Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/85
- Следующая
Бракин чуть не сел от удивления. Поглядел на Колю с уважением. «Видно, на бродячих собаках тоже можно деньги делать», – кратко резюмировал он для себя.
Коля открыл заднюю дверь.
– Давайте, лезьте.
Но тут Бракин решил проявить твёрдость. Чтобы он – всё пузо в дерьме! – полез в этот храм из кремовой кожи? Не-ет, хоть он уже и не совсем человек, но человеческое достоинство пока ещё при нём.
Рыжая непонимающе вертелась возле него, не решаясь прыгнуть первой в распахнутую дверцу.
Коля потоптался. Потом сообразил:
– А! Ты ведь интеллигент! Ну, извини, – не учёл.
Он достал из багажника старый коврик, развернул и постелил в салоне.
– Устроит? – спросил лаконично.
Бракин деликатно тявкнул, толкнул сначала Рыжую, потом влез внутрь сам.
Коля оглядел их, присвистнул.
– Не, ты всё же циркач, как я погляжу! Только из какого цирка – не ясно. К нам цирк в последний раз осенью приезжал.
Бракин сдержанно тявкнул. Цирка он не любил. Тем более собачьего.
После шикарной машины он был готов ко всему: к двухэтажному краснокирпичному особняку, чугунной ажурной ограде, охраннику у входа… Но Коля, покуролесив по горбатым улочкам неподалеку от грязной речушки Ушайки, остановился перед обычной «деревяшкой» с металлическим сараем-гаражом и черемухой под окном.
Бракин в недоумении огляделся. Ему еще не приходилось бывать в этом районе. Типично деревенская улица, хотя и асфальтированная, штабеля горбылей у ворот, деревянные заборы, вороньи гнезда в кронах старых тополей.
Коля открыл дверцу, выпуская собак. Двинулся к гаражу, но был остановлен воплем:
– Ты опять??
В калитке стояла осанистая женщина с газетой в руке. Из-за её спины, со двора, донёсся радостный разноголосый лай.
Коля промолчал, боком подошел к гаражу, стал открывать висячий замок.
– Чем ты их кормить будешь, ирод? – повысила голос женщина.
– Да ничего… – промямлил Коля. – Прокормимся как-нибудь.
Он показал на Бракина и сказал льстивым голосом:
– Ты только посмотри, какой кобель. Экстерьер-то, а? Да за него можно кучу денег огрести!
Женщина мрачно посмотрела на Бракина. Бракин ей, видно, глянулся. Но потом она заметила Рыжую, которая пряталась за Бракиным и завопила уже в полный голос:
– А эту на что?!
– Ну… – смутился Коля. – Это вроде подруга его. Шерсть хорошая. Пояс лечебный на поясницу свя…
Он не договорил, женщина бросилась к нему, сжимая в руке свернутую газету, как дубинку:
– Пояс? Пояс? Да сколько их вязать-то можно? А шапку, ирод, не хочешь, а? Рыжую!!
Она успела огреть Колю газетой по шее, пока тот нырял в гараж.
В гараж она не пошла. Остановилась, сделавшись задумчивой, и сказала:
– И где ж они жить будут?
– Да здесь и будут, – отозвался Коля из темноты.
– Здесь? – обреченным голосом сказала женщина.
– Ну, а где ж им ещё… Больше негде.
– Ирод, – подытожила женщина, пошла во двор и с треском захлопнула калитку.
Коля выглянул. Посмотрел на Бракина.
– Ты её не бойся. Бывает. Вы ж у меня не первые. А Людка добрая. Вообще-то.
И задумчиво почесал шею.
Остаток дня Бракин и Рыжая провели в гараже, все на том же драном коврике. Издалека доносилась ругань: видимо, Коле пришлось совсем худо.
Было холодно, голодно, нещадно кусали блохи, и Бракин неумело, но ожесточенно чесался и покусывал бока и хвост. Рыжей блохи были привычны. Она дремала и изредка потявкивала во сне.
От инструментов и запчастей на полках, от канистр и бочек воняло невыносимо. От этих запахов тоже хотелось чесаться, и Бракин с тоской вспомнил свою уютную теплую мансарду в Китайском переулке.
Спустилась ночь.
Внезапно за дверью послышались шаги, скрежет замка. В гараже вспыхнула тусклая грязная лампочка. Коля подошел к собакам, поставил две алюминиевые чашки с чем-то съедобным. Рыжая мгновенно ожила, рванулась к еде, с жадностью в минуту выхлебала всё. Посмотрела на Бракина, который лежал, отвернувшись от чашки. Осторожно потянулась ко второй чашке, прижала уши – и накинулась.
Бракин вяло стукнул хвостом: жри, мол, давай, не бойся.
Коля всё это время сидел на корточках, вздыхал, сосредоточенно о чём-то думал.
Рыжая вылизала и вторую чашку. Пыхтя, круглая, как мячик, ткнулась в руки Коли. Потянулась, вильнула хвостом. Глаза у нее были узкие, замаслившиеся.
Коля погладил её по голове.
– Вот что, ребята… – сказал он уныло. – Придётся вам, понимаешь, уйти.
Рыжая ничего не поняла. Бухнулась на спину, выставив круглое, почти безволосое брюхо, вытянула лапы – просила почесать.
Бракин поднял ухо, взглянул на Колю.
«Мы понимаем», – сказал он, и Коля догадался.
– Отвезу-ка я вас обратно на Черемошки. Там вам всё же привычней будет.
Он взял коврик, постелил под задним сиденьем. Рыжая взвизгнула, видимо, предвкушая очередное развлечение, с готовностью сиганула внутрь. Бракин молча полез следом.
Коля сел за руль, выехал из гаража.
Запер ворота, снова сел в кабину.
Ехали молча, долго, петляли по бесконечным кривым закоулкам, о существовании которых Бракин и не подозревал. Свет фар выхватывал из тьмы заборы, заводские цеха, деревянные домишки, черные тополя, переметенные позёмкой трамвайные рельсы.
Наконец машина остановилась.
Коля вышел, открыл заднюю дверцу.
Бракин выглянул: машина стояла перед той самой пятиэтажкой, возле которой находились помойка и люк теплотрассы. Молча прыгнул из машины в снег. Рыжая удивленно тявкнула: она пригрелась и прикорнула в машине, и не понимала, зачем надо вылезать в холод и тьму.
Бракин обернулся на неё, негромко, но внятно рыкнул.
Рыжая поёрзала, вздохнула, и колобком выкатилась следом.
Хлопнули дверцы, заурчал мотор. Машина мазнула белым светом по помойке, кирпичной стене склада, и пропала за углом.
Стало темно и тихо.
Рыжая забеспокоилась, несколько раз тявкнула. Побегала вокруг, обнюхала люк теплотрассы, крыльцо, которое вело к железной двери почтового отделения, вернулась. Села напротив Бракина и наклонила голову. Как бы спрашивала: ну, в смысле, и что дальше?
Бракин взглянул в сторону переулка, помеченного реденькой цепочкой фонарей. И неторопливо затрусил мимо помойки, склада, магазинов, через площадь, где разворачивались автобусы, – прямо в полутемный горбатый переулок.
Рыжая в недоумении тявкала, то отставала, то припускалась следом. Наконец, смирилась, и покорно побежала за Бракиным.
Пройдя по одному переулку, Бракин свернул в другой, потом в третий.
Остановился перед аккуратным домиком с мансардой. В домике горел свет. Бракин сел и негромко тявкнул: здесь!
Рыжая села рядом и тоже уставилась вверх, на темный балкончик под крышей: на этом балкончике Бракин, бывало, в летние ночи любил сидеть, глядя в небо.
В двух кварталах от того места, где сидели Бракин и Рыжая, по переулку двое ребятишек тащили санки с корытом, полным снега: снег был навален с верхом, горбом.
Навстречу им выехал из ворот Рупь-Пятнадцать с алюминиевой бочкой: отправился к колонке за водой. Ему было скучно, и при виде ребятишек он остановился. Спросил:
– Чего везёте?
– А тебе-то что? – огрызнулся Андрей. Санки были тяжелые, он сопел и упирался изо всех сил.
Рупь-Пятнадцать помолчал.
– Снег мы везём! – сказал Андрей, и тоже остановился. Сам-то он тащил бы и ещё, но жалел Алёнку: часто останавливался передохнуть.
– Снег? – переспросил Рупь-Пятнадцать. – А чего его возить туда-сюда? Снегу везде много.
– Не твоё дело! – снова огрызнулся Андрей.
Рупь-Пятнадцать пожал плечами.
– Конечно, не моё. А интересно всё-таки.
– Мы играем, – объяснила Алёнка. – Игра у нас такая, понимаешь?
– Понимаю, чего ж не понять.
– А чего везём – тайна!
– Тайна – это хорошо, – сказал Рупь-Пятнадцать, вздохнул, и потащил санки с бочкой к колонке. – Тайны я уважаю. Они у всех есть. Только у меня у одного тайны нет.
- Предыдущая
- 21/85
- Следующая
