Такая разная любовь - Пембертон Маргарет - Страница 6

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая

Трудности начались, когда Примми дошла до пункта, где требовалось указать краткие сведения о себе. Что, скажите на милость, могла бы она написать о своей жизни интересного для Джералдин, Кики или Артемис? Что овдовела после двадцати лет супружеской жизни? Что у нее четверо детей и дом в Корнуолле? Звучит не слишком интригующе.

Примми сжала в ладонях кружку с чаем, подумав, как мало ей известно о жизни подруг. Как сложились их судьбы за долгие годы разлуки? Проще всего было следить за жизнью Кики. Иногда Примми читала о ней в журналах Люси. Какое-то время фотографии Джералдин тоже довольно часто мелькали на страницах газет, в основном в колонках светской хроники, но не потому, что Джералдин имела какое-то отношение к индустрии развлечений. Просто она постоянно находилась в окружении известных бизнесменов и влиятельных аристократов, чьи имена были у всех на слуху. Вышла ли она в конце концов замуж за одного из этих в высшей степени подходящих кандидатов в мужья, Примми не знала, но одно могла сказать с уверенностью — жизнь Джералдин ничем не напоминала ее собственную, бесцветную и однообразную, но счастливую жизнь в Ротерхите. А как насчет Артемис?

У Примми сдавило горло. Невозможно вспоминать об Артемис и не думать о Дестини. Особенно сейчас, после того мгновения в церкви, когда внезапные воспоминания заставили ее пережить приступ мучительной боли.

Артемис удачно вышла замуж. Когда Примми в последний раз слышала о ней, помимо дома в Котсуолде у Артемис было еще два — в Лондоне и в Испании, двое сыновей в Итоне и муж, принадлежавший к тому же кругу честолюбивых дельцов, что и высокопоставленные приятели Джералдин. Еще будучи девчонкой и учась в средней школе Бикли, Артемис проявляла повышенное внимание к происхождению и социальному статусу своих знакомых. Так чего ради станет она интересоваться Примми после стольких лет? А если вспомнить все, что произошло между четырьмя подругами, трудно представить себе причину, по которой Кики, Джералдин или Артемис захотелось бы связаться с Примми или друг с другом.

Чай давно остыл, и Примми, морщась от головной боли, поставила кружку на стол. Зная, что единственное лекарство от мигрени — свежий воздух, она накинула плащ и шагнула за дверь. Дневной свет померк, уступив место сумеркам. Это застало Примми врасплох. Не желая сдаваться, она плотнее запахнула плащ и медленно направилась вниз по дорожке, к уединенной церкви на берегу.

Запертая церквушка оказалась даже меньше, чем церковь Святого Георгия. По-видимому, она была действующей — во всяком случае, на крыльце висело расписание служб на последнюю неделю мая.

За церковью мыс круто обрывался, нависая над узким серпом песка и гальки у самой воды. Вниз вела едва заметная тропинка, и Примми храбро зашагала по ней, не заботясь о том, что уже смеркается, а вскоре станет совсем темно. Она слишком глубоко погрузилась в воспоминания о прошлом, чтобы задуматься о настоящем. Каждый шаг к морю уносил ее все дальше от действительности. Вот промелькнули и унеслись девяностые годы. Восьмидесятые. Семидесятые.

Наконец, ступив на мокрую от водяных брызг гальку, она остановилась и замерла, засунув руки в карманы, подставляя лицо ночному ветру.

Шестидесятые.

Тогда-то все и началось. Тогда их четверых связывали такие прочные узы, что, казалось, никакая сила не сможет разрушить эту дружбу.

Примми окинула взглядом блестящую поверхность моря, уже начавшую чернеть у горизонта, и с необыкновенной ясностью вспомнила 14 сентября 1962 года.

Начало.

Сентябрь 1962 года

— Скорей, Примми! Тебе сегодня никак нельзя опаздывать!

Примми стояла перед зеркалом, поправляя узел школьного галстука. Сначала она немного затянула его, потом расслабила. Ну и где же должен быть узел? Пожалуй, лучше приподнять его чуть-чуть повыше. Да, так гораздо лучше, хотя теперь проклятый галстук мешает дышать.

— Примми!

— Иду, мама! — Она поспешно натянула красновато-коричневый форменный блейзер и схватила с кровати новенькую блестящую сумку.

— Ох, Примми! — восхищенно воскликнула мама, глядя, как дочь торопливо сбегает вниз по лестнице. — Дорогая, какая ж ты у меня умница. Как же я тобой горжусь. Прям слов нет. Отсюдова никто еще не поступал в Бикли. Никто.

— Да, но я попала туда просто потому, что мистер Мосс предложил мне попробовать побороться за стипендию. — Примми отчаянно пыталась справиться с волнением, но голос по-прежнему предательски дрожал. Хоть бы мама поскорее закончила этот разговор. Примми и так не находила себе места от тревоги — она никого не знает в Бикли. На прошлой неделе в местные средние школы практического или классического обучения перешли все подруги Примми, но им было куда проще — ведь они шли в новую школу вместе, большой дружной ватагой.

Школа Бикли не относилась к числу обычных средних учебных заведений. Это была дорогая привилегированная частная школа. Занятия в ней начинались позднее, чем в местных школах, куда пошли учиться подружки Примми, а добираться туда нужно было поездом и потом еще долго идти пешком.

— Ну что? Будешь теперь учиться шикарно жить, да? — дразнили ее подружки, когда новость о том, что Примми получила стипендию в элитарной частной школе, достигла игровой площадки. — Ну, ты ведь всегда о себе много воображала, Примми Сертиз. Всегда ставила себя выше всех и ходила в любимчиках у учителей.

Примми горячо спорила, обиженная несправедливыми нападками. Но ее никто не слушал. Злобные, язвительные насмешки сыпались на девочку со всех сторон, и Примми очень скоро поняла одну простую истину: невозможно поступить в школу Бикли и при этом по-прежнему считаться своей в Ротерхите. Кремовый и красно-коричневый цвета школьной формы Бикли навсегда отдалили ее от прежних подруг. В этом не было ее вины, но в родном районе о ней уже говорили как об одной из «этих», а не как об одной из «своих».

И теперь, с тяжелым сердцем глядя, как мама надевает шляпу и плащ, Примми со страхом думала о том, что ее новые одноклассницы в Бикли станут относиться к ней точно так же. Именно по этой причине она старалась тщательно следить за своей речью. Не потому, что ей хотелось говорить безупречно, как, судя по всему, думали ее бывшие подруги, а просто чтобы в новой школе не отличаться от других учениц.

— Тебе вовсе не обязательно идти со мной, мама, — робко заметила она. Меньше всего Примми хотелось в первый же день в Бикли стать мишенью для насмешек, появившись в школе в сопровождении мамы, словно пятилетний ребенок. — Я отлично помню дорогу. И вовсе я не… — Примми осеклась и тяжело вздохнула. — Я не заблужусь. Школа, конечно, далеко от станции, но идти нужно все время прямо.

— Может, так оно и есть, Примми, — возразила мама, снимая воображаемую пылинку со школьного блейзера дочери, — но в самый первый день я уж лучше пойду с тобой, для верности. А теперь давай-ка ноги в руки, а не то проклятый поезд уйдет без нас.

Первое, что бросилось в глаза Примми, когда они с мамой шли целую милю с четвертью от станции к школе, — это поразительное количество машин, движущихся вдоль обсаженной деревьями дороги. Все пассажирки были одеты в форму школы Бикли. Некоторые ученицы в красно-коричневых блейзерах шли пешком, но все они шагали, сбившись в стайки, весело болтая, и ни один форменный блейзер не выглядел таким кричаще новым и вопиюще жестким, как у Примми.

— Это прям настоящее путешествие, а, дочка? — тяжело отдуваясь, пробормотала мама, когда они достигли ворот школы. — Что ж, у тебя ножки молодые. Так что, ежели не пропустишь утренний поезд, будет полный порядок.

Школа оказалась низкой и вытянутой, со множеством огромных окон. Покрытая гравием площадка напротив школьного здания тоже поражала своими размерами. Впрочем, именно такая площадка здесь и требовалась: в ворота Бикли то и дело одна за другой стремительно въезжали машины. Хрустя гравием, они останавливались на площадке и извергали из своих салонов сразу по две, три или даже четыре девочки.

• Предыдущая
• 6/105
• Следующая