванович спрашивает племянника, почему его потянуло из деревни в столицу:

"Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?

— Я приехал… жить.

— Жить? То есть, если ты разумеешь под этим словом есть, пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко: тебе так и не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя. А если ты думал что-нибудь другое, то объяснись.

— Пользоваться жизнью, хотел я сказать, — прибавил Александр, весь покраснев. — Мне в деревне надоело — все одно и то же…

— А! Вот что! Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету, составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни?

— Ведь это очень дорого, — заметил наивно Александр.

— Мать пишет, что дала тебе тысячу рублей: этого мало, — сказал Петр Иванович. — Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело жить в деревне; он хочет пользоваться жизнью, так тот привез пятьдесят тысяч и ежегодно будет получать по стольку же. Он точно будет пользоваться жизнью в Петербурге, а ты — нет!" Светлова закрыла книгу и задумалась.

Жить и не пользоваться жизнью? Ну, нет… Очевидно, Лидия Евгеньевна, несмотря на свои годы, собирается еще жизнью попользоваться. Ведь приятней и удобней ездить на «Гелендвагене», чем на «Оке». Но для этого нужны деньги. Вот она и доит Погребижскую. Поэтому и читает с такой радостью новые произведения.

Новые сказки — новые бабки…

. Стало быть, алчность секретаря Лидии Евгеньевны — как мотив всех этих убийств? Нет… Маловато… Такое ощущение, что маловато будет — для мотива.

Такое ощущение, что следует поискать что-то повесомее.

А капитан Дубовиков между тем обдумывал информацию, сообщенную ему его давнишним приятелем, до сих пор работающим в органах, в отличие от него самого, отставного капитана. Ибо та информация, которую Дубовиков записал на автоответчик Светловой, была далеко не единственной, попавшей ему в руки. В тех сведениях, что капитан утаил от Анны, не было вроде ничего особенного. Милиция вышла на след, почти «села на хвост» заурядному, средней руки преступнику, уже, видно, не первый год промышлявшему в столице… Ничего особенного.

Ничего особенного? Если бы не место, где базировался и проживал этот тип. А проживал этот тип под Тверью…

И теперь капитан Дубовиков задумчиво изучал карту. Ставил точки, кружочки, проводил загадочные линии, соединял ими эти свои точки и кружочки.

Ну, в общем, просто генерал, размышляющий над будущим полем сражения.

0-хо-хо-хо… Вроде бы все сходится! В тех же самых местах нашли и труп Селиверстова…

В общем-то, Тверь не так уж и далеко от Москвы, размышлял капитан.

Скатать, что ли?

Преступник этот мелкий пока только в разработке у милиции. Милиция его «деятельность» с убийством журналиста Селиверстова никак не связывает. У них к этому хмырю свой интерес.

И пока, суть да дело, пока на этого деятеля милиционеры соберут материал, пока возьмут с поличным… Анино дело совсем скиснет. Застряло, судя по всему, на мертвой точке. Что там с этим парнем, журналистом Селиверстовым, случилось? Поди теперь разбери — уже и столько времени прошло, с тех пор как он погиб.

И опять же этический момент. Не скажет капитан ничего об этой информации Светловой — нехорошо. Считай, подвел, и дружбе конец. Она надеется, ждет от него информации. И как не сказать?! Информация — Дубовиков нюхом своим капитанским чует! — точно по ее делу, прямо ключевая информация.

Не сказать ничего — ну, значит, просто Светлову под корень подрубить.

Может статься, Анна без нее, без этой информации, и вовсе до истины не докопается. А сообщит ей капитан — что будет? Анна сама туда, к этому деятелю, сунется и подведет капитанского приятеля под монастырь — все-таки информация конфиденциальная.

• Предыдущая
• 39/60
• Следующая